Профессор солнечных пятен | Глава 3. Епархиальный физик

Глава 3. Епархиальный физик

Ученицы Циолковского

Калужское епархиальное женское училище, расположенное по соседству с Шахмагоновским реальным для мальчиков, находилось под контролем архиепископа. Физику и математику на положении «исполняющего обязанности преподавателя из платы по найму» разъяснял девицам известный в Калуге автор фантастических и научных проектов Константин Эдуардович Циолковский. В начале ХХ века он отметил 20-летие педагогической деятельности и, уйдя на пенсию по уездному училищу в Калуге, для дополнительного заработка договорился учительствовать в Епархиальном.

Циолковский организовал физический кабинет из склада поломанных оптических приборов, проводил разнообразные опыты на уроках, которые у него были по существу лекциями; он продвигал недозволенную химию и бесправную астрономию. В шестом классе объяснял набожным девушкам давление световых лучей и химические действия электрического тока.

Константин Эдуардович начинал уроки с опроса — проверки знаний. Вот он вызвал Инну Грибачеву — дочь известного калужского лесопромышленника. Смуглая, изящного сложения девица с длиннющими и толстенными косами, выпущенными наперед изрядных выпуклостей груди, уверенно рассказывает урок по учебнику физики.

— Что... Что вы говорите?! Подождите! — останавливает девушку Константин Эдуардович. — Вы сначала расскажите про опыт, который я вам показывал, и все, что видели во время опыта, потом уж идите к теории. Теория вытекает из фактов и опыта. Помните это и не забывайте!«

Опыт с объяснением заканчивался беседой о значении научных открытий.

В связи с опытами по электричеству Циолковский говорил, что в будущем силе тока предстоит большая роль в жизни человека. Рассказывал, как устроена пущенная в 1912 году Калужская городская электростанция рядом с Новоторжковским базаром.

По теме «Аэростат» Циолковский показывал монгольфьер, который летал с куколкой из хлебного мякиша по классу, а сам задорно и вдохновенно рассказывал о будущем воздухоплавания, когда и металлических управляемых аэростатов будет больше, чем гусей и лебедей.

По теме «Притяжение тел и движение» он растолковывал закон всемирного тяготения и в связи с этим давал некоторые сведения по астрономии, вспоминал мечту человечества о завоевании Вселенной. Фантазировал. Будто человечество не останется вечно на своей планете. но, в погоне за светом и пространством, сначало робко долетит до Луны и Марса, потом уж разгуляется по всем планетам Солнечной системы и даже полетит к иным звездным мирам.

«Но в природе материи есть очень непонятная и пока что неизвестная математике сила. Это сила земного тяготения, которая держит всякое физическое тело у Земли и не пускает нас на небо. Но и эту силу притяжения мы одолеем!» — со счастливой уверенностью говорил Константин Эдуардович.

Возбужденные ученицы так и впились взорами в учителя-волшебника, надеясь услышать какие-то новые и свежие сведения о небе. Впечатление получалось огромное, провинциальному девичьему разуму давался толчок к повышению точки зрения.

Константин Эдуардович продолжал: «Да, одолеем! Есть средство — это ракета. Такой реактивный прибор космического корабля, на котором человечество вознесется на небо и завоюет все небесное пространство! Мы освоим беспредельные просторы космоса, используем энергию солнечных лучей на благо человечества и расселимся по прекрасному лицу Вселенной!..»

Ревизор из Епархиального управления Докучаев в отчетах хвалил Циолковского: «Константин Эдуардович излагает уроки просто, ясно и наглядно, чем очень заинтересовывает своих слушательниц».

Чиновник епархии Белявский в 1909 году тоже отзывался положительно: «Алгебру, геометрию и физику в 5-х и 6-х классах вверенного нам училища преподает известный в Калуге математик-самоучка, имеющий звание учителя уездного училища. Это колежский асессор Константин Циолковский, который весьма умело и успешно ведет дело, умеет соединять ясность и обстоятельность объяснений».

Константин Эдуардович был добрым и душевным человеком. Однако не стеснялся ставить двойки туповатым ученицам.

Впрочем, ленивым, но способным девушкам Циолковский говаривал: «Плохо знаете урок, но я вашу двойку оскоблю, а вы подучите, и я вас еще спрошу».

Такое не раз слышала Инна Грибачева. И не переспрашивала: «Как это — оскоблю?» Знала, что глуховатый и бородатый мудрец-учитель заберет отметку в скобки и вместе нее поставит «3» или даже «4».

Иной раз учитель, поправляя над крутым и массивным носом пенсне, спрашивал измученную устным лепетом ученицу: «Сколько же вам поставить?»

