Глава 1.8 Юг в Детском парке
Узор решёток
Детство Владика Ивановского в Саратове большими отрывами времени проходило в Детском парке. Этот оазис занимательной живности и веселой растительности почти что в центральной части старинного города был оконтурен чугунно-ажурными решетками. Их формовали и отливали в учебной мастерской Индустриального техникума для отграничения от Астраханской, Рабочей улиц и тенистого бульвара имени героя-летчика Рахова. Вход-выход из парка на Рабочую улицу был поблизости от трамвайной остановки «Завод «Серп и молот».
Предшествующая остановка — «Шелковичная улица» — совершалась напротив длинного темно-серого дома скучной архитектуры. В увитой диким виноградом пристройке «Пиво-воды» буфетчицей была мать Владика Александра Ивановна, дочь бондаря-домовладельца и жена ученого инженера Василия Осиповича. Как раз от Шелковичной до Рабочей простирался Литейный завод «Серп и молот», на котором Василий Осипович руководил практикой в отделе технического обучения.
От Рабочей до Михайловской улицы простирались пределы Храма Святого Князя Владимира, взорванного до основания враждебными ко всякой религии большевиками в конце тридцатых годов. На квадратном участке города Советская власть устроила рекреационную зону детской культуры и отдыха.
В летнее время дети кружились в Детском парке на карусели, заглядывали в глаза лисам и волку, скучавшим в остро пахнувших диким пометом вольерах, смотрели артистов и акробатов на большой и малой эстрадах, а зимой под радиомузыку скользили на коньках по ледовым зеркалам большого и малого катков.
В парке был кинотеатр (там крутил фильмы вездесущий киномастер Хозин) и небедная библиотека-читальня. Примерно треть зеленой зоны занимал стадион, где в бесплатной доступности находились гимнастическая площадка, теннисные корты, площадки для волейбола и баскетбола. Вот только для футбольного поля места не хватило. Зимой по периметру парка прокладывалась тренировочная лыжня.
В одной из книг о Гагарине, купленной в Доме книги на саратовском «Арбате» — улице Кирова, Владислав Васильевич, зрелый уже специалист по распространению гуманитарного знания, живший в областном городке в дальнем Подмосковье, увидел снимок, всколыхнувший до придонья его память.
То было низкокачественное фотоизображение элемента чугунной ограды, очерчивающей Детский парк в Саратове. Узор решеток — пересеченные, как бы запечатленные в качении кольца между направляющими меандрами уносили душу в далекое время. Как легко через такую решетку парковой ограды перемахивал в детские годы Владик, уклоняясь доходить до ворот!
В пору его детства одна из самых успешных баскетбольных команд в Саратове принадлежала Индустриальному техникуму. В 1953-54 годах в команде капитаном играл студент литейного отделения Гагарин, принимавший участие в формовке и отливании решеточных секций.
На волне памяти Ивановский переносился к парадному входу в Детский парк со стороны госпиталя на Советской улице — к высокой двутавровой арке, упертой на пятиметровой примерно высоте в оштукатуренные кирпичные столбы. На вершинах тех «столпов» с горнами навскид и с вскинутыми к зениту лицами стояли — ноги на ширине плеч — два красногалстучных пионера. Был и Владик в середине пятидесятых таким же тонким, голенастым и вовсе не босоногим пионером с озаренным зоревым светом лицом. Мечтал научиться дуть в пионерский горн. А еще лучше — в трубу в духовом оркестре. Как дул в нее Юг, то есть учащийся Саратовского индустриального техникума Юрий Гагарин.
Комсорг и физорг
Под крашенную алюминиевой пудрой стальную арку входил Ивановский в Детский парк, в зеленые тени рослых дубов и ясеней, с веселой игрой светлых бликов на краснокирпичной посыпке аллей, с отгороженными почти невидимой стальной сеткой теннисными кортами, волейбольными и баскетбольными площадками стадиона, где охотно собирались зрители и происходила борьба брызжущих молодым потом игроков, где были признанные авторитеты, имевшие немалое число поклонников и поклонниц.
Были такие и у Юры Гагарина, капитана команды СИТа; несмотря на невеликий рост, он имел накачанную мускулатуру и пластичное сложение — в этом убеждает опубликованная во всех книжках про Гагарина фотография: баскетбольная команда техникума, правофланговый капитан, обнимающий правой рукой мяч, похожий на глобус! Рост лидера команды — 162 сантиметра....
Кумиром Юга был Сокол — преподаватель физкультуры техникума Геннадий Григорьевич Соколов, настоящий друг-физрук, коренастый, краснощекий, с белесыми щеточками бровей, фронтовик и довоенный чемпион России по прыжкам в высоту, туго накачанный физзарядом и жизнелюбием. Соколов сразу разгадал в своем юном подобии — студенте Гагарине — организаторский талант и убедил спортивную общественность техникума избрать юркого активиста секретарем спортивного совета.
Гагарин организовал еще одну баскетбольную команду — из новичков, которую сразу же окрестили «низкорослыми». И стал ее капитаном.
Начались регулярные тренировки, игры. Весна и лето сокращали активность лыжников, и Юг переключался на баскетбол.
Однажды тренеры обеих команд техникума решили провести товарищескую встречу.
Началась игра. «Высокорослые» снисходительно поглядывали на «малышей», надеясь на легкую победу, но те отчаянно кинулись в атаку. Первый период они выиграли!
Во втором периоде «высокорослые» отчаянно пытались выправить положение, сбивали с ног «малышей», но счет снова был не в их пользу. Болельщикам нравился игрок Гагарин.
— Юг, юркни!— кричали они.
Гагарин проскальзывал между рослыми баскетболистами, умело уходил от нападающего, передавал мяч товарищу по команде или сам метко бросал по кольцу.
И в третьем периоде явный перевес был на стороне «низкорослых». Их соперники сникли, злились друг на друга и на болельщиков, которые горячо поддерживали «малышей», особенно результативного Юга.
В сентябре 1953 года, когда Гагарин стал учиться на третьем курсе, его выбрали председателем баскетбольной секции.
«Почему именно баскетбол является моим излюбленным видом спорта?— вспоминал позже Ю. А. Гагарин.— Эта игра очень динамичная, она воспитывает чувство локтя, товарищества. Игра, как вы знаете, ведется в высоком темпе. Поэтому спортсмен-баскетболист, регулярно проводящий тренировки, приобретает глубокое, надежное, ритмичное дыхание, выносливое „спортивное сердце“.
Нужно помнить, что все это происходило на втором-третьем годах учебы, когда Юга еще не отпускала литература и сцена художественной самодеятельности, когда он все более увлекался идеями космизма, распространявшимися в физическом кружке. И подчеркнем главное — на уроках русского языка, физики, математики преподаватели не принимали во внимание общественные обязанности и спортивные увлечения — лепили двойки безжалостно, если только были для того основания. Но обязательный, памятливый, энергичный и юркий Юг успевал всюду и учился даже без троек.
...Вот что рассказал писательнице из Москвы Лидии Обуховой в 1975 году Владимир Павлович Каштанов, методист-инструктор Саратовского аэроклуба, пятидесятилетний крепыш, загорелый, подвижный, что называется, „моторный“ мужчина:
» Я Гагарина помню еще до аэроклуба, по волейбольной площадке в Детском парке. Каждый вечер ходил туда играть в волейбол. Я и сейчас люблю с молодежью мяч покидать, а тогда дня не пропускал. Он тоже спортсмен заядлый; мы друг друга сразу приметили. Слышу, он спрашивает: «Откуда, мол, этот загорелый дядька?» Я подхожу, отвечаю: «Из аэроклуба». Ребята меня окружили: «Где тут аэроклуб? Кого принимаете?» Обыкновенно мы перед набором сами ходили по заводам, техникумам, школам, рассказывали о профессии летчика, о задачах аэроклуба. Правда, как раз тогдашний директор Индустриального техникума Сергей Иванович Родионов был против того, чтоб у него выпускников переманивали, ход нам был туда затруднен, так что приезжие ребята могли действительно ничего не знать.
Лётный отец
В утренних очередях за хлебом, а потом по пути в школу и обратным ходом Владик и Сурик, товарищи-пионеры, обсуждали самые разные вещи — от приключений в очередной серии трофейного фильма «Тарзан» до выступлений по радио кремлевских «небожителей», после кончины Сталина темпераментно боровшихся за трон. Еще чаще Владик и Сурик толковали об авиации, о саратовских реактивных самолетах, поражавших «американов» в небе Кореи.
У Шурика-Сурика, крепко сбитого черныша с удивительно жесткими, как щетина сапожной щетки, волосами был как бы обет воздухоплаванию: отец его, фронтовой авиатор, состоял пилотом и лаборантом по моторам в Саратовском аэроклубе, располагавшемся по улице Рабочей, 22.
Этот вислоплечий, угрюмого вида чуваш, у которого густоволосый зачес начинался почти что от самых бровей — черных, как вакса, был молчалив, строг и трогательно добр. Когда бы ни зашел Владик к Сурику в полуподвальную, на четверых, комнату-квартиру, инструктор аэроклуба Егор Спиридонович, если оказывался дома лежащим в майке и военных брюках-галифе на дерматиновом, без покрывала диване, непременно вскакивал, сурово двигал похожими на танковые гусеницы бровями и угощал Владика конфетами-«подушечками» в крупную полоску.
Владик и Сурик частенько захаживали в готической архитектуры особняк на Рабочей улице, в котором до революции было германское консульство, а после гражданской войны — кузница летных кадров.
Это было в середине пятидесятых. В клубном вестибюле Владик разглядывал в натуре авиационные моторы, приборные доски самолетов, подробнейшие чертежи поршневых машин. Видел, как счастливчики-курсанты укладывали на длинных столах бело-шелковое изобилие парашютов, как отрабатывали они приземление, прыгая с похожего на спортивный пьедестал почета фанерного возвышения.
В те вешние, «детскопарковские» годы Владик и Сурик мечтали об авиации конкретно: поскорее окончить седьмой класс и поступить в авиационную спецшколу, располагавшуюся поблизости от Индустриального техникума.
Где-то в шестом, примерно, классе Сурик предложил провести вестибулярные испытания и привел Ивановского к стоявшему в вестибюле аэроклуба на одной ноге странному креслу, склепанному из алюминиевых труб и уголков.
Владик сел в это верткое седло, и Суриков, ухватившись за рукоятку-вертикаль, стал раскручивать. Владику надолго запомнилось, как помутилось и все слилось у него в глазах, а потом вдруг он полетел внутри долгой и пестрой винтовой трубы. А дальше могучая сила вырвала Владика из седалища и влепила в вертикальную стену, пахнувшую паркетной мастикой, из которой никак он не мог выделиться. В действительности Владик вылетел на дубовый паркет, потому что «испытатели» забыли запереть страховочную перекладинку. Как раз в тот момент прозвенел звонок, и из классных комнат высыпали в вестибюль курсанты на перекур.
Помнится, что помог добровольцу-испытателю отлипнуть от паркетной «стены» какой-то светлоглазый крепыш. Потом Владику верилось, что ведь и был тот курсант индустриком Югом, тем самым, что сопровождал под ручку вагоновожатую Валю в кинотеатр «Рабочий» на Рабочей улице. Впечатлилась в нежную зыбь памяти добросовестливая, озаренная белизной крепких фасолин-зубов улыбка...
...В годы Советской власти речной, степной, и купеческий Саратов стал городом военно-воздушной славы. Еще перед Великой Отечественной Саратовский завод комбайнов, пионер советской индустриализации, был преобразован в авиазавод, подчиненный военно-воздушному КБ генерала Яковлева, и многие сотни истребителей «Як-3» взлетели с заводского ародрома, чтобы защищать советские просторы.
О великодушии саратовских колхозников, даривших фронту боевые самолеты, сложены стихи и спеты песни. Но воистину славен Саратов героями-летчиками.
Первый среди них Иван Доронин, получивший звание Героя Советского Союза в год рождения Гагарина — 20 апреля 1934 года за спасение экипажа ледокола «Челюскин».
Саратовец Сергей Тархов командовал истребительной авиаэскадрильей, защищавшей небо Мадрида, и в одном из боев осенью 1936 года «в чистом небе над всей Испанией» сбил огнем пулеметов 5 фашистских стервятников. Вскоре после того был тяжело ранен и погиб, отмеченный званием Героя посмертно.
Виктор Рахов разгонял японских налетчиков в районе Халхин-Гола, провел летом 1939 года более 60 воздушных боев, во время которых подбил 8 вражеских истребителей. Смертельно раненый, умер в госпитале, не узнав, конечно, что причислен к плеяде советских героев. По улице Рахова в Саратове Гагарин выходил к Детскому парку на баскетбольные игры, к заводу «Серп и молот» на преддипломную литейную практику. Или по Астраханской подъезжал на трамвайчике из двух вагонов кольцевого маршрута «А».
Одним из самых знаменитых в период гитлеровского нашествия был Таманский женский авиаполк, в котором служила саратовская студентка Раиса Аронова, совершившая 960 боевых вылетов. Герой Советского Союза Марина Раскова (легенда довоенных лет, участница женского перелета на Дальний Восток) в конце октября 1941 года в Саратове сформировала три женских авиационных полка. В районе Саратова она и погибла в январе 1943-го, во время полета в тумане. В большом списке саратовских героев-летчиков 26 мест принадлежит воспитанникам аэроклуба. Замыкает его Герой Советского Союза, первый в мире летчик-космонавт Ю. А. Гагарин.
Здесь же следует вспомнить и созданную в годы войны Саратовскую спецшколу летчиков — нечто подобное суворовскому училищу (такое в городе на Волге тоже имелось). Специальная авиашкола — ШПОЛ — внесла без сомнения весомый вклад в оборону государства, подготовив сотни воздушных курсантов. К сожалению, в 1955, когда Владик и Сурик нацелились поступать в нее, спецшколу вдруг расформировали в соответствии с хрущовской программой усечения советской военной авиации.
Главным авиационным заводилой в группе литейщиков Саратовского индустриального техникума был Виктор Порохня. Он поступал в авиационную спецшколу в Саратове еще до начала учебы в Индустриальном техникуме, но не одолел тогда экзаменационный барьер. Так что на литейном отделении Виктор учился как бы вынужденно, продолжая мечтать об авиации. На этой-то волне он и с Гагариным подружился — тоже неравнодушным к небу человеком.
Ставший впоследствии историком, доктором наук, преподавателем Московского авиационного института, В. С. Порохня написал книгу воспоминаний о дружбе с Гагариным, где рассказал, что еще весной 1953 года, когда сдавали экзамены в техникуме за второй курс, прослышали «индустрики» про только что открывшееся в Саратовской области, в городе Красный Кут, училище гражданских летчиков. Хотели рвануть туда всей командой, но скоро одумались, послали Порохню на разведку. А он привез невеселую весть: в новое училище принимали только с аттестатом школьной зрелости или с техникумовским дипломом.
В один из осенних дней 1954 года, когда Гагарин был на тренировке в Детском парке, туда прибежал возбужденный Виктор и объявил:
— Ребята, отличная новость, в аэроклуб принимают с четвертых курсов техникумов.
Проверить сенсацию было проще простого: аэроклуб находился в двух шагах от Детского парка.
Сразу после тренировки пошли туда — и получили подтверждение: да, четверокурсники могут записаться в аэроклуб на летное отделение, но требуется разрешение от дирекции. Там возражать не стали, ведь Гагарин и его команда были сильными учащимися.
Всю зиму 1954-55 годов готовили в техникуме дипломные проекты, а в аэроклубе изучали при участии инструктора Егора Спиридоновича материальную часть самолетов. Весной начали подготовку к парашютным прыжкам и полетам на самолете Як-18.
Кажется, именно в эту пору Владик с Суриком особенно часто наведывались на Рабочую 22, в аэроклуб. Может, в самом деле, это Юг помог Владику с Астраханской улицы, вылетевшему из вращающегося кресла, «отклеиться» от паркетного пола, пахнувшего разведенной в керосине мастикой?
Дипломница с бантиками
В 1968, после гибели Гагарина Владислав Ивановский приехал из Калуги в творческую командировку в родной Саратов. Побывал в Индустриальном техникуме на улице Сакко и Ванцетти — там организовали большую выставку в горестную память о великом выпускнике — герое.
А в хлебном магазине на Шелковичной Владислав встретил Нину Александровну, зрелую стильную даму в платье-костюме из кримплена, в тонированных очках с позолоченными дужками; слезы из ее строгих, но добрых очей, сбегая по пампушкам-щекам, падали на батон, который она прижимала к высокой груди. Вот так, теряя из глаз струйки душевного горя, школьная учительница физики рассказывала молодому инженеру и журналисту, что видит в своей памяти Первого космонавта Земли еще и как Юга, докладчика про лунные путешествия Циолковского на юбилейном вечере осенью 1952 года, перед 19-м партсъездом.
А еще она вспомнила, как весной 1955-го ездила вместе с Югом на автобусе на аэродром в Дубках, где Гагарин в опоясанных бечевками кирзовых сапогах все-таки прыгнул с парашютом, а она-то ведь струсила!
...«Я уже не помню, как мы взлетели, как По-2 очутился на заданной высоте. Только вижу, инструктор показывает рукой: вылезай, мол, на крыло. Ну, выбрался я кое-как из кабины, встал на плоскость и крепко уцепился обеими руками за бортик кабины. А на землю и взглянуть страшно: она где-то внизу, далеко-далеко... Жутковато...»
Так описал Гагарин свое самочувствие перед первым прыжком в книге «Путь в космос». Произошло это на рассвете 18 мая 1955 года. Пилот По-2 Егор Спиридонович и инструктор Мартьянов посадку совершали без «индустрика», курсант Гагарин все-таки сам отцепился от кабины и ринулся к земле. Потому что осознавал себя настоящим волгарем.
По-военному строгое правило действовало в аэроклубе: прежде чем курсанта допускали к полетам, он должен был прыгнуть с парашютом.
Гагарин вместе с группой кандидатов в летчики сразу после Дня Победы в 1954 году приходил под утро в аэроклуб на Рабочую улицу, чтобы автобусом ехать в пригородные Дубки, где был учебный аэродром. Автобус был похож на сплюснутую с боков огромную серую шляпу. Впереди, как нос ежа, вытянут мотор. Единственная дверь открывалась шарнирной рукояткой водителя. Вместимость двадцать человек.
Столько их и было, кандидатов в пилоты. И как назло, два раза подряд будущие летчики впустую приезжали в палаточный городок в Дубках
— Погоды нет, ребята, и сегодня не будет, — говорил им Мартьянов, инструктор, который отвечал за летную подготовку. Крупный, рослый, с «чкаловскими» светлыми завитками обочь высокого лба мастер пилотирования был лет на десять старше курсантов. Не так давно оставил боевую авиацию по обстоятельствам дисциплины.
— Видите, ветерок, — с душевным сожалением говорил он. — При таком ветре действовать без опыта рисково. Надо, ребятки, начинать при нормальных условиях погоды...
Только на третий раз аэродром встретил хорошей атмосферой: небо было без облаков, а утро без признаков ветренности. В тот день вместе с ними на аэродром приехали девчата из пединститута. Может, те самые, кто приходили к «индустрикам» на вечер космонавтики.
Тогда девчата-физики были нарядные, с яркими бантами в пришпиленных на затылках тяжелых косах, румяные и задорные. А из автобуса на аэродромное поле трюхались бледные, перепуганные, с сонными лицами. "Словно лосихи в зимнем лесу нахохлились«,— подумал Юг, глядя, как дипломница физмата Нина неумело тащит ранец с парашютом. «Неужели и у меня такой же вид?» — подумал он и пристроился к остальным курсантам, вставшим в шеренгу, чтобы выслушать последние советы инструктора.
— Ну, как, боязно? — спросил Юг крайнюю в строю худенькую русоволосую девушку с синими бантами в горошек. Это была Нина Жукова, дипломница Пединститута.
— Конечно, страшно! — откровенно призналась сероглазка .— А ты что такой равномерный: прыгал, поди, уже разов десять, на мастера спорта жмешь?..
— Да что ты, я тоже первый раз.
— Равняйсь! Смирно! — налетели издали команды.
Гагарин мгновенно вытянулся.
— Первый тренировочный прыжок с высоты 800 метров,— говорил инструктор,— вы выполняете для того, чтобы лучше усвоить знания теоретического эшелона, а также с целью, чтобы получить право летать.
Юг поднял ранец и тут же почувствовал, что у него вылетело из головы все про ремни и карабины. Он попытался застегнуть тусклые детали, но они почему-то не щелкали. Он долго возился, пока, наконец, ему удалось дрожащими от возбужденности руками их застегнуть. Блондинка Нина серыми глазищами смотрела на «индустрика», надеясь приладить лямки и карабины так же, как сделает это он, а когда увидела его мокрые от пота суетливые руки, разочарованно сказала:
— Я и правда думала, что ты уже прыгал, а ты сам толком не умеешь...— Она улыбнулась и добавила: — Смотри, по-моему, я верно надела? Маленький, запасный — вперед, а основной — сзади.
— Верно! — живо отозвался Юг, и ему стало неловко за свои опасения и страхи. «Девчата боятся больше меня, а делают все как надо!»
Маленький, обтянутый серой перкалью — крашеным грунтовочной краской брезентом — самолетик ПО-2, пофыркивая прогретым мотором, стоял неподалеку. Мартьянов быстро поднялся, покачнув машину, на крыло и сел в кабину позади пилота Егора Спиридоновича.
Самолет побежал по полосе, и вскоре над полем раскрылся кремовый купол парашюта инструктора Мартьянова.
Когда машина приземлилась и подрулила, наступила очередь курсантов.
— Гагарин!
— