«Профессор солнечных пятен»

Калуга—Москва

 

В сентябре 1915 года Александр Чижевский уехал в Москву.

 

Перед отъездом из Калуги он побывал у К.Э. Циолковского. Напутствуя любимца, Константин Эдуардович с повлажневшими очами вспоминал свой юношеский штурм столицы в 1871 году, попытку поступить в техническое училище, жизнь на квартире у прачки, ежедневные бдения в Чертковской библиотеке, служителя Федорова, мечтавшего воскресить всех живших на земле светлых людей, опыты в домашней лаборатории, проект инерциоида.

 

Начались студенческие занятия в Археологическом институте, где Александр числился вольнослушателем и в Коммерческом институте, куда был принят на очное обучение.

 

В Археологическом преподаватели привлекали студентов к научной деятельности с первых же дней учебы. Известный археолог профессор Александр Иванович Успенский проводил коллоквиумы, на которых обсуждались научные доклады студентов. Первокурсник Александр Чижевский предложил сделать доклад о результатах своих «солнечных» наблюдений. Доклад назывался «Влияние пертурбаций в электрическом режиме Солнца на биологические явления».

 

Сын ученого-оптика, боевого артиллерийского командира в действующей армии, потомок казачьих офицеров-пограничников, охранявших западные рубежи Российской империи, красивый и румяный 18-летний юноша читал свой доклад с поэтическим темпераментом.

 

В докладе было немного статистических разработок, но было много лирических формулировок.

 

Юный космист из Калуги предположил, что колебания интенсивности разнообразных массовых процессов на нашей планете синхронны солнечным циклам. Логично было бы думать, утверждал докладчик, что в динамике биологических систем на всех уровнях их природной организации сказывается влияние Солнца, и поэтому недостаточно рассматривать наше светило только как источник лучистой энергии.

 

Доклад поразил слушателей новизной, необычностью, даже фантастичностью связей Солнце — Земля, и в то же время факты, графики показывали, что это не совсем и фантастика.

 

Мнения студентов и преподавателей разделились.

 

Поднялся ожесточенный спор.

 

По мнению одних, молодого студента-первокурсника из провинции можно было уже отнести в число интересных, подающих надежды исследователей, а другие называли его заблуждающимся фантазером, сердитые третьи — прожектером.

 

Доклад в Археологическом институте оставил в поэтической душе светловласого и сероглазого лирика из Калуги обширный и крутосклонный кратер. Масштаб воронки принуждал Александра представить себе, какая огромная, непоэтичная, но кропотливо-собирательская, кротовья работа предстоит ему впереди.

 

Подготовка текста доклада была лишь первым статистически-гипотетическаим шагом. Успокаивали и мобилизовали слова отца-полковника, воевавшего в Галиции, о спасении через работу.

 

Заботы студента

 

Переехав в Москву, Александр уже не мог вести наблюдения за изменением количества пятен вблизи центрального меридиана Солнца. Любимый телескоп-рефрактор остался под замком в Калуге, в его кабинете в доме на Ивановской.

 

Однако научную работу он не мог прекратить, несмотря на огромный навес обязанностей и забот действительного студента Коммерческого института и вольнослушателя Археологического института и регулярного слушателя лекций в Московском университете на Моховой профессора А. А.. Эйхенвальда, физика с мировым именем,

 

И не в ущерб прихотям. Александру сильнее воли полюбились прогулки по московским бульварам, застолья с барышнями в поэтических кафе, концертные выступления в Политехническом музее потрясающих музыкантов Рахманинова и Скрябина. Александр успевал на лекции и концерты, посещал московские литературные вечера и кружки, знакомился с известными литераторами, музыкантами, живописцами..

 

Иван Алексеевич Бунин был прост, добродушен и дружелюбен.

 

Валерий Яковлевич Брюсов — сложен, насторожен и осторожен.

