«Звёздный мастер»

 

— Мы такого гостя не заказывали... Вам кого?

 

— Леночка Николайцева здесь проживает? — спросил Ивановский соответствующим роли благодушным басом.

 

— А... Ну да, здеся... — Женщина отступила, впуская гостя. Владислав увидел две — одна за другой— приоткрытых двери комнат, из которых выглядывали два девчоночьих лица. Худенькое, треугольное, с русой челкой выглядывало из-за ближней двери. За дальней пряталась темноволосая смуглянка с близко сведенными к переносице черными бантиками-глазками.

 

Женщина пошла к дальней двери и, подтолкнув смуглянку, плотно закрыла за собой дверь.

 

Владислав широко улыбнулся русой девочке. Та мигом исчезла.

 

— Ну, входи, входи к нам, дедушка Мороз! — запела появившаяся вместо нее старший лектор планетария Нина Михайловна Николайцева. На ней был брючный костюм из синего кримплена с белым шнурком на груди, который она торопливыми движениями завязывала в узел.

 

Трижды стукнув посохом (чтобы подбодрить себя), Владислав вошел в комнату — узкую и тесную, похожую на ту, в которой сам жил. Опутанная нитями дождя, елка занимала почти треть этой комнаты.

 

Девочка в белом платьице, обшитом кружевами, прижалась к ногам матери.

 

Бывшая волейболистка Николайцева имела длинные ноги, прямую осанку и смотрела свысока, чуть ли не из облаков вследствие привычки с детства держать голову вскинутой. На столе были наполовину пустая бутылка и две рюмки, одна из которых, со следами губной помады, осталась недопитой, тарелка с ломтиками ветчины и сыра.

 

Мужчина одних лет с Владиславом сидел на диване, забросив ногу за ногу. Курил сигарету с фильтром, пропуская дым сквозь яркие, как мандариновые корки, усы и стряхивал пепел в блюдечко, положенное на сиденье стула. Это был здоровяк с лоснящимся гладковыбритым лицом, энергичным разлетом бровей, прямым, крепкого литья, носом. Расслабленный узел его галстука спустился на грудь. На спинку стула накинут был полосатый, как пижама, пиджак со значком мастера спорта. Должно быть, кто-то заглянул в комнату; посмотрев в сторону двери, мужчина решительно, как будто был здесь хозяином, приказал:

 

— Ну-ка закрой дверь!

 

Леночка оказалась хорошей партнершей. Владислав позвал ее — она отошла от матери, охотно подвела Деда Мороза к ёлке, стала рассказывать, как они с мамой выбирали её, как несли, как устанавливали. Похвалив девочку, Владислав спросил:

 

— А мы зажжем огоньки под звездой?

 

Тут он попал впросак, потому что гирлянды не было. Лена покачала чубатой головкой и грустно сказала:

 

— Нет, не зажжем. Дядя Боря обещал принести разноцветные лампочки, а потом забыл...

 

— За то какого зайца я приволок! — вмешался "мастер спорта«.— Ты покажи Морозычу, какой у тебя барабанщик.

 

Лена, вытянув руку, дотронулась до стеклянной игрушки, изображавшей зайчишку с барабаном.

 

— Я песенку спою! — Елена встала спиной к елке.

 

Снова раздался сердитый голос мужчины: — Нина, запри ты, наконец, дверь!

 

Владислав не оглянулся, хотя вслед за окриком «дяди Бори» послышался стук двери и из коридора донесся детский вопль. Лена запела:

 

— Маленькой ёлочке холодно зимой, из лесу мы ёлочку принесли домой...

 

Нина Николайцева была знатоком истории изучения Луны, знала вся обстоятельства полетов американцев на кораблях «Аполлон», а также чуть ли не наизусть помнила обе «космоплавательные» повести Циолковского, не халтурила на лекциях в планетарии. Однако если Ивановскому случалось общаться с ней по службе, он нервничал и старался отойти от письменного стола бывшей спортсменки поскорее. Николайцева даже сидя за столом, умудрялась смотреть на него сверху вниз, причем плотоядно и даже сексапильно. От её озорного кокетства Владислав испытывал и стыд, и жалость... Стремясь замаскировать свое одиночество и несчастную судьбу, Николайцева порой бывала даже циничной. Когда между сотрудницами планетария заходили разговоры о бывшей жене Ивановского, которая стала сожительницей женатого доцента из культпросветучилища, лекторы и экскурсоводы осуждали «перебежчицу» и высказывали сочувствие звёздному мастеру Ивановскому. Только Николайцева ядовито шутила, что от настоящих «плей-боев» бабы если уходят, то к еще более настоящим...

 

Судя по тому, как опасно вывалилась из стены розетка над диваном, как неумело была прибита полочка для цветов, наконец, по тому, как наброшен был на спинку стула пижамный пиджак, Борис бывал здесь недолгим гостем.

 

...Когда Лена допела, Владислав вручил ей подарок, пожелал расти умной, доброй девочкой и стал прощаться.

 

— Нет, мы Морозыча так просто не отпустим, правда, Ленок? — произнес Борис.— Нинок, штрафную дорогому гостю!.. Ну-ка, кати сюда рюмку-грелку и тарелку!.. А ты не маячь, приседай, корефан!.. Прошу, значит, к столу, товарищ Морозыч!

 

Владиславу стало холодно и скушно от хамской приветливости. Так честно старалась Лена Николайцева, с такой доверчивостью смотрела первоклашка на Деда Мороза!.. Не ответив Борису, Ивановский пошел к выходу.

 

— Ах, посмотрите, какой гордый! — набирая в голосе высоту, воскликнул спортсмен.

 

— Боб, зря духаришься, он путевый малый! — в замешательстве проговорила Николайцева.

 

На пороге Владислав обернулся. Увидев куражливое выражение на носатом, оранжево-усатом лице Бориса, посоветовал:

 

— Надо бы поаккуратнее при ребёнке... Как за рулем!

 

— Скоморох! — с удовлетворением от ловко найденного слова выпалил Борис.

 

Девочка, испуганно оглядываясь, шла за Дедом Морозом. Он положил руку на ее головку и сказал:

 

— До свиданья, Елена-ясная! Расти, не ленись, пой — веселись, маму уважай и меня не забывай... Скоморох — вовсе не обидное слово. Это значит, веселый и находчивый капитан команды из КВН-а по телевизору!

 

Ивановский пристукнул сучковатым посохом и вышел. В коридоре к нему кинулась и зарылась мордашкой в полах шубы черноволосая смуглянка с глазками-бантиками, сверстница Лены Николайцевой..

 

— Ко мне, пойдем ко мне! — звала она.

 

— Нет, это мой Дед Мороз,— запищала Елена, отталкивая соседку.

 

— Пойдем к нам! У нас совсем не такая ёлка, как у них. У нас большая-большая, и огоньки на ней поют,— тараторила соседка, всё ещё прижимаясь к ногам Владислава.

 

— Мой Дед Мороз, мой! — Лена оттаскивала её за платье.

 

— Ада, сейчас же домой! — Из соседней двери выскочила мать с желтым мешком бигуди на голове. Отец, длинный, тощий, с такими же, как у дочери, глазами — черносливами, тоже вышел в коридор и недобро посмотрел на Ивановского. Уже и Нина Николайцева была здесь, оттаскивала Лену; вышел и Борис, с дымящейся сигаретой.

 

Не стесняя мощь своего баса, Владислав сказал:

 

— Всё, всё, мир на всей планете!.. Идем, малыш, смотрим твою ёлочку!

 

У соседей Николайцевой комната была чуть просторнее. Заметное место здесь занимал трельяж с распахнутыми створками боковых зеркал. На столике перед ними стояла тесная толпа пузырьков, флаконов, пульверизаторов, баночек и коробочек. Владиславу припомнился столик пред зеркалом в избушке на берегу Оки. «То-то мама у Ады такая белолицая! Совсем как Катя-сергевна!» — подумал Владислав про женщину с тяжелым подбородком.

 

Ёлка в этой комнате действительно была больше и богаче.

 

— Папочка, включай, включай скорее! — закричала Ада, едва Ивановский вошел в комнату. Заметно сутулившийся отец девочки нагнулся и щелкнул, как понял гость по звуку, пакетным выключателем. Тотчас ёлка начала медленно вращаться.

 

— Музыку, музыку! — просила девочка.

 

Отец включил магнитофон и самодельный, но выполненный с мастеровитой тщательностью усилитель. Когда зазвучала запись — детская песенка про Новый год — нарядная ёлка Ады зажглась разноцветными огоньками, они побежали, меняя цвет в такт музыке. Множеством маленьких лампочек ёлка подпевала детскому голоску, записанному на магнитофонной ленте.

 

— Да кто же все это сделал? — спросил у девочки гость.

 

— Папа! — сказала Ада. — Он у нас телефонный мастер! — чернявая семилетка с искорками гордости в бантиках-глазищах посмотрела на темноглазого худощавого отца, который соскабливал отверткой следы лака с пальцев.

 

— Да, ничего не скажешь... Фирменная работа,— похвалил Ивановский.

 

— А вот она, моя фирма.— Отец Ады показал на простенок за дверью. Там был встроен короб, крышкой которого служила обыкновенная чертёжная доска. Откинутая крышка превращалась в рабочий столик, а внутри короба были сделаны выдвижные ящички, электрощит. «Ага, тоже коперниканец, — подумал, с теплой усмешечкой, Владислав. — Вот уж действительно,— теснота заставляет стать Циолковским!»

 

Он даже захотел подкинуть такую идею отцу девочки, но вдруг Ада с криком «уйди, уйди!» бросилась к двери. Обернувшись, Владислав увидел Лену, которая с раздувшейся от конфеты щекой, заглядывала в комнату.

 

— Ада, назад! — приказал отец.

 

— Господи, ну когда же это кончится! — с мукой в голосе воскликнула женщина с «сумкой» на голове, швырнула на тахту журнал и пошла к двери.

 

Ивановский с чувством виражного захвата духа понял: сейчас разразится скандал. Он знал бойцовский характер Николайцевой. Похоже, и эта женщина с тяжелым подбородком и тонкокожим лицом была не из тех. кто легко уступает в спорах. Тетки сцепятся как сучки, станут кричать друг другу несправедливые слова, унижать друг друга только потому, что обстоятельства заставляют их жить вместе в этой маленькой неудобной квартире, пользоваться одной газовой плитой, одной ванной...

 

— Входи сюда, Леночка, не бойся,— разрешил Дед Мороз.

 

Хозяйка замерла от удивления, уронив тяжелый подбородок и склонив набок укрупнённую за счет бигуди голову. Её узкоплечий муж, телефонный технарь, увлеченно ковырял отверткой заусеницы на пальцах. Лена поверила и вошла, прижимая к груди пакет с подарком.

 

— Ты пела мне очень хорошую песенку. Теперь давай послушаем Аду... Ну, Адочка, что ты споешь?

 

— Не буду петь,— скривила губы Ада.— Она меня к себе не пускала — и я не хочу...

 

— Вот это уже неправильно! Пусть она не пускала. А ты создай прецедент... Ну, то есть, покажи ей пример... Ты пригласи Леночку по-хорошему. Тогда и она тебя не обидит, поделится подарком. Правда, Леночка?.. Ты поделишься с Адой конфетами?

 

Лена непонимающим взглядом уставилась на Деда Мороза. Владислав и мигал, и моргал ей, кивал головой. «Скажи „да“, малышка, будь хоть ты бескорыстницей, — мысленно настраивал Ивановский. — Неужто и в тебе уже проснулась алчная собственница?»

 

Леночка ясными глазами посмотрела на соседку и мотнула головой — отказалась.

 

— У нее есть папа, а у меня нет,— сказала она раздельно.

 

Дед Мороз растерялся.

 

— Без папы, конечно, плохо,— согласился он.— Только всё равно нельзя быть жадиной. — Сунул руку в синей рукавице в мешок и вынул первый попавшийся пакет с подарком. — Бери, Адочка, это тебе...

 

Когда девочка, вцепившись в пакет, прижала его к плечу, Владислав похолодел. Сквозь прозрачную обертку белела вложенная обратной стороной открытка, на которой красной тушью были выведены крупные буквы «М. Ш.».

 

— Вот так, девочки... Уж вам-то следовало бы жить в дружбе,— неуверенно произнес Владислав и поспешил к выходу.