«Звёздный мастер»

 

Открыла Екатерина Сергеевна. На работе Владислав обычно видел кандидата наук Зубакову в строгих костюмах и клумбово-ярких блузках с бантиками вместо галстуков. Медового цвета волосы обычно были гладко зачесанными и собраны в клубок на затылке. А теперь Катя- сергевна была в богатом темном платье, расчесанные на две партии будто бы медные волосы свободно распались по роскошным плечам, на груди светился, как большой леденец, янтарный кулон. Пораженный прямо магической женственностью, Ивановский обнаружил, что у Екатерины Сергеевны глаза в позолоченных стеклышках-лепестках светлые, как почки на весенней вербе.

 

...Дверь в комнату, к которой вела Зубакова, была открыта: подходя, Ивановский услышал тонкий голосок:

 

— Котька, в тебе деликатности — ноль целых, ноль десятых. Сядь спокойно и жди. Дед Мороз сейчас взойдет. Учти, он прямоходом из сказки...

 

В комнате Владислав увидел елку, высокую, в блестящих комках игрушек и тенетах мишуры. Отчетлив был терпкий, волнующий аромат хвои. Возле стены стояло пианино, у другой — небольшой диванчик, а посредине комнаты два стула, поставленных рядом. На них, лицом к входу, сидели девочка и мальчик. Девочке было лет десять: тонкий длинный нос, узкий разрез глаз и черные дуги бровей были такими же, как у отца. Мальчик лет пяти был светленьким, круглолицым, с конопушками на щеках и широко раскрытыми, доверчиво серыми, как у мамы, глазами.

 

Дети чинно поздоровались, в свою очередь поздравили гостя с Новым годом, и затем возникла пауза столь неловкая, что Владислав уж готов был сорвать усы и бороду, чтобы выступить из игры.

 

— А что это вы расселись, как в театре? — строго спросила Екатерина Сергеевна.— Сейчас же стулья долой!.. К вам Мороз Сугробыч пришел, ведите его к ёлушке-иголушке.

 

— Разве это не театр? — чирикнула девочка, с ироническим лукавством глядя гостю в глаза.

 

— Рита, не умничай, пожалуйста!.. А ты, Костя, что смотришь букой?.. Не бойся, малыш, это же добрый лесной богатырь. Помнишь, мы с тобой книжку про него читали?

 

Ивановский ободрился.

 

— Ничего, ничего, мы сейчас познакомимся. Меня зовут...— И он осекся.— Ну, вы же сами знаете, кто я. А тебя,— обращаясь к кареглазой брюнеточке, спросил Володя,— зовут Маргаритой Вадимовной, так?

 

— Та-ак,— нараспев, передразнивая, ответила долговязая девочка с шелковисто-черной челкой.

 

— Меня зовут Косантин! — торжественно произнес светловолосый мальчик.

 

— Ты крепкий парень, Константин,— пряча в усах благодарную улыбку, сказал Владислав. — И имя у тебя основательное...

 

Держать за спиной мешок с подарками было совсем уже неловко. Владислав опустил его на пол и вопросительно взглянул на разрумянившуюся от волнения Екатерину Сергеевну. Она дернулась статным телом, ополыхнув Владислава памятным ароматом цветущей липы, и даже поднялась на цыпочки, спеша на помощь.

 

— Дед Мороз, ребята сами наряжали елку. И Маргаритка старалась. А Костик такие флажки чудесно раскрасил и сам на папину рыболовную леску клеил. Как получилось? — спросила она, сияя радостным вербным взором.

 

— Очень хорошая ёлка. Красивая и прекрасная, как сама мама!.. Но почему-то робкая она, ёлочка, с моей точки зрения, даже застенчивая... То есть «устенчивая» — у стенки скучает... Вот если бы кто-то спел, например, или, допустим, рассказал стихотворение — вот было б здорово тогда, вот это был бы гром!..

 

— У меня такая же точка зрения, — глядя прямо и радостно в глаза Деда Мороза, сообщила Катя-сергевна. — Тоска вечнозеленая, а не елка. Костик, ты не бери пример насмешливости с Ритули. У тебя сестрица в папочку, вся из насмешек и колючек, а ты, моя косточка, весь добрый и ласковый! Праздничную нам песенку спой.

 

— Про день рождения ?

 

— Ну, конечно. Это ведь тоже праздник!

 

— А Рита пусть на «пьяне-форте» играет.

 

— Верно. Ритуля, к инструменту!

 

Опустив руки с отогнутыми в стороны кистями — словно это были сложенные ангельские крылышки, девочка подошла к медово-золотому пианино, пахнувшему ладаном, чинно села и открыла крышку.

 

Костя запел песенку из мультфильма про Чебурашку. Получалось у него не слишком звонко и чисто, но мальчик очень старался, допел песню до конца и при этом смотрел, как на икону, на божественную Катю-сергевну. Владиславу тревожно подумалось, сколько таких же вот неловких встреч еще предстоит в этот ярмарочно-пестрый день, и ему стало страшно. И только лучезарный взор из-за тоненьких очковых льдинок кандидата наук Зубаковой посылал сигналы любовной надежды.

 

После настойчивой просьбы матери Маргарита сыграла зимнюю пьесу Чайковского из «Времен года». Играла уверенно и свободно, однако на ее лице было такое выражение, что она делает это лишь из одолжения. Доиграв, девочка спросила:

 

— Сугроб Морозыч, а ты знаешь, чем пахнет елка? — И так хитро, с испытывающим прищуром восточных глаз взглянула, что Ивановский сразу понял: от его ответа будет зависеть очень многое,

 

«Чем пахнет елка?.. Значит, чем угодно, но только не хвоей.— Владислав медлил.— Ой, хитрюшка какая! Как глазки-то играют!.. А ты, Катя-сергевна, доказывала мне, будто не все женщины одинаковы.

 

Волнительно припомнился Владиславу разговор с коллегой по службе в избушке на высоком берегу Оки, где, точно на маленьком плоту — на диване-кровати, они оба, обнажено горячие после любви, рассуждали о странностях взаимоотношений Коперника и Анны Шиллинг и вообще мужчин и женщин. Нацепившая для важности свои «кандидатские» очечки с позолотой, Катя-сергевна утверждала, что не все женщины — только женщины. «Ага, — мысленно продолжал сейчас тот спор Владислав. — Вот же она, юная чернобровая пионерка — женщина из будущего... Едва кукол отставила — и туда же, испытывать, хитрить... Ну, ладно. Может быть, метелью пахнут ели?.. Не то, не то, это же такая папина лисичка!.. »

 

— Праздником! — отчетливо сказал Ивановский. Рита преобразилась.

 

— Правильно, правильно! — кричала она, хлопая в ладоши. Теперь в карих глазах девочки алмазными бликами искрилась радость.— Мама, ты слышала?.. А вы с папой не могли отгадать!

 

Вручив подарки, Владислав собрался уходить, но Маргарита крепко вцепилась в рукав его синей шубы.

 

— Дед Мороз, ну, пожалуйста, побудь у нас еще... Мамочка, давайте пить чай. Угостим лесного богатыря твоим тортом «Сюрприз». Ты знаешь,— понизив голос и прикрыв рот левой ладошкой, сказала Рита Владиславу, — наша мама умеет делать такие сюрпризы — просто обалдеть можно!

 

«Умеет, умеет, — мысленно и радостно подтвердил Владислав.

 

— А у меня все готово,— поддержала дочку Екатерина Сергеевна, сияя поверх очков счастливыми очами.— Пойдемте в столовую.

 

— Нельзя,— запротестовал Владислав, — нельзя мне пить чай!

 

— Ну почему? — Рита обиженно оттопырила губки.

 

— А ты подумай хорошенько.

 

Она в недоумении повела плечами.

 

— Чай ведь надо пить горячим, верно?

 

— Ну и что?

 

— Как же я, Мороз Сугробыч, буду пить горячий чай? Я же растаю... от чаю и любви!

 

Рита засмеялась, пригнув голову и закрыв ладошкой губы.

 

— Да вы же не настоящий Дед Мороз,— сказала она.

 

— Нет уж, пожалуйста, не говори так. Я самый настоящий, доподлинный Сугробыч. Меня и звери в лесу так кличут. И хотя мне очень-очень не хочется уходить от вашей с Костей теплоты и маминой сердечности, но я должен вас покинуть. Есть такое военное слово — «надо»!.. Вон у меня сколько этих «надо» в мешке! Только что начата очередность, далее по списку меня ждут детки членов профсоюза!..

 

* * *

 

— Ну, как? — спросил Зубаков.

 

— Сейчас расскажу. Сначала — закурить... Ну, вата с томатом, из-за усов сигаретой в рот не попадешь!.. Короче, детки у вас просто из сказки. И тортики у Екатерины Сергеевны — чудо. В общем, зачин как будто получился нормальным.

 

Володя вкратце рассказал про свой первый визит и про то, как изменилось к нему отношение Маргаритки, когда он угадал, чем пахнет елка.

 

— Праздником, значит,— пробормотал Зубаков.— В самом деле, для них елка пахнет праздником... Поди, отгадай, что у детей на уме!.. Вот что, Владей. Я рад, что все вышло хорошо, но имей в виду: ты пробыл у нас семнадцать минут. Это слишком!..

 

— Ревнуешь, что ли? — надменно, хотя и с гулким биением сердца, спросил Ивановский.

 

— Не говори глупостей!.. Я вот о чем: помножь семнадцать на два десятка квартир. Да плюс отъезды-переезды. Получается больше семи часов. А мы должны уложиться в три!

 

— В три, так в три,— машинально согласился Владислав, захваченный внезапным открытием. Следя за Ритой, он угадывал что-то очень памятное в повадках долговязой десятилетней девочки. Сходство с отцом? Так это само собой... И только в машине Ивановский догадался, в чем дело. Ангельские крылышки!.. Ведь у его бывшей жены Надежды тоже была такая привычка — изображать руками крылышки...

 

Как часто на улицах Владислав вглядывался в женские лица, надеясь увидеть... И если замечал в толпе гордый смуглый лик с темными очами и надломленными бровями, сердце словно срывалось с живого места, и гул крови в ушах вытеснял звуки улицы. Так продолжалось секунду-другую, и Владислав успокаивался. Не она...

 

Пока жили вместе, ему и в голову не приходило, что в городе может быть столько похожих на его жену молоденьких женщин. Он был уверен: Надя — неповторимая... Но, потеряв ее, стал находить у других и характерную для Надежды походку, и похожие на ее брови-кнутики, прямой пробор в волосах , и даже «крылышки» узнал, хотя заметил их у маленькой девочки. Впрочем, не только «крылышки». С какой уверенностью Рита садилась за пианино. Наверное, девочке уже вдалбливают в голову, что у нее талант, что ее ждет необыкновенная судьба. Ах, только бы не такая, как у Нади!..

 

— Вадим Петрович, ты хотел бы, чтобы твоя дочь стала исключительной личностью?.. Сделалась бы, как матушка, кандидатом наук, знаменитой певицей или пианисткой?

 

— А зачем же я ей инструмент покупал, учительнице музыки плачу? Конечно, хочу: кто скромно живет — тот живет некачественно. Бедная жизнь — черно-белый телевизор... Пусть Маргоша увидит мир в полном блеске — вот чего я желаю.

 

— Ну, а как у нее насчет душевности? Она добрая?

 

— Добрых жизнь давит,— убежденно сказал Зубаков.— Вон у меня жена добрая — уж я насмотрелся!

 

«Недобрым и нечестным тоже достается!» — подумал Владислав, вспомнив про телефонный разговор со своей бывшей женой.

 

...Он уже пережил все самое трудное. Уже начал успокаиваться. Пожалуй, даже забывать начал про Надю. Вот тогда-то она, в середине декабря, и позвонила. Директор планетария Довгун пригласил звездного мастера к телефону, стоявшему на его столе. Звонок был междугородний.

 

Когда Ивановский подошел, кандидат физико-математических наук желчно заметил:

 

— Не успел Дед-Морозом стать, уже снегурочки аж из столицы названивают!

 

— Вы ведь тоже холостяк, Алексей Васильевич,— заметил Володя.— Чего же удивляетесь?

 

— Я старый холостяк,— проворчал астроном, вычеркивая из годового отчета большой абзац.— Это значит — непреклонённый!

 

— Я слушаю,— сказал Владислав, взяв трубку.

 

— Здравствуй,— прозвучало вкрадчиво.— Ты узнал мой голос?.. Еще не забыл меня?

 

— Узнал! — Звездному мастеру стало тоскливо от чувства спертой ярости души! Как часто мучило его это «супердавление»!

 

— А я из Москвы... Видишь, тоже не забыла... Ты, конечно, не веришь. Я на курсах повышения ... В самом деле, это не хохма... — Голос Нади пресекся. После небольшой паузы она продолжала: — И все же вот захотела узнать, как ты живешь. Набралась куражу и набрала по межгороду ваш музей-планетарий. Ты сердишься, Владей? Что-то в проводах шкворчит так противно... Ты меня слышишь? Пожалуйста, не ложи трубку, мне еще сообщить что-то очень важное...

 

— Я слышу. Слышу, ну...

 

— Знаешь, у меня никого не осталось. Я мамку имею в виду. Она... — Снова последовала пауза. Потом, уже окрепшим голосом, Надя продолжала: — Мне, наверное, не надо бы говорить тебе об этом... Летом я ездила в Рузу, мама там умерла...

 

— Как?.. Что случилось?

 

— У нее была язва желудка, а потом оказалось — рак. Так всю обсосало, даже не узнать... Так и не простила меня. А фельдшер, то есть отчим — спился. Даже не знаю, где он теперь ветеринарит... Лариска замуж выскочила. Вот дуреха-то сопливая! Ей же и восемнадцати не было, представляешь! Десятый класс еще не окончила — нате вам, десантника привела... И умотала с ним в Чечено-Ингушетию. То-то весело ей там!.. Ой, я ведь совсем забыла: с наступающим праздником тебя, Владюшка! Желаю здоровья, а, главное, счастья... Как все-таки живешь?

 

— Счастливо...

 

— Ты не женился? — в голосе Нади послышалось волнение.

 

— Нет пока.

 

Трубка помолчала. Начав почти шепотом, Надя спросила:

 

— Я все еще в Москве живу, но надеюсь вернуться к Новому году. Можно, зайду как-нибудь в гости?

 

— Зачем?

 

— Ты не хочешь?

 

— Не знаю...

 

Довгун поднял голову и посмотрел на звездного мастера. В твердом, словно выкованном из античного железа лице кандидата физико-математических наук что-то дрогнуло: уголки губ, ноздри или веки — где-то словно бы оборвалась пружинка какая-то и оно стало просто лицом пожилого подстарка, умеющего понять, как нелегко мужской душе даются иной раз отказы.

 

— Владей, мне так нужно поговорить с тобой. Ведь мы все-таки... Понимаешь, мамы не стало. Такой одинокой себя чувствую!.. Владеюшка, я про тебя все равно думаю часто, как о родном, понимаешь? Даже хочется поглядеть на тебя, погладить, как котеночка... Я хочу увидеть тебя и вообще... Можно хоть на минутку зайти?

 

— А как же этот... Герман?

 

— Владик, первого января, ладно? Я все-все расскажу... Есть электричка, в семь вечера приходит, хорошо?.. Еще раз поздравляю с Новым годом! Желаю успехов, здоровья и всего самого — наисамого! До скорой личной встречи, Владей!..