 

Велимир Хлебников — обращен в себя, по-детски дружелюбен и почти постоянно занят мысленными вычислениями. Известны попытки поэта Велемира Хлебникова подвести под развитие исторического процесса числовые закономерности, как он сам возглашал: "железную силу уравнения«.Гениальный поэт строил свое уравнение на анализе и сравнении исторических событий различных эпох всеобщей и русской истории, исходя из их хронологической последовательности и пытаясь обнаружить закономерность тех или иных тенденций в обществе.

 

Владимир Маяковский на выступлении в Большой аудитории Политехнического музея читал метафорически-взрывчатую поэму «Облако в штанах» и предупреждал громогласно:

 

Где глаз людей обрывается куцый,

 

Главой голодных орд,

 

В терновом венце революций

 

Грядет шестнадцатый год

 

Сергей Александрович Есенин был шумлив, рассеян и беспечен.

 

Одетый в черный смокинг с фотографически белой хризантемой в петлице, Чижевский уже был узнаваем в Московском литературно-художественном кружке, что на Большой Дмитровке; мэтры дружески кивали студенту-солнцепоклоннику и незаурядному лирику, автору трогательных патриотичных стихотворений о России и русской природе.

 

Научный дневник

 

Александр решил вести тщательные наблюдения над самим собой, как объектом солнечного влияния. Записывал в специальный дневник — узкую высокую тетрадку с коленкоровыми крышками — изменения настроения и духовной активности. Или, по-научному, колебания в различных отправлениях нервно-психологического аппарата.

 

Уже через месяц самомониторинга в начале ноября Александр-космист отметил в дневнике, что в состоянии его собственной нервно-психической сферы происходит целый ряд существенных изменений, иногда граничащих с состоянием болезненности.

 

Особенно удивило наблюдателя наличие несвойственных, как он полагал, объекту наблюдения азартных стремлений проявлять переизбыток скандализма — эмоциональной настроенности и моторной потенции. То есть студенту Александру не только страстно хотелось дерзить, ссориться, задевать прохожих и кричать на близких, но он почти ежедневно делал все это.

 

И хотя вспышки сварливости и гневливости сполна объяснялись внутренними биологическими или физиологическими реакциями студенческого организма, Александр все-таки считал недостаточным такое объяснение. Потому что как раз за днями подобного рода изменения нервного тонуса в большинстве случаев следовали свободные от вспышек нервозности промежутки времени.

 

Самонаблюдатель заметил также, что в связи с нервно-психическим ритмом находятся колебания изменчивости и характера сновидений.

 

Дневник самонаблюдения Александр продолжал в течение всего первого учебного года в Москве, до отъезда в Калугу на каникулы в начале лета 1916.

 

Кияницын, Соловьев и Эйхенвальд

 

Еще летом 1915 года в Петрограде Александр познакомился с картинами революционера живописи Петрова-Водкина и работами замечательного русского врача и физика-экспериментатора Кияницына. Будучи студентом археографии, Александр приехал в столицу, чтобы получить разрешение на сдачу экзамена по латинскому языку за курс гимназии, и остановился в доме по Церковной улице, где жил известный в Петрограде человек, доктор медицины, главный врач Путиловского завода, Афанасий Семенович Соловьев, муж одной из сестер покойной матери Александра. Это был европейски образованный, талантливый врач, интеллектуал, доброжелательно-ироничный атлет с ранней лысиной и ершистыми бакенбардами, хохотун, любитель французской оперетты и смазливых модисток. У него была огромная медицинская библиотека, из которой, занырнув туда сразу по приезде. Александр выбирался ценой титанических усилий разумной воли.

 

Племянник из Калуги и влиятельный столичный медик подружились сразу и накрепко. Афанасий Семенович помог Александру получить разрешение Министерства просвещения на сдачу экзамена по латыни в Москве. Были на выставке картин в Русском музее. Вели долгие увлекательные беседы в роскошном кабинете Соловьева о современной науке и культуре. Афанасий Семенович рассказал Александру о молодом гении живописи Петрове-Водкине, который произвел взрыв в художественных кругах своим шедевральным полотном «Юноша, купающий красного коня». И показал дарственные оттиски журнальных статей доктора Кияницына о физических экспериментах с атмосферным воздухом.

