«Профессор солнечных пятен»

Костромин и Абаршалин

 

Кабинет заведующего Калужским губнаробразом Костромина был на втором этаже прекрасного особняка купцов Чистоклетовых, в котором Советская власть поместила губисполком. За старинным дубовым письменным столом, просторным, как биллиард, простовато-носатый, с маслянисто-седым чубчиком Николай Николаевич, истощенный большевистской страстью, выглядел карикатурой. Но это впечатление быстро забывалось от воздействия умного обаяния, которое было во взгляде упорных глаз, в доброжелательно-строгом тембре голоса, в мудрой неспешности длиннопалых рук с опрятными ногтями. В общем, большевик-чиновник Костромин был человеком умным и прогрессивным, а потому быстро уловил в пламенной речи молодого задорного профессора Чижевского (старый учитель Циолковский помалкивал и покачивал седой лохматой бородкой), что советский приоритет на теорию полета ракет могут перехватить за границей и после этого трудно будет восстановить справедливость.

 

Однако разговор с М. П. Абаршалиным, приветливым и интеллигентным директором губернской типографии, оказался тревожным: свободной бумаги в типографии совсем не было, ее предстояло еще добыть. Но где?.. Да и за набор и печать заказчикам выходило из собственного кармана платить

 

— Конечно, — сказал Абаршалин, — это можно сделать из средств губернского отдела народного образования, но надо еще узнать у Костромина, есть ли в природе такие средства. Я уверен, что нет.— Подумав немного, невысокий, с пушистой лысинкой, ласковый Модест Петрович сказал, обращаясь к Чижевскому: — Все-таки я могу дать вам совет, где добыть необходимую бумагу.

 

— Где, где же?

 

— На Кондровской бумажной фабрике. Просите у Костромина ходатайство от имени губнаробраза о необходимости издания книги Константина Эдуардовича. Но везите документ вы сами, Александр Леонидович, как московский профессор солнечных дел. В Кондрове красный директор бумфабрики Кайяц Вильям Фердинандович, начитанный человек из Казапнского университета, я уверен, вы найдете общий язык.

 

Кондровская бумажная фабрика, бывшая фабрика Гончаровых, которой восхищался Александр Сергеевич Пушкин, будучи женихом Наталии Николаевны Гончаровой, находилась в 40 километрах от Калуги.

 

На другой же день Чижевский выехал туда.

 

Грибачевы

 

Он остановился в доме инженера фабрики А. И. Комкова, женой которого была Тамара Дмитриевна, в девичестве Грибачева. Тамара была старшей среди шести дочерей почетного калужского гражданина и лесопромышленника Дмитрия Сергеевича Грибачева. В молодые годы удачливый русский молодец промышлял плотогонством в Галиции и посмел взять в жены цыганку-галичанку Тамару Федоровну Герило. Однако пришлось уезжать из Закарпатья. Осели в Калуге. Завели лесное дело под Перемышлем, купили дом в Калуге и здесь Тамара нарожала голубоглазо-рыжему шустряку и настырнику Дмитрию шестерых дочерей и синеглазо-рыжего мальчишку. Дружная и авторитетная в городе семья Грибачевых проживала в двухэтажном собственном доме на Сенной, неподалеку от храма Иоанна Предтечи. Все девицы из «Русалкина терема» были волнующими красавицами, отличались общим здравомыслием, умилительной резвостью и разными талантами. Например, средняя сестра Инна обладала звучным, классно распетым сопрано и потрясала чувствительного к музыке Александра. Любовь его к Инне была затяжной, как поэма, изгибчивой, как течение Оки. Истоком были летние игры 1916 года на тенисном корте рядом с губернаторским дворцом, а притоком зимние катания на катке Городского сада. Старшая красавица Тамара ценила живописное мастерство Александра и называла его красноконным юношей — как на известной с 1913 года картине петроградского художника Петрова-Водкина. Александр не раз бывал в гостеприимном «Русалкином тереме». Сестры Мелицата и Инна неутомимо вальсировали под Шурино фортепьяниссимо в доме Чижевских на Ивановской.

 

Евродиректор

 

Однако добыть бумагу было не так-то просто. Директор фабрики А. В. Кайяц, европейский интеллигент из российской глубинки, великолепный технолог бумагоделательного процесса, узнав, что перед ним московский профессор, после напряженных переговоров все-таки согласился, чтобы гость прочитал в обмен за бумагу лекции для рабочих фабрики. Для Чижевского такой уговор был двойной радостью: и бескорыстно, и с удовольствием. Александр был артистически талантливым лектором и любил выступать перед публикой. В общей сложности он прочел десять лекций на разные темы: об электрической молнии Франклина, способной исцелять, создавая ветер из отрицательно заряженных аэроионов, о циклах солнечной активности, которая порождает циклы активности массовых движений пролетариата и трудового крестьянства, о двух полетах на Луну старого калужского учителя физики Константина Эдуардовича Циолковского. Он рассказывал о благотворном влиянии на белых крыс и на участников «Три-О» аэроионотерапии, об электроэффлювиальных люстрах, которые были изобретены в Калуге, в доме на Ивановской и читал свои стихи о России, о революции и о любви. Наибольшее удивление у публики вызывали его стихи 1917 года про молнию:

 

Я молнию у неба взял,

 

Взял громовые тучи

 

И ввел их в дом,

 

Насытил ими воздух

 

Людских жилищ,

 

И этот воздух,

 

Наполненный живым Перуном,

 

Сверкающий и огнеметный,

 

Вдыхать заставил человека.

 

Вдыхай же мощь небес,

 

Крепи жилище духа.

 

Рази свои болезни,

 

Продли существованье, человек!

 

Лекциями рабочие остались довольны, и бумага была отпущена. Правда, оказалась она ниже газетного качества, но раза в три больше, чем требовалось для книги про начало русского ракетоплавания. Хватило еще и на брошюру Чижевского «Физические факторы исторического процесса», которую нарком А. В. Луначарский рекомендовал напечатать в Калуге.

 

Рулоны бумажные и обложечные скатили в хлипкие розвальни, запряженные заиндевело мохноногой лошадкой, и по заснеженному проселку добытчик с возницей поплелись в Калугу. Только к вечеру добрались они до типографии, и ценнейший груз по накладной был принят и вкачен на возвышенный и совершенно пустой склад по направляющим бревнам.

 

Генерал-переводчик

 

В те самые дни отставной артиллерист Леонид Васильевич Чижевский (дабы не терять зря времени) переводил на немецкий язык текст книги К. Э. Циолковского.

 

На следующий же день после прибытия бумаги с Кондровской фабрики профессор Александр Леонидович направился в типографию, чтобы окончательно договориться о наборе книги Константина Эдуардовича Циолковского, которую Леонид Васильевич перевел с русского на немецкий язык, и монографии его сына-профессора Александра Леонидовича с мудреным названием «Физические факторы исторического процесса».

 

Название книги Циолковского было выбрано в противовес книге германского профессора Г. Оберта, а именно: «Ракета в космическое пространство». Немецкий (латинский) шрифт после долгих поисков был найден, но, увы, самый авторитетный в типографии наборщик Николай Григорьевич Павлов с великой досадой признался, что еврошрифта слишком мало, чтобы набрать книжку в два печатных листа. По-видимому, большая часть литер была разбазарена. Оставшегося хватило только на набор предисловия, написанного Александром Леонидовичем 14 ноября 1923 года.

 

Издателю «Ракеты» Чижевскому и автору Циолковскому пришлось ограничиться тем, что было. Они рассчитывали, что если предисловие будет прочитано за границей, то, вслед за Леонидом Васильевичем, переведут и книгу, настолько вопрос этот был животрепещущим. Русских переводчиков в Германии было сколько угодно.

 

Раза два М. П. Абаршалин, массируя пухлой ладонью пушистую лысину, виновато заводил речь об оплате типографских расходов, но молодой московский профессор, честно глядя директору типографии в глаза, признавался, что ни у Константина Эдуардовича, ни у него средств для этих целей нет и что данные расходы, по-видимому, оплатит губернский отдел народного образования. На этом Абаршалин задумчиво умолкал, утешаясь советской верой в государственное финансирование благих проектов.

 

...Была суровая зима. Калуга скрипела и хрустела в твердых, как пенопласт, сугробах, собственного гужевого транспорта не было ни у издателя Чижевского, ни у теснимого зарубежными пионерами космизма Циолковского. Была лишь неизбывная и безнадежная русская бедность. Поэтому Издатель и Автор, живя в Калуге, поддерживали связь почтовыми открытками.

 

Чижевский — Циолковскому:

 

«Калуга, 20 января 1924 г.

 

Многоуважаемый и дорогой Константин Эдуардович! До сих пор еще не могу выпустить Вашу брошюру в свет, вследствие отсутствия средств и оттого, что был болен — простудился.

 

Недавно ездил в Говардово, где читал лекцию о своих и отчасти о Ваших работах и добыл необходимое количество бумаги, а также обложечной папки. Теперь я расквитался, таким образом, с типографией за бумагу, употребленную на издание Вашей брошюры.

 

В настоящее время приступаю к изданию и моей монографии. Как только она будет издана, я поставлю на Вашу брошюру обложки и отвезу несколько экземпляров в Москву, где постараюсь запродать издание, чтобы хоть расплатиться с типографией. Кажется, о заработке не приходится и мечтать. Впрочем, заранее ничего сказать нельзя..

 

Вам, как автору брошюры, предстоит уплатить подоходный налог по количеству печатных листов —2 руб. золотом. Я хотел это сделать за Вас лично, но сейчас, как нарочно, в кармане нет ни гроша, а Губнаробраз требует немедленного взноса.

 

Прошу Вас, по возможности скорее, выполнить это, если, конечно, Вы сейчас при деньгах».

 

Выход в траурный свет

 

В январе 1924 года в издательстве 1-й Калужской государственной типографии вышла книга Константина Эдуардовича Циолковского «Ракета в космическое пространство», датированная автором двумя датами. По первому изданию 1903 года и по второму — 1923 года. Тираж равнялся одной тысяче экземпляров.

 

В предисловии на немецком Чижевский-младший дал хронологический перечень журналов, где были отпечатаны основные работы К. Э. Циолковского в данной области.

 

Книга Константина Эдуардовича была отпечатана, сшита и готова в трагический для молодой советской страны день —21 января 1924 года, день смерти гениального человека, вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина,. Скорбь Александра была искренней и глубокой — ведь он видел и слышал живого Ленина, уважал его политический и философский гений. понимал роль в ВИПе — всемирном историческом процессе.

 

Красные флаги с черной каймой развесили над воротами и калитками по всему городу, когда Александр шел по чугунным гололедам тротуаров среди горных хребтов сугробов, чтобы получить тираж, нанять извозчика и перевести из Присутственных мест на Ивановскую. Жестокий мороз дырявили белые дымы из печных труб, поступь офицерских сапог профессора хрустко гремела по тихой губернской улочке с названием Облупа.

 

В типографии, как и всюду, царила молчаливая скорбь. Наборщик Павлов имел набрякшие от слез подглазья и потерянный взор.

 

Только через несколько дней тираж был выписан на имя издателя Чижевского и частично доставлен автору Константину Эдуардовичу.

 

Автор и издатель продолжали переписку в пределах городской черты Калуги.

 

Чижевский — Циолковскому:

 

«Калуга, 30 января 1924 года. 7 часов вечера

 

Ради бога, простите меня за то, что я так встревожил Вас своим письмом. Я никогда бы не рискнул Вас обеспокоить этими дурацкими двумя рублями, но как раз у меня не было ни гроша в кapмане. Если бы я узнал, что и Вы, дорогой Константин Эдуардович, находитесь в столь же неприятном положении, я настоял бы на отсрочке уплаты.

 

Меня, как нарочно, за последнее время постиг целый ряд больших материальных затруднений, из которых я теперь не скоро выкарабкаюсь!

 

Дорогой Константин Эдуардович, я страшно сердит на Вас за то, что Вы были у меня на крыльце и не обождали моего прихода. Вы знаете, что у меня есть отец, которого Вы могли бы вызвать и спросить, когда я вернусь. Дома я был уже в 6-ом часу и так досадно, что не застал Вас у себя. Я рву волосы на голове, что принудил Вас сделать такой громадный конец и не оказал должного почтения, гостеприимства Вам, дорогой и высокоуважаемый Константин Эдуардович!

 

Теперь я неотступно мечтаю о том, что когда будет в моем распоряжении лошадь, дней через 10–15, я приеду к Вам и буду умолять Вас посетить меня. Экая беда и досада случилась сегодня, что и подумать страшно!!!

 

Отчего Вы не остались немного подождать меня?

 

Примите мое искреннее покаяние во всех моих против Вас грехах, а также глубочайшее почтение и уверения в преданности.