Самолюбие и стыдливость мешали благородным девушкам прибавить себе балл, а хотелось бы...Ответ был после элегического вздоха: «Ах, ставьте, сколько достойна!» Константин Эдуардович ставил строгую тройку.

Ученицы Циолковского писали сочинения по физике. Темы имели практический характер и общественную пользу. В шестом классе девушки припоминали свои познания об электричестве и экскурсию на городскую электростанцию, об устройстве гальванометра и электрофорной машины, о физической точке зрения на бытовые предметы. Учитель пристрастно правил письменные работы епархиалок, подчеркивая не только грамматические провалы, но и проявления скудомыслия.

Лекция о дирижаблях

Это было в начале апреля 1914 года, на Страстной неделе. Среди прохожих на калужских улицах нередки были люди с бледными лбами и голубыми подглазьями — истовые верующие, строго несущие постное воздержание в пище и радостях жизни. А погода стояла светлая, с игривым блеском ручьев и капелей, в теплоте весеннего умиления.

В Реальном училище имени Шахмагонова, располагавшемся на Богоявленской улице, в классах велись занятия. В комнату на втором этаже, где занимался выпускной шестой класс, вошел коренастый как медвежонок, рыжеватый, с розовой плешью на макушке директор Федор Мефодьевич Шахмагонов и объявил, что вместо урока рисования состоится лекция Константина Эдуардовича Циолковского, учителя физики, алгебры и геометрии из Епархиального училища.

Учителем рисования был калужский живописец Щетинников. Страстный и талантливый человек с резко выдвинутым лбом и угольными, жирно прочеркнутыми бровями, замечательный мастер акварельной живописи. Одинокий бобыль, он после весенних заморозков на Благовещение расхворался.

— Имейте в виду, господа, сегодня вместо Щетинникова вы увидите Циолковского, тоже человека выдающегося. Константин Эдуардович — ученый, изобретатель и философ. Слушайте внимательно и можете конспектно записывать. Пригодится, может быть. Потому что идеям нашего земляка принадлежит бесспорная будущность.

В библиотеке училища были труды Циолковского. Пожиратель научных книг, Шура не оставлял, конечно, без внимания училищную библиотеку. В первый же день после зачисления в реалисты он туда наведался и посещал в дальнейшем чуть ли не каждый день уютную комнату-читальню. Там и была выставка трудов калужского учителя — самоучки и романтичного строителя ракет и дирижаблей.

К этому времени Циолковский опубликовал более 50 своих трудов

Уже вышла классическая работа «Исследование мировых пространств реактивными приборами», несколько работ о металлических аэростатах, уже были напечатаны научно-фантастические произведения «На Луне». «Грезы о Земле и небе», появилась и статья «Может ли когда-нибудь Земля заявить жителям других планет о существовании на ней разумных существ», в которой выражалась уверенность, что и в других частях Вселенной может быть разумная жизнь.

«Земля — колыбель разума, — говорил ученикам лектор — пожилой, рослый, но присутуленный годами бородач с массивным кончиком носа и похожими на щучий хвост усами, — но нельзя жить вечно в колыбели!» Эти слова о разуме прямо-таки потрясли юного сына артиллерийского полковника Чижевского.

В заключении лекции, сопровождавшейся световыми картинами, старик в поношенном сером сюртуке, с повязанным вокруг шеи вместо галстука замызганным шарфиком, пригласил желающих посетить его в ближайшее же воскресенье, чтобы посмотреть модели аэростатов из гофрированной жести и другие изготовленные им собственноручно аппараты.

— А лунный корабль покажете? — спросил атлетичный, быстрый Борис Веснин, сын гарнизонного квартирмейстера.

— Нет. Корабль, чтобы лететь на Луну, я еще не построил, господа реалисты. Условия домашние не позволяют. Моя мастерская — в маленькой светелке. И двор у меня тесноват. Однако, молодые люди, вы все-таки пришли бы! Это ведь любопытно. У меня есть маленький телескоп. Можно взглянуть на Луну вооруженным, так сказать, глазом.

— Разве телескоп — оружие? — спросил Миша Левитанский, вислоплечий рыжик, сын командира батареи.

— Естественно. Это же научный инструмент, средство познания. Так сказать, гносеологическое оружие!

Космисты

Леонид Васильевич Чижевский был крупным ученым и изобретателем в области баллистики.

Он любил оба «межпланетных» романа Жюля Верна о полете к Луне, любил его героев — лунных пилотов, артиллеристов и воздухоплавателя, и серьезно относился к жюль-верновскому проекту путешествия вокруг Луны в космическом снаряде, выстреленном из супер-пушки

Отец всячески поощрял интерес Александра к астрономии. Подарил сыну настоящий телескоп Рейнфельда, Это было в 1909 году, на следующий год после падения в Сибири Тунгусского метеорита.

С каким душевным трепетом и наслаждением Шура любовался звездами через свой телескоп! В 1910 году отец и сын старались разглядеть среди звезд появившуюся в окрестностях Солнца комету Галлея.

Еженощные наблюдения в телескоп за звездами раскрывали все несказанное великолепие надземного мира.

Шура трепетал над своими астрономическими книгами и звездными атласами. Всегда охотно подходил к ним, раскрывал, любовался со всех сторон, рассматривал и гладил переплеты, беспричинно перелистывал их, ставил на полки в шкафы и, отойдя на шаг-другой, любовался снова. Русские, английские и французские звездные атласы лежали поверх археологических учебников.

В 12 лет, начитавшись Фламмариона, Клейна и других авторов, гимназист Чижевский написал свою первую очерковую работу «Популярная космография». Конечно, это был всего лишь конспект из прочитанных популярных книг и брошюр. Александр штудировал Гегеля, Шопенгауэра, Конта, Уильямса, Джеймса, Бергсона и других философов-современников.

Обсуждая их концепции, Александр рассуждал в рукописном трактате о взаимосвязи земного и космического, о том, что Земля не изолирована от внешнего космоса, что она составляет с ним единое целое.

Он уже писал стихи. В одном из ранних стихотворений юного Чижевского утверждалось:

Для нас едино все и в малом и большом

Кровь общая течет по жилам всей вселенной.

Поэтический образ вселенского кровообращения родился из предчувствия мысли о неотрывности живого от космического, их тесного единства.

Александр дорожил своим первым научным трактатом и уберег его в трагических виражах жизненного пути.

В фондах Калужского краеведческого музея сохраняют отроческую рукопись Чижевскогол как свидетельство его раннего интереса к астрономии и умении извлекать и систематизировать необходимые знания.

От астрономических Александр метался к книгам, где Луна рассматривалась в ее влияниях на земную природу, на органический мир, на человека. Он перечитывал все, что касается этого вопроса: от античных сочинений Гиппократа, Гелена — до средневековых трудов Парацельса, Нострадамуса.

В писаниях врачей, философов, историков, поэтов за период в две с половиной тысячи лет он находил мысли о связи Луны с явлениями органического мира Земли.

...Многие однокашники Чижевского собрались пойти к лектору Циолковскому смотреть надувные дирижабли из гофрированной жести, но к концу недели энтузиазм их скис, и поехал на извозчике один Александр. Ему нравилась формула учителя-космиста Циолковского: Земля — колыбель разума, но нельзя жить вечно в колыбели. Причастность к разуму, познавательная игра колыбельного младенца — очень волновали душу ученика реального училища.

Чижевскому запомнились такие подробности: большой желтый камень вместо ступеньки перед дверью, длинная холщовая рубаха Циолковского, подпоясанная узким сыромятным ремешком, самодельная обстановка его кабинета и обилие обрезков сизой жести на некрашенном полу мастерской в светелке.

Получилось так, что демонстрация аппаратов отошла на второй план. Зато, ободренный доброжелательным приемом и искренним интересом самодельщика и самоучки Константина Эдуардовича, Александр рассказал ему о своих планетарных и солнечных грезах, о возможности влияния космических явлений на жизнь на Земле, на судьбы людей.

Он с жаром пересказывал вычитанные в популярных книгах гипотезы и факты космического воздействия на земную жизнь и в конце концов поставил перед Циолковским вопрос: «Могут ли циклы солнечной активности влиять на мир растений, животных и даже человека?».

Константин Эдуардович отнесся к вопросу с полной серьезностью, как к научной проблеме, и, загоревшись, отвечал, определяя пути научного исследования:

«Было бы совершенно непонятно, если бы такого действия не существовало. Такое влияние, конечно, существует и спрятано в любых статистических данных, охватывающих десятилетия и столетия. Вам, милый юноша, придется зарыться в статистику, любую статистику, касающуюся живого, и сравнить одномерность циклов на Солнце и в живом... Вам придется много поработать, но мне кажется, что в этой области можно обнаружить много самых удивительных вещей».

Отношения Циолковского и Чижевского, начавшись в ролях школьного учителя и ученика, в ближайшие годы перешли в дружбу.

Поддержка авторитетного педагога окрылила Чижевского.

Не избалованный общественным интересом к своим работам, Константин Эдуардович нашел в Александре пылкого сторонника своих идей.

Вячеслав Бучарский

«Профессор солнечных пятен»

Содержание

Аннотация

Глава 3. Епархиальный физик

Содержание