«Звёздный мастер»

 

К полувековому юбилею русского Социализма в этом бывшем Дворянском парке воздвигли сребряно-купольный белостенный Храм Космовремени со Звездным Залом — планетарием.

 

Главой-основоположником Храма Космовремени был бывший директор средней школы Тимофей Алексеевич Смычков, энергичный коммунист предпенсионного возраста, одержимый пчеловодством и космонавтикой. Планетарием руководил печальный и загадочный физико-математик пятидесяти лет Алексей Васильевич Довгун.

 

Отделом науки и библиографии заведовала Екатерина Сергеевна Зубакова, кандидат педагогических наук, миловидная и доброжелательная интеллигентка-шестидесятница в возрасте тридцати с небольшим лет, белотелая и пышноволосая матушка двух разнополых деток.

 

ВРИО начальника массового отдела была старший экскурсовод, бывший инструктор обкома комсомола, энергичная активистка месткома и почти сорокалетняя мать-одиночка Ширяева Тамара Серафимовна.

 

Старшим лектором планетария была астроном по образованию Нина Михайловна Николайцева, спортивного вида темпераментная брюнетка, а лектором на полставки для детей и юношества числилась ветеран войны и труда Мигунова Любовь Ивановна по прозвищу Люба-радистка.

 

Ответственным за дорогостоящее японское оборудование планетария инженером был Владислав Васильевич Ивановский, двадцати семи лет, в прошлом ленинградский студент, специалист по лазерным системам, бывший ведущий инженер секретного завода п/я «Циклон» .

 

...Все началось недели за две до Нового года. В обеденный перерыв инженер планетария Ивановский, звездный мастер, как его называли музейщики, вернулся в отдел из недальней общепитовской «стекляшки» — и тут его окликнула ВРИО заведующего массового отдела Ширяева. Неохотно поплелся Владислав Васильевич в женский угол: если Ширяева зовет, значит, попросит что-нибудь совершить для нее.

 

— Ты знаешь, что у многих из нас есть дети? — спросила пышногрудая и вообще сдобная, как калач, старшая «указка» — так планетарские лекторы называли экскурсоводов из массового отдела.

 

Разумеется, Владислав знал. Ему вспомнились телефонные переговоры Ширяевой с сыном. По нескольку раз в день она набирала номер своей квартиры, и когда на другом конце провода снимали трубку, Тамара, окинув заведующего планетарием Алексея Васильевича Довгуна и всех присутствующих счастливым взглядом, сообщала: «Сам отвечает!» Дальше следовали нежные укоры, робкие упреки и щедрые обещания. Она уговаривала пятилетнего Максима съесть творожок, еще полчасика поиграть на пианино, не писать карандашом на стенах и не обижать бабушку...

 

— Так вот,— задушевно продолжала Ширяева,— мы тут вместе подумали: а что если живой русский Санта Клаус принесет нашим деткам подарки?.. Ты представляешь, как они будут визжать и прыгать от радости!

 

В женских пальцах скользило ажурное, будто сотканное из снежинок, кружево. Следя взглядом за лентой, Ивановский согласно кивнул.

 

Профгрупорг и кандидат наук Зубакова перебила Тамару:

 

— Ты уж не скромничай, Ширяева, это ведь твоя идея. Но мы ее поддерживаем.

 

— Соберем деньги,— продолжала Тамара.— Попросим в месткоме помощь. На днях отправим машину в Москву, за апельсинами и конфетами...

 

Кружева были смотаны в клубок. Ширяева убрала его в полиэтиленовый пакет.

 

— С театром мы уже договорились,— сказала она.— Будет автотранспорт, шуба, валенки и все прочее, как полагается.

 

До конца обеденного перерыва оставалось четверть часа. Из открытой двери киноаппаратной валил табачный дым, слышался рокот мужских голосов и смачный стук костяшек по верстаку. Надеясь сыграть кон-другой в домино, Ивановский нетерпеливо спросил:

 

— Так что вы от меня-то хотите?

 

Зубакова торжественно объявила:

 

— Мы решили, что самый лучший Санта Клаус в нашем коллективе — это ты, Владислав Васильевич!

 

Ивановский резко встал.

 

— Здорово придумали!.. Ладно, я пошел в зал, скоро обед кончится.

 

Женщины разом зашумели:

 

— Владей, мы серьезно...

 

— У тебя рост подходящий...

 

— А голос, голос какой!..

 

— Ивановский, будь человеком!..

 

— А разве я не человек?.. Это вы придумали — меня шутом сделать. Какой из меня Санта-Клаус?.. Я не исповедую католицизм и вообще мне всего двадцать восемь скоро...

 

— Думаешь, мало? — с усмешкой спросила Ширяева.— Ничего, Владей, мы тебя так загримируем — родная мама не узнает... Можно даже с примесью поцелуйной помады!

 

— Причем тут мама... Вы, уважаемые мамочки, поаккуратней с эротикой!..

 

Ширяева вскинула голову и презрительным взглядом окинула — медленно, с ног до головы — Ивановского.

 

— Кто тебя держит, иди!..

 

Зубакова была терпеливее. За тонкими очковыми стеклами, скрепленными позолоченной оправой, ласковым туманом светились укрупненные глаза.

 

— Владислав Васильевич, не отказывайся! Ну, пожалуйста, миленький!.. У тебя все прекрасно получится, ты увидишь, ты узнаешь!..

 

Ивановский знал путь к спасению. Надо было сказать какую-нибудь пошлость, хохотнуть — и можно спокойно удаляться. Но ведь не экскурсоводы и лекторы, а матушки деток сидели перед ним!.. В ту минуту он отчетливо увидел тяжелые щеки лектора с пионерским голоском Любови Ивановны Мигуновой и ее черные, недоуменно выпученные глаза, готовые вот-вот пустить слезу. Эта болезненно пухлая, широко известная ветеранка совершенно не умела ссориться: от малейшего стеснения души начинала плакать. У нее росли трое внуков, старший был уже в девятом классе... По-татарски круглоликая счетовод Корзинкина молитвенно сложила ладони на груди. У нее двое: мальчик и девочка... Астроном Нина Николайцева накручивала на палец черную, как тушь, прядку и поглядывала на Ивановского иронически, дескать, не по чину гонор. А у самой девчонка без отца уже в первый класс пошла. Ширяева грозно хмурилась... Екатерина Сергеевна, склонив голову набок, смотрела не на Владислава, а куда-то в сторону, словно понимала, какое воодушевляющее значение имел для звездного мастера ее кроткий взгляд.

 

На круглых, как дыни, коленях Ширяевой лежал мешок с кружевами. Владислав обреченно вздохнул и спросил:

 

— Для чего столько кружев?

 

***

 

Своим человеком стал для женщин Ивановский. Они то и дело подзывали его к столам или приходили к нему в полуосвещенный звездный зал, когда мастер возился с пультом дистанционного управления. Докладывали, что и бухгалтерия уже владеет информацией и тоже хотят примазаться к «планетарской» идее, только ничего из этого не выйдет, и без того в списке уже семнадцать квартир — это, дай Бог, Владею за полдня управиться. А ведь он тоже человек, хотя и холостой временно, и ему надо попраздновать, Дамы рассказывали о своих детях, зазывали Владислава в свои компании встречать Новый год. Даже ВРИО массового отдела Ширяева пригласила. И приняв категорический отказ Ивановского как должное, сказала:

 

— Коллектив для меня все, ты прекрасно знаешь. Если коллектив решил, чтобы все дети получали одинаковые подарки, то я не против. Но пойми меня правильно, Владей, ведь я больше других вложила сил в эту затею. Это я добилась, чтобы был ты, то есть Дед Мороз! Во-первых, это моя идея. Во-вторых, я тебя уговорила. Потом я достала тебе весь наряд... Я с мужем Зубаковой ездила в Москву за подарками. И помощь в месткоме я выбивала, ты же знаешь, какой у нас слабохарактерный профорг Катя-сергевна!.. Теперь скажи, неужто я не имею права на то, чтобы мой Максим получил эксклюзивный подарок, не такой, как у всех? Вот, значит, по-мужски, скажи Владей!

 

— Вообще-то, конечно... Твой эксклюзив больше, что ли?

 

— Не больше. Хотя и дороже... Но это я от себя, за свои кровные! Я же мать, я знаю, чего Максиму захочется. Понимаешь, обыкновенные конфеты ему надоели. А в Москве я достала «Птичье молоко». Ну, это тоже конфеты... Пакет я помечу. Сделаешь, Владей?.. Только о нашем договоре — никому ни слова. Иначе шума не оберёшься...

 

— Счастливчик твой Максим!

 

— А как же, Владислав Васильевич! — воскликнула с ноткой печали Ширяева. — Ведь я уж замуж больше невтерпежь... Кстати, коли завелся такой откровенский базар... Недавно вот с твоей бывшей Надеждой познакомилась... Она ведь в книготорге работает? .

 

— Где-то там товароведит,— неохотно ответил Ивановский.

 

— Я искала Максимке хорошую книгу. Понимаешь, он уже все читает по слогам!.. И вот зашла на базу Книготорга. Слышу, Ивановская. Значит, и фамилию твою оставила?.. Разговорились. Она ничего, боевая-симпатишная. Говорят, поет хорошо... Достала мне сказки Андерсена, подарочное издание. Про тебя спрашивала, что да как... Я ей рассказала, что ты у нас Сантой Клаусом будешь.

 

— Для нее это не новость,— мрачно обронил Владислав. — Она меня всегда за Деда Мороза считала.

 

— Эх, Владей-Володей!.. Плохо ты нас, женский пол, представляешь!.. Между прочим, Надежда мне глянулась. Одета она не так уж, чтобы очинно, но сама-то внимательная такая, дипломатическая... Мне даже показалось, она типа того как жалеет, что бросимши тебя. Ты имей это в виду... Ну, а теперь еще просьбица. У нас в списке семнадцать квартир. На самом же деле их будет немного больше, ты не против?

 

— Угу,— промычал Ивановский, припаивая ножки транзистора к печатной плате. Осторожно дышал при такой ювелирной работе: транзистор был чуть больше спичечной головки.

 

— Мне надо уважить кое-кого из знакомых. Там зубной врач, калькуляторша из драмтеатра, завбазой Облпотребсоюза. ... Сам же понимаешь, Владеюшка, в какое время живем. А это все чудные дяди-тети!.. Кстати, сам с ними познакомишься — такой случай удобный!

 

Ивановский резко швырнул паяльник; транзистор оторвался, плата улетела в сторону.

 

— Я вообще не буду в Санта Клауса играть. — Нет и точка!

 

Ширяева пожала каравайными плечами и насмешливо сказала:

 

— Эрдель ты, а не Владей!.. Порода такая есть... Типа того — пра-а-стые! Эрдель-терьер называется...

 

Не торопясь, с достоинством пошла к своему рабочему месту. На «пшеничной» спине Тамары угадывались под белым халатом складки от глубоко врезавшегося в тело лифчика.

 

Владислав шарил по карманам, выдвигал ящики, перекладывал с места на место книги на рабочем столе, печатные платы. Его трясло. Он искал сигареты, лежавшие на осциллографе.

 

«Почему она не стесняется?.. Такая откровенность!.. Глаза что ли у меня как у этого самого... терьер-эрделя? Или в „физономии“ что-нибудь служебно-собачье?.. Ну, уж нет!.. Надо это почаще: нет и точка! А то и сам себя перестанешь уважать!»

 

...Она была единственной в лаборатории женщиной, к которой Ивановский испытывал чувство доверия. Это сердечное уважение еще более окрепло в тот день, когда, разъяренный бесцеремонностью Ширяевой, Ивановский метался крупными шажищами из конца в конец коридора, ведущего в Звездный зал.

 

Появившись навстречу, Екатерина Сергеевна бесстрашно схватила высокого и длинноногого, как Петр Первый, Владислава Васильевича.

 

— Слушай-ка, Владей! Ты ведь сейчас прямо как император Петр Алексеевич перед шведами, — с учительской иронией пошутила кандидат педагогических наук Зубакова. — Ты вот что, Владей! Помоги-ка мне слайды посмотреть через кадропроектор. Мне из Московского планетария прислали. Там про Николая Коперника, его дом в Торуни, где родился, замок в Фрамборке, обсерватория... Ты же знаешь, что пятьсот лет будет в Новом — 1973. Такой всемирный юбилеище!..

 

В звездном зале они стеснились за лекторским пультом. Ивановский включил кадропроектор, зарядил в него дюжину маленьких пластмассовых рамочек с цветными фотокадриками.

 

Вот тогда завотделом Катя-сергевна с материнской заботливостью и сердечностью старшей сестры сказала:

 

— Не злись, Владей, напрасно, на эту бизнес-активистку! Ты же не для Тамары, ты для всех нас должен стать Дедом Морозом. Ну, и... для меня тоже...

 

Напряжение тока крови в голове подскочило мощным импульсом. Обдало жаром, как в парилке. Вглядываясь, словно из тумана, Ивановский спросил:

 

— У вас, у женщин, у всех так: коварство — первое средство? Сначала приласкать, а потом ужалить, да?

 

— Какой же ты горячий, Владей! — говорила Катя-сергевна и гладила вовсе не по-матерински широкое атлетическое плечо Владислава.— Ты такой знаковый мужчина и вся твоя жизнь, как проспект, еще впереди. Ты еще узнаешь, что не все женщины — сучки коварные. По Ширяевой, да и по бывшей своей жене нас не равняй. Мы всякие и разные бываем... Мы и ласковые бываем, и доверчивые. Ну и переменчивыми можем...

 

Звездный мастер Ивановский чувствовал себя так, будто совершенной голый, очутился в ванне с шипучим шампанским. В звездном зале была заатмосферная тишь и даже зодиакальные созвездия не мерцали.

 

— Катя-сергевна, а можно я вас чуть-чуть поцелую? — жарким шопотом спросил Ивановский.

 

— Ой, что это ты, Владей... Ну, что ты?.. Вот чудной типа того... Ну, можно, в принципе... Только как сестрицу!

 

Владислав обнял послушные округлые плечи с жаркой грудью в глубоком вырезе блузки, вмиг опьянел от духовитых локонов и ароматного лика, надолго впился ртом в крупные, упругие губы. Пока не вспомнил, что в звездный зал в любой момент могут войти. Хотя бы та же Ширяева...

 

— А чего, кстати, Ширяева от тебя добивалась? — спросила будто спросонья, распаренным вроде бы голосом Катя-сергевна.

 

— Там какой-то особенный подарок ее Максиму... Ну это ладно, черт с ним... Видите ли, ей нужно своих друзей ублажить. Она там что-то достает, а я, значит, должен, как рассыльный, этим дельцам подарки разносить!

 

— Знаешь, Владей, — призналась заведующая научно-библиографическим отделом Зубакова, — я и сама ее боюсь, эту ВРИО-Тамару. Она такая талантливая интриганка!.. Делает все, что хочет... и делает чисто, даже изящно... И все-таки не стоит проваливать идею с Дедом Морозом. Когда дети видят чудеса, они становятся ангелами.

 

Звездный мастер снова потянулся обнять душисто-травяную, как сено в жаркий день, Екатерину Сергеевну, но она шустро отпрянула, по-девчоночьи прижав к животу локотки и замахала стиснутыми кулачками.

 

— Ой, хватит, хватит, братец, ты что это!.. Вообще нельзя, грех. Мы же на работе. Вдруг Ширяева сунется!

 

И быстренько упорхнула из звездного зала в служебное помещение, к своему письменному двухтумбовому столу в углу, под развесистым фикусом.

 

А Ивановский остался за лекторским пультом, охваченный легкой, как водород, нежностью к «старшей сестре» Кате-сергевне. И с распалявшими душу фантазиями...При впадении малой речки Ящерки в Оку — реку срединного масштаба — вздыблен над пойменным пространством крутой склон матерого берега. Там раскинулся многовековый приокский город губернского значения, начинающийся старинным липовым парком.

К полувековому юбилею русского Социализма в этом бывшем Дворянском парке воздвигли сребряно-купольный белостенный Храм Космовремени со Звёздным залом — планетарием.

 

Главой-основоположником Храма Космовремени был бывший директор средней школы Тимофей Алексеевич Смычков, энергичный коммунист предпенсионного возраста, одержимый пчеловодством и космонавтикой. Планетарием руководил печальный и загадочный физико-математик пятидесяти лет Алексей Васильевич Довгун.

 

Отделом науки и библиографии заведовала Екатерина Сергеевна Зубакова, кандидат педагогических наук, миловидная и доброжелательная интеллигентка-шестидесятница в возрасте тридцати с небольшим лет, белотелая и пышноволосая матушка двух разнополых деток.

 

ВРИО начальника массового отдела была старший экскурсовод, бывший инструктор обкома комсомола, энергичная активистка месткома и почти сорокалетняя мать-одиночка Ширяева Тамара Серафимовна.

 

Старшим лектором планетария была астроном по образованию Нина Михайловна Николайцева, спортивного вида темпераментная брюнетка, а лектором на полставки для детей и юношества числилась ветеран войны и труда Мигунова Любовь Ивановна по прозвищу Люба-радистка.

 

Ответственным за дорогостоящее японское оборудование планетария инженером был Владислав Васильевич Ивановский, двадцати семи лет, в прошлом ленинградский студент, специалист по лазерным системам, бывший ведущий инженер секретного завода п/я «Циклон» .

 

 

...Всё началось недели за две до Нового года. В обеденный перерыв инженер планетария Ивановский, звёздный мастер, как его называли музейщики, вернулся в отдел из недальней общепитовской "стекляшки" — и тут его окликнула ВРИО заведующего массового отдела Ширяева. Неохотно поплелся Владислав Васильевич в женский угол: если Ширяева зовёт, значит, попросит что-нибудь совершить для неё.

 

— Ты знаешь, что у многих из нас есть дети? — спросила пышногрудая и вообще сдобная, как калач, старшая "указка" — так планетарские лекторы называли экскурсоводов из массового отдела.

 

Разумеется, Владислав знал. Ему вспомнились телефонные переговоры Ширяевой с сыном. По нескольку раз в день она набирала номер своей квартиры, и когда на другом конце провода снимали трубку, Тамара, окинув заведующего планетарием Алексея Васильевича Довгуна и всех присутствующих счастливым взглядом, сообщала: «Сам отвечает!» Дальше следовали нежные укоры, робкие упрёки и щедрые обещания. Она уговаривала пятилетнего Максима съесть творожок, ещё полчасика поиграть на пианино, не писать карандашом на стенах и не обижать бабушку...

 

— Так вот, — задушевно продолжала Ширяева, — мы тут вместе подумали: а что если живой русский Санта Клаус принесёт нашим деткам подарки?.. Ты представляешь, как они будут визжать и прыгать от радости!

 

В женских пальцах скользило ажурное, будто сотканное из снежинок, кружево. Следя взглядом за лентой, Ивановский согласно кивнул.

 

Профгрупорг и кандидат наук Зубакова перебила Тамару:

 

— Ты уж не скромничай, Ширяева, это ведь твоя идея. Но мы ее поддерживаем.

 

— Соберём деньги, — продолжала Тамара.— Попросим в месткоме помощь. На днях отправим машину в Москву, за апельсинами и конфетами...

 

Кружева были смотаны в клубок. Ширяева убрала его в полиэтиленовый пакет.

 

— С театром мы уже договорились, — сказала она. — Будет автотранспорт, шуба, валенки и все прочее, как полагается.

 

До конца обеденного перерыва оставалось четверть часа. Из открытой двери киноаппаратной валил табачный дым, слышался рокот мужских голосов и смачный стук костяшек по верстаку. Надеясь сыграть кон-другой в домино, Ивановский нетерпеливо спросил:

 

— Так что вы от меня-то хотите?

 

Зубакова торжественно объявила:

 

— Мы решили, что самый лучший Санта Клаус в нашем коллективе — это ты, Владислав Васильевич!

 

Ивановский резко встал.

 

— Здорово придумали!.. Ладно, я пошёл в зал, скоро обед кончится.

 

Женщины разом зашумели:

 

— Владей, мы серьёзно...

 

— У тебя рост подходящий...

 

— А голос, голос какой!..

 

— Ивановский, будь человеком!..

 

— А разве я не человек?.. Это вы придумали — меня шутом сделать. Какой из меня Санта-Клаус?.. Я не исповедую католицизм и вообще мне всего двадцать восемь скоро...

 

— Думаешь, мало? — с усмешкой спросила Ширяева.— Ничего, Владей, мы тебя так загримируем — родная мама не узнает... Можно даже с примесью поцелуйной помады!

 

— Причём тут мама... Вы, уважаемые мамочки, поаккуратней с эротикой!..

 

Ширяева вскинула голову и презрительным взглядом окинула — медленно, с ног до головы — Ивановского.

 

— Кто тебя держит, иди!..

 

Зубакова была терпеливее. За тонкими очковыми стёклами, скреплёнными позолоченной оправой, ласковым туманом светились укрупнённые глаза.

 

— Владислав Васильевич, не отказывайся! Ну, пожалуйста, миленький!.. У тебя всё прекрасно получится, ты увидишь, ты узнаешь!..

 

Ивановский знал путь к спасению. Надо было сказать какую-нибудь пошлость, хохотнуть — и можно спокойно удаляться. Но ведь не экскурсоводы и лекторы, а матушки деток сидели перед ним!.. В ту минуту он отчётливо увидел тяжелые щёки лектора с пионерским голоском Любови Ивановны Мигуновой и её чёрные, недоумённо выпученные глаза, готовые вот-вот пустить слезу. Эта болезненно пухлая, широко известная ветеранка совершенно не умела ссориться: от малейшего стеснения души начинала плакать. У неё росли трое внуков, старший был уже в девятом классе... По-татарски круглоликая счетовод Корзинкина молитвенно сложила ладони на груди. У неё двое: мальчик и девочка... Астроном Нина Николайцева накручивала на палец чёрную, как тушь, прядку и поглядывала на Ивановского иронически, дескать, не по чину гонор. А у самой девчонка без отца уже в первый класс пошла. Ширяева грозно хмурилась... Екатерина Сергеевна, склонив голову набок, смотрела не на Владислава, а куда-то в сторону, словно понимала, какое воодушевляющее значение имел для звёздного мастера ее кроткий взгляд.

 

На круглых, как дыни, коленях Ширяевой лежал мешок с кружевами. Владислав обреченно вздохнул и спросил:

 

— Для чего столько кружев?

 

***

 

Своим человеком стал для женщин Ивановский. Они то и дело подзывали его к столам или приходили к нему в полуосвещённый звёздный зал, когда мастер возился с пультом дистанционного управления. Докладывали, что и бухгалтерия уже владеет информацией и тоже хотят примазаться к "планетарской" идее, только ничего из этого не выйдет, и без того в списке уже семнадцать квартир — это, дай Бог, Владею за полдня управиться. А ведь он тоже человек, хотя и холостой временно, и ему надо попраздновать. Дамы рассказывали о своих детях, зазывали Владислава в свои компании встречать Новый год. Даже ВРИО массового отдела Ширяева пригласила. И приняв категорический отказ Ивановского как должное, сказала:

 

— Коллектив для меня всё, ты прекрасно знаешь. Если коллектив решил, чтобы все дети получали одинаковые подарки, то я не против. Но пойми меня правильно, Владей, ведь я больше других вложила сил в эту затею. Это я добилась, чтобы был ты, то есть Дед Мороз! Во-первых, это моя идея. Во-вторых, я тебя уговорила. Потом я достала тебе весь наряд... Я с мужем Зубаковой ездила в Москву за подарками. И помощь в месткоме я выбивала, ты же знаешь, какой у нас слабохарактерный профорг Катя-сергевна!.. Теперь