 

Весь Ваш Александр Чижевский».

 

Красные агрономы

 

Неподалеку от дома Чижевских на Ивановской улице было здание 1-й советской школы второй ступени. В 1921 и 22 года Александр состоял в ней преподавателем русского языка и географии.

 

Спустя месяц после траурных событий в связи со смертью Ленина 23 февраля 1924 года в школе проходило торжественное собрание по случаю выпуска сельскохозяйственным техникумом 16 красных агрономов. На этом празднике пожелал присутствовать приехавший в Калугу с агитпоездом Всероссийский староста Михаил Иванович Калинин.

 

Очень даже вероятно, что и Александр Чижевский, часто выступавший с лекциями в Калужском сельхозтехникуме имени Тимирязева, постарался попасть на агитмероприятие..

 

Торжественное собрание открыл добрый знакомый Чижевского Николай Николаевич Костромин, председатель губнаробраза. После отчетной речи директора техникума Горобцова выступил при громе аплодисментов малорослый, сухонький, в серой коломянковой рубахе почти до колен, подпоясанной кавказским ремешком и в козлиных тупоносых сапогах, начищенных до лакового блеска любимец рабочих и крестьян, председатель Всероссийского добровольного общества «Долой неграмотность»

 

В первой части своей речи Михаил Иванович приветствовал молодых агрономов и пожелал им успеха в их работе.

 

— Русский народ в культурном отношении — народ отсталый. — заявил в своей речи Калинин и даже рукой крепко отмахнулся с досады. — Тем не менее историей возложена на него величайшая задача — быть боевым авангардом мировой пролетарской революции.

 

Со всеми внешними врагами Советское государство справилось блестяще.

 

Теперь главной задачей Советского правительства является борьба с безграмотностью и некультурностью русского народа.

 

Фронт просвещения теперь выдвигается на передний план.

 

С капиталистическим строем мы должны вести борьбу, и лучшим средством к достижению победы над старым, дряхлеющим миром будет успешная борьба с нашим же собственным бескультурьем и невежеством.

 

Выступление Калинина в 1-й советской школе было напечатано 23 февраля в калужской губернской газете «Коммуна».

 

Александр пересказал смысл речи всероссийского вождя отцу и крестной матушке. Ольга Васильевна возмутилась по поводу сказанного Калининым о невежественности русского народа. «Он сам малокультурный товарищ, этот тверской пролетарий. Да еще и безбожник. Потому и не знает всего богатства и блеска . русской культуры!» — сказала Ольга Васильевна.

 

— А я смотрю и думаю иначе, — заявил генерал. — Конечно. Михаил Иванович — он из рабочих. Разумеется, самоучка, образование у него подпольно-кружковое. Но человек Калинин талантливый и политичный. И он правильно обозначил политику партии — нажим на невежественность русского народа. К сожалению, по историческим обстоятельствам, русское крестьянство действительно темное и безграмотное.

 

Первые отклики

 

В Калужской газете «Коммуна» 5 марта 1924 года было помещено письмо в редакцию от имени автора и издателя — К. Э. Циолковского и А.Л. Чижевского. В нем выражалась благодарность всем лицам, помогавшим опубликовать книгу об исследовании планет реактивными приборами.

 

Чижевский — Циолковскому:

 

«Калуга, 6 апреля 1924 г.

 

Глубокоуважаемый и дорогой Константин Эдуардович!

 

Большое, большое спасибо за Вашу рецензию. Одновременно помещена и рецензия Малинина, гpyбaя и совсем не по существу. Я написал ответ, в котором вскрыл целый ряд непростительных ошибок „почтенного“ историографа г. Калуги. Его ошибки (исторического характера) непростительны. Мой ответ в корне убивает его доводы! В конкретной форме я указал ему на то, что прежде чем писать ответ — следует познакомиться с элементарной историей... Это, полагаю, будет для него не особенно приятно.

 

В счет рецензии мы поместим объявление о продаже книг, которые поступили в магазины.

 

Весь Ваш А. Чижевский»

 

Циолковский -. Чижевскому:

 

6 апреля 1924 г.

 

Многоуважаемый Александр Леонидович!

 

Открытку Вашу получил, а отзыв Малинина прочел (случайно) раньше. Отзыв, изобличающий варварство, несправедливость и мелочность автора.

 

Не заслуживает внимания. Ваш Циолковский.