 

Содержание разговоров с Соловьевым Александр записал в научном дневнике.

 

«Дядя Афанасий, будто член академического жюри, темпераментно откашлялся, удобнее уселся в кресле, снял пенсне и продолжал:

 

— А что это значит? Это значит, что при фильтровании воздуха через вату некоторые свойства кислорода изменяются. Теперь появляется новый вопрос: какие это именно свойства кислорода?.. Тут новая загадка, ибо вопрос о существовании „окисляющих микроорганизмов“ в воздухе отпал... Отсюда следует вывод о том, что надо изучать, какие свойства утрачивает или приобретает кислород при его фильтрации через вату или, возможно, через любой другой фильтр. Это подлежит изучению, но никто, кажется, этим вопросом не занимается. Вопрос этот и в прямом и в переносном смысле. Вот тебе, Шура, проблема на добрый десяток лет... Займись-ка ею! Ведь это дьявольски интересно и не менее важно для научного прогресса, чем что-либо другое. По-видимому, в этой области лежит большое научное открытие! Человеческое знание начинается с небольших крох».

 

При прощании с Александром мудрый дядюшка подарил ему труды И. И. Кияницына и номер журнала «Научное обозрение» за 1900 год со статьей знаменитого шведского ученого, профессора Сванте Аррениуса

 

В конце зимы 1916 года Александр посещал лекции по физике в Московском университете на Моховой. Лектором был блестящий молодой ученый, открыватель неведомых электрических эффектов в газовых средах А. А. Эйхенвальд. На одной из лекций Александр Алексеевич демонстрировал опыт по фильтрации атмосферного воздуха ватой.

 

«Я вдруг почувствовал, что у меня сильно застучало сердце,- записывал в дневнике слушатель-доброволец из Архитектурного и Коммерческого институтов. — Невольно я несколько приподнялся на скамье, чтобы лучше видеть, хотя сидел во втором ряду совсем близко от стола с приборами. Да, как только вата была положена в трубку, проходящий далее в трубке воздух перестал разряжать чувствительный электрометр. Итак, вата поглощает ионы... Этого даже и записывать не надо было — опыт запомнился на всю жизнь. Теперь я уже плохо слушал, что говорил Александр Александрович, и ждал только конца лекции, чтобы попросить у него некоторые дополнительные данные».

 

А в физической лаборатории ему позволили воспроизвести один из опытов Кияницына с фильтрованием воздуха через ватный тампон разной толщины.

 

«В том же физическом кабинете простым лаборантом мне была предоставлена большая электростатическая машина, с обоими полюсами которой я мог экспериментировать, варьируя опыты по желанию. Я уже прочитал статью Рентгена и убедился в достоинствах ваты как поглотителя электрических зарядов. Затем я повторил видоизмененный опыт Рентгена с ватой и мог сам убедиться в справедливости вьвода знаменитого физика: слой ваты в 15 сантиметров поглощал все положительные и отрицательные ионы воздуха, образовывавшиеся в результате „истечения“ электричества с острий. Действия меньшего слоя я не изучал. Задача Кияницына предстала теперь передо мною во всем своем величии.»

 

В тот мартовский день 1916 года в Москве была чудная ранняя весна. «Когда опыты были уже окончены и я одевался, чтобы идти домой, — записывал в дневнике Александр, — мальчишеская радость обуяла меня. Я улыбался и, выйдя на улицу, свистнул, да так сильно, что все обратили на меня внимание. Я шел вприпрыжку, быстро обгоняя всех на своем пути. Многие, видимо, думали, что молодой человек слегка выпил и находится в хорошем расположении духа. Да, я и был действительно на седьмом небе. Все прояснилось для меня, все стало на свои места. Теперь я знал, что мне следует искать, и это было так великолепно, так не соизмеримо ни с чем. Мне казалось, что я шел по своим владениям, которые благоухали. Мне казалось, что ничего более важного для всего человечества в тот момент не могло и быть. Весь мир представлялся мне одним гармоническим целым. И я, идя по веселым московским улицам с их извозчиками, возами, лабазами, трактирами, верил в то, что весь мир сейчас рукоплещет мне. Однако какие еще трудности предстояли на пути развития этой благородной во всем своем существе идеи, я себе не представлял».

 

НТ-революционер

 

Едва приехав в отчий дом, Александр начал обрабатывать статистические данные самонаблюдения, сравнивая с астрономическими данными наблюдения за Солнцем.

 

Он был просто потрясен тем, как хорошо совпадали результаты анализа самомониторинга в дневнике с предположениями согласно выдвинутой им гипотезы.

 

А вот как влияет солнечная активность на родных и близких, на окружающих людей? И Александр попросил летом 1916 года маму Ольгу Васильевну, воевавшего с немцами отца Леонида Васильевича, хорошую девушку Зою, юнкера Бориса Веснина, своего сводного брата Александра Лесли и еще кое-кого из знакомых в Калуге и в Москве записывать по выработанной им методике острые переживания текущего времени.

 

Сам же руководитель этого проекта, отмечал в научном дневнике различные реакции близких и окружающих его людей. Накапливаясь, такие заметки позволяли делать заключения о существовании периодичности в поведении людей. Эту периодичность характеризовали сдержанность или разность ответов, качество споров, бурность или спокойствие в поведении.

 

Правда, повышенная реактивность человека на окружающие его раздражители выражалась не столь ярко, чтобы ее можно было сразу проявить, поставив в связь с действием космического фактора. Однако при достаточном количестве наблюдений она все-таки выражалась вполне ясно.

 

Преподаватель Шахмагоновского училища Априамов, энтузиаст Калужского общества изучения природы местного края — КО ИМПК — согласился на просьбу Александра записывать ежедневное число и интенсивность неприятных семейных разговоров.

 

Это был пожилой уже человек, глава большого семейства. Отзывчивый и дружелюбный, но нервный и суетливый, как многие провинциальные интеллигенты, учитель химии полгода добросовестно записывал ежедневные семейные свары и раздоры, фиксировал их число и содержание.

 

Когда Александр сопоставил эту скандальную статистику с данными солнечного пятнообразования — СПО — он обнаружил, что почти 80 процентов из всех неприятных семейных разговоров падали на определенные участки времени.

 

Результат получился таким: сильные пертурбации на Солнце почти во всех случаях и у большинства лиц одновременно вызывали некоторое понижение интеллектуальной деятельности при повышенной нервной и сексуальной возбудимости, резко выраженной эмоциональности и переизбытке моторной энергии.

 

Александр Лесли, сводный брат и близкий друг Александра Чижевского, предлагал называть такое состояние переизбытком жизненной энергии, пыж-фактором.

 

Чижевский знакомился с публикациями о влиянии на психическую деятельность ряда метеорологических факторов.

 

Твердо уверовав в такую зависимость, Чижевский идет дальше. Он доказывает, что вся история человечества несет на себе печать могучего космического фактора, каковым является пятнообразовательная деятельность Солнца. Ради этого тщательно просматривает материалы по истории 80 государств и народов за два с половиной тысячелетия, изучает самые разнообразные источники от древних рукописей до исследований современников. В работе Чижевский опирался на свои обширные познания в истории, астрономии, физики, математики, знания древнерусского, латинского и других языков.

 

Уже с молодых лет Александр проявил себя активным научно-техническим революционером, творцом духовных, научно-проектных ценностей. Это было возможным благодаря его суперинтеллекту и огромной, упругой и мускулистой эрудиции. Гениальный НТР-революционер — это чрезвычайно возбудимая и активная нервная система, огромная память и революционный энтузиазм.