Профессор солнечных пятен | Глава 16. Москва

Глава 16. Москва—Париж и далее

Карьера «вундерпрофессора»

Летом 1936 года кадровая служба Народного комиссариата земледелия Союза ССР направила в Центральную научно-исследовательскую лабораторию по ионификации Академии сельско-хозяйственных наук имени В.И. Ленина директивный запрос на описание служебного стажа директора ЦНИЛИ-лаборатории профессора А. Л. Чижевского.

Ученый секретарь ЦНИЛИ М.З. Анненский составил справку о служебном стаже профессора-солнцепоклонника и направил в отдел кадров Наркомзема.

Под пунктом первым в справке говорилось, что двадцатилетний Александр Леонидович Чижевский после защиты диссертации с 7-го мая 1917 года состоял старшим научным сотрудником, и профессором Московского Археологического института (МАИ).

Александр стал московским студентом осенью 1915 года и оставался жителем столицы до лета 1918 года, когда он отступил из разоренной революцией Москвы в тихую Калугу под сень отцовского дома-крепости. Там определился на обеспеченную пайком преподавательскую службу на Калужских пехотных курсах, где отставной генерал-майор Леонид Васильевич Чижевский самим Троцким был назначен начальником.

Гражданская война закончилась. Циклы опытов завершались подтверждением принципов аэроионификации, которые формулировал Александр Чижевский в рамках разрабатываемой им теории аэроионов.

Нужны были постоянные встречи с профессорами научного мира, а наука структурировалась в Москве, Петрограде и в Киеве. Нужны были публикации в научных журналах, выступления на научных конференциях, симпозиумах, дискуссиях и диспутах. Профессор биофизики, получивший отказ в выезде за границу все-таки должен был работать и жить хотя бы в Москве.

С 15 июня 1922 года по 17 января Александр Чижевский состоял научным консультантом института Биологической физики Наркомздрава РСФСР.

Это нарком здравоохранения Николай Александрович Семашко, прослышав об интересе Сванте Аррениуса к результатам калужских опытов Чижевского, сам заинтересовался отрицательными аэроионами и автором теории — профессором из провинции. Он рекомендовал его первому советскому научному авторитету, директору института биофизики П.П. Лазареву. Первый академик РСФСР Лазарев тоже читал пригласительное письмо Нобелевского лауреата Сванте Аррениуса и решился зачислить Александра Чижевского научным консультантом в свой институт. Но нештатным — без пайка, оклада и предоставления жилплощади в Москве.

С 1-го января 1923 г. по 17-е февраля 1926 г. Александр состоял Главным экспертом по вопросам медицины и биологии и членом Технического Совета Ассоциации Изобретателей (АИЗ). Но опять-таки на общественных началах, без содержания и жилплощади.

Александр, захватив с собой около 300 экземпляров обеих книг, отправился из Калуги в Москву.

Рассылка

Заведующий спецхраном — специальным хранилищем библиотеки Московского университета — высокий и прямой Бронислав Палладьевич Блументаль, с узким копченым лицом, твердым подбородком и огромным кадыком на худой шее принял с аристократическим полупоклоном от Александра Чижевского изданную в Калуге монографию, где на последней странице была оттиснута «горячая и искренняя признательность заведывающему (так в оригинале — В.Б.) Иностранным Отделом Академической библиотеки Б. П. Блументаль».

В хранилище Александр нашел в импортных журналах необходимые адреса в европейских странах и Америке и в течение нескольких дней разослал почтовыми бандеролями книгу Циолковского «Ракета в космическое пространство» и свою брошюру «Физические факторы исторического процесс» в десять стран, в наиболее известные учреждения, библиотеки и многим ученым.

В Германию профессору Оберту и в США профессору Годдарду было послано по десять экземпляров «Ракеты».

Ту же книжку К. Э. Циолковского Александр роздал и разослал многим отечественным специалистам. Адрес отправителя на бандеролях был, конечно, К. Э. Циолковского: Калуга, ул. Жореса, 3. Таким образом, дело было сделано, долг выполнен, оставалось ждать резонанса.

Поскольку Александр Чижевский имел целью ознакомить научные круги Европы и Америки с космическими провидениями Циолковского, то он счел себя вправе посылать вместе с его книгой за рубеж и свою монографию о космический факторах, влияющих на исторический процесс на планете Земля.

Весна в Калуге

21 апреля Александр прочел доклад «Электричество воздуха и человек» в лаборатории кафедры физиологии животных Сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева.

С зелеными «агрономическими» глазами блондинка родом из Калуги закончила агрономический факультет Тимирязевки и продолжала учиться в аспирантуре. Она была заворожена ораторской магией Чижевского. А вечером после сеанса вместе с лектором гуляла по аллеям старинного парка в Петровском-Разумовском. Молодые и красивые, они вспоминали свои встречи в Городском саду в Калуге, игры на теннисном корте позади губернаторского дома и блуждания в «маяковских камышах» на Оке.

После того звездного апрельского вечера Чижевский потянулся к лирическому дневнику, который давно уж не брал в руки и написал в нем поэтические строки, навеянные московским свиданием.

Аспирантке ТСХА

Когда бледный отсвет Луны

Озаряет лицо твое зыбко, -

Бесконечно черты нежны,

Несравненно прекрасна улыбка.

Отрываясь, глядя в тебя

И тебя навсегда теряя,

Хочу крикнуть, безмерно любя,

Величайшее слово: родная!

Судилища

Еще до публикации работы «Физические факторы исторического процесса» идеи А. Л. Чижевского стали подвергаться коллективным обсуждениям на советских товарищеских судах в Калуге. Однажды в бывшем реальном училище Шахмагонова, в том самом зале, где Александр в 1914 году в торжественном порядке, под гром медных труб получал аттестат зрелости, ему был учинено публичное разбирательство.

Поздним вечером после суда у себя в комнате на Ивановской Александр описал перетурбации суда.

«Все нападали на меня, кроме двух лиц — беспартийного К. Э. Циолковского и молодого большевика, бывшего однокашника Коли Левитанского, который выступал не с кондачка, а глубоко изучив мою монографию о Солнце и Всемирном историческом процессе. Это было для меня незабываемое зрелище. ...Под улюлюканье провинциальных молодчиков (Калуга тогда была истинной провинцией) мне хотели вручить диплом мракобеса. Но присутствовавший там Константин Эдуардович несколькими своими словами отбил охоту сражаться со мной. Я был поражен его смелостью и настойчивостью».

После других диспутов Александр писал в дневнике: «Снова ушаты помоев были вылиты на мою голову... Опять я получил клички Солнцепоклонник и Мракобес».

Нервы у Александра сдали, он замечал слежку за собой, боялся даже выходить на улицу, в аптеку, чтобы купить лекарство...

«Если бы не лечение аэроионами отрицательной полярности, — рассказывал он аспирантке-калужанке в Москве, — я совсем бы потерял голову».

Фурор в Европе

Летом 1924 года парижская газета «Матен» помещает передовую статью проофессора Нордмана, посвященную солнечной теории, разработанной в русском городе Калуга. Статья была воспринята как сенсация и наделала много шума.

Известный французский профессор доктор Гадэ написал Чижевскому в Москву из Тулона, что он пришел к тем же заключениям, но ничего не опубликовал и потому поздравляет русского профессора с несомненным приоритетом.

Многие парижские ученые пожелали иметь книгу А. Л. Чижевского, и он вскоре выслал в Париж два десятка экземпляров.

Весьма одобрительные письма о калужской монографии Чижевского были получены от известного немецкого врача Гляйтсмана и от ряда французских физиологов, в том числе от Шарля Рише и Арсена де Арсоваля

Австрийский геофизик и метеоролог Отто Мирбах, английский врач Койнерс Морелл, королевский метеоролог С. Е. Брукс, американские ученые-профессора Хетингтон, Дэгласс, Смит, Буден, Гольдерс и многие другие в своих письмах и статьях высказали большой интерес к работе А. Л. Чижевского.

Но для самого Чижевского, автора солнечной теории, фурор в Париже имел негативные последствия. Дело в том, что как раз в это время во французской столице находился в ту пору в научной командировке директор Института биологической физики академик П. П. Лазарев. Александр Чижевский числился нештатным консультантом этого учреждения на Миусской площади в Москве. Ясное дело, звон ревности пробежал по жилам академика, доверенного лекаря ВЦИК. Когда Лазарев вернулся из Парижа в Москву, он первым делом распорядился отказаться от услуг внештатного консультанта с берегов Оки и Яченки, «вундерпрофессора» Чижевского.

Несмотря на такой маневр Александр Леонидович сохранял в течение всей жизни уважительное отношение к академику Лазареву, талантливо его изобразил в своей мемуарной повести «На берегу Вселенной»

Поляк Шершевский

У профессора Оберта ассистентом был инженер А. Б. Шершевский, поляк по национальности, лингвист-полиглот из Варшавского университета, свободно владевший многими языками, в том числе и русским. Когда книга К. Э. Циолковского с предисловием на немецком языке была получена адресатом, шеф передал ее для перевода своему помощнику А. Б. Шершевскому.

Вскоре после этого Константин Эдуардович получил от А. Б. Шершевского дружеское письмо. Между Калугой и Берлином завязалась переписка.

Шершевский писал из Берлина:

«Ракета — наше будущее. Ракеты Оберта и Годдарда Вам, по-видимому, известны. Последние хотят послать небольшую ракету на Луну. Вы видите, что, таким образом, Ваша мечта и мечта других великих людей, предусматривающих будущее, исполнится не через 100 или 1000 лет... и я надеюсь, что Вы, как пророк межпланетного сообщения, доживете до знаменательного дня первого полета к звездам. А так как Вы обладаете бесспорным приоритетом (факт, на который я здесь указываю всем и каждому без устали), то святая обязанность Ваша, а также и вашего правительства начать практические работы...»

Ответ Оберта

В начале июня 1925 года Александр, получил письмо из Москвы. Б. П. Блументаль из библиотеки «Спецхрана» сообщил Чижевскому, что заграничная научная пресса в лице виднейших ученых отлично отзывается о его работах. Его теория имеет большой успех за границей.

Александр срочно собрался в Москву. Перед отъездом на вокзал отправил по почте открытку К. Э. Циолковскому с просьбой обо всем срочном писать ему по адресу: Москва, Малый Чернышевский пер., д. 2, кв. 2, Каткову для передачи А. Л, Чижевскому. «С нетерпением буду ждать Вашего письма. Искренне преданный Ваш слуга А. Чижевский».

...Наконец, с опозданием на пять лет пришло письмо и от профессора Г. Оберта. Он категорически отказывался от попыток оспаривать первенство Циолковского по делу ракет и высказывал сожаление. Что ничего не слышал о трудах калужского ученого до 1924 года.

«Я был бы, наверное, в моих собственных работах сегодня гораздо дальше, — сожалел Оберт, — и обошелся бы без многих напрасных трудов, зная раньше Ваши превосходные работы».

Реакция на его книгу " Физические факторы исторического процесса" последовала в одно время примерно с отзывами на книгу «Ракета в космическое пространство».

Вячеслав Бучарский

«Профессор солнечных пятен»

Содержание

Аннотация

Глава 16. Москва—Париж и далее

Содержание