«Звёздный мастер»

Когда стих шум гулкого стального короба, Ивановский услышал короткий посвист «молнии» на юбке, скользящий шорох снимаемой одежды. Босая, Надежда чуть слышно пробежала от стола к кровати и шмыгнула под одеяло.

 

«Диспетчер, диспетчер, туда ли направил?.. — телеграфно неслось в сознании Владислава. — Ах, Надя-Надежда, горячая моя!.. Вот я и спёкся... Конец тебе, Дед Мороз, растаял!..»

 

Уже пальцы, вцепившиеся в подоконник, заныли от напряжения, но Ивановский так и не сдвинулся с места.

 

... Он вспомнил, как два с половиной года назад разыскал дом номер семь по Киевской улице и поднялся на четвертый этаж, где была одиннадцатая квартира с привинченной к двери табличкой с надписью «Доцент искусства Угольников Г. А.»

 

Владислав решительно позвонил. Когда дверь открылась, за ней стоял Г. А. Угольников в полосатой рубашке с коротким рукавом, заправленной в коротенькие шорты. Почему то живо запомнились Владиславу ноги соперника, густо покрытые пушистой рыжей шерстью. Доцент был тщательно причесан: жесткие светлые волосы вздымались петушиным «коком». Он, конечно, удивился. Но испуга на его почти квадратном лице Владислав не заметил.

 

Хозяин жестом пригласил нежданного гостя в комнату, где за круглым столом на стуле с высокой спинкой сидела Надя. На столе, на бумажных салфетках в блюдечках было клубничное варенье. Большая ягода, похожая на трюфель, лежала в серебряной чайной ложечке, которую в руке с оттопыренными свободными пальцами держала жена Владислава.

 

— Хотите чаю? — спросил доцент.

 

Ивановский решительно, так что густые патлы заметались по спине, помотал головой.

 

— Можно закурить в этом доме?

 

— Пжлст, — умудрился произнести Угольников, не пользуясь гласными звуками.

 

Ивановский достал сигареты, спички. Однако прикурить не смог: руки ходили ходуном. Он быстро спрятал их в карманы и спросил как можно спокойнее:

 

— Так что будем делать?

 

— Наверное, мы должны обсудить мм... создавшееся положение, — сказал Угольников и, заглянул в глаза соперника. Быстро опустил взгляд. — Однако я спешу. Если не возражаете, давайте поговорим по пути к трамваю...

 

Молча сошли вниз по лестнице в подъезде: первым Владислав, всё ещё как бы глушенный, растерявший все свои обвинения и упреки. За ним Надежда, у которой от страха и любопытства ещё больше надломились брови, а глаза были по-кошачьи расширенными; последним — Угольников.

 

Во дворе перестроились: Надежда пошла первой, за ней плечом к плечу мужчины. Налетевший свежий ветерок немного успокоил Ивановского. Он решил: пусть начнёт доцент. Пускай объясняется. Но Угольников тоже выжидал. Тогда Владислав не стерпел, ринулся с аргументами.

 

— Вы как-то хвалили меня, что будто не поддаюсь ложной ревности и не мешаю жене заниматься искусством. Действительно, я верил в Надежду. А вас считал профессионалом и ответственным человеком... Может быть, теперь вы скажете, каким искусством вы занимались с Надей, когда она не приходила домой ночевать от якобы подруги?

 

— Это пошло, Владей! — возмутилась Надежда.

 

— А разве она ничего еще не сказала вам? — спросил Герман.

 

— А что она могла сказать?

 

— Я полагал, что Надежда Семеновна объяснила вам, что мы с ней любим друг друга, — выверенным тоном произнес доцент. — Наденька, как же так?

 

— Я не знаю, — зло прищурившись, ответила Ивановская.

 

— Что ты не знаешь? — с учительской строгостью спросил Угольников.

 

— Еще ничего не знаю... Не решила!

 

— Но мы, ведь, кажется, все обговорили! — воскликнул доцент.

 

— Не все... Вот и скажи ему сам теперь...

 

— Да, это мне по силам, — Угольников искоса взглянул на Владислава. — Только мне показалось, что ты уже сомневаешься в своем чувстве. Это так, Надежда?

 

Ивановская промолчала. Переждав немного, Угольников сказал:

 

— Да, мы полюбили друг дружку... В этом, мне кажется, ничего исключительного... Тем более, преступного! Мы часто встречались на репетициях, работали вместе над каждым романсом... Вот и возникло, стало быть, высокое чувство...

 

— Ах, возникло! — взорвался Владислав. — А муж, значит, бесчувственный генератор импульсов!.. Ну, хорошо... — Он остановился и резко вытянул вперед руку, будто милиционер на перекрестке. — Хорошо, я обыкновенный инженер, скучный технарь и прочая... Но на мне лежит определенная ответственность — перед семьей, перед женой, даже, можно сказать, перед страной, потому что я присягу офицерскую давал... Поэтому честь имею!.. Теперь я вижу, что Надя меня не любит. Вас она полюбила, потому что концерты, успех, путь в известность и на гастроли... Но вы, прекрасный и благородный доцент и композитор, почему не имеете чести? Разве это по-мужски и по-джентельменски? Ведь я вам верил. И ей тоже!..

 

— Вы правы. Не совсем корректно получилось, — спокойно признал Угольников.- Надя, ты слушаешь? Я ведь говорил тебе: так будет нехорошо... Понимаете, Владислав Васильевич, я не мог прийти к вам, в последнее время был шибко занят... Мы решили, что Надя сама вам все расскажет. Был ведь такой уговор, Надежда Семеновна?

 

— Был, — тихо призналась Ивановская.

 

— Ты ведь любишь меня?

 

— Да...

 

— Зачем же ты обманывала мужа?

 

— Отстаньте от меня, ради Бога! — со слезами в голосе крикнула Надя.

 

Доцент вздохнул.

 

-Вот такая нелепость вышла... В общем, мы уже подошли к остановке. Я должен ехать. У меня урок в училище... Советую тебе, Надя, еще раз хорошенько все взвесить... Мой трамвай!.. Вы поедете или пойдете?

 

* * *

 

— Вла-адик! — тихим напевом позвала Надя. Ивановский молчал, не двигался.

 

Некоторое время спустя Надя тихонько вздохнула и сказала печально:

 

— Ладно, не переживай... Давай в другой раз, — и стала одеваться.

 

Одетая, попросила включить свет.

 

— Где у тебя зеркало?

 

Ивановский показал на шкаф.

 

— Какая я вся трёпанная!.. Не смотри на меня, пожалуйста! — Расчёска с треском раздирала белесые волосы.

 

— Ну вот, теперь всё в порядочке, все на грядочке... Давай выкурим по сигаретке — и я к милому пойду... Проводишь?.. Ну, хоть немножечко, чуть-чуть!...

 

Пока шли пешком, потом ехали в трамвае, Надежда не умолкала. Это была странная словоохотливость — словно излечилась она после долгой немоты. Спрашивала, не собирается ли Владислав перебираться в Москву, почему забросил диссертацию про лазеры, рассказывала про женщин из Книготорга, про какую-то Малахаткину, которая продала ей настоящую альпинистскую пуховку очень недорого...

 

Владислав встряхивал головой, отгоняя сон, и с трудом удерживал взгляд на Надежде, трещавшей без умолку.

 

Они вышли из трамвая на улице Кирова, где в доме № 17 на двери одиннадцатой квартиры красовалась хромированная табличка с надписью «Доцент Г. А. Угольников». Впрочем, до самого дома не дошли: за квартал до него Надежда остановилась и попросила дальше ее не провожать.

 

Она подступила совсем близко к Владиславу, вскинула руку и легкими, но необыкновенно чувствительными для него движениями поправила сбившийся шарф, провела горячей ладошкой по его щеке и подбородку.

 

— Колючий какой, — прошептала она, скорбно вскинув изломы бровей и виновато улыбаясь.

 

— С Новым 1973 годом, Надежда!.. С годом Коперника! — терпеливо выговорил Ивановский. — Дед Мороз желает тебя счастья в личной жизни и любви в творчестве!

 

Взяв Надежду за локти, он легонько встряхнул бывшую жену. Потом вскинул на плечи мешок с театральным реквизитом и двинулся к трамвайной остановке. Звездный мастер Ивановский решил все-таки вернуть Зубаковым шубу Деда Мороза и прочие атрибуты вместе с мешком из-под подарков.

 

...Дверь опять открыла заведующая научно-библиографическим отделом Екатерина Сергеевна, светлое лицо которой сразу вспыхнуло румянцем. А в вербных глазах — без очков — заиграли спектрально крохотные бриллиантики.

 

Ивановский стал докладывать насчет мешка и реквизита. Но Катя-сергевна счастливым неприглушенным голосом перебила звездного мастера:

 

— А Зубакова нет дома, ты понимаешь?.. Дети уже спят, а Зубакова нет и нет. Обещал к утру появиться — он на мальчишнике у главрежа областного драмтеатра. Это за городом, в Андреевском... Вот такие новости, Звездный мастер!

 

На лице Владислава в тот полуночный час тоже разгорелась утренняя заря.

 

— Катя-сергевна, а можно я вас поцелую? Всего один разочек, в связи с Новым годом?

 

— Ну не здесь же! — строгим, но счастливым голосом сказала Зубакова. — Пойдем на кухню, я тебя чаем напою... Ты вообще-то ел сегодня что-нибудь?

 

— Нет, — честно признался Ивановский. — Даже не выпил ни рюмки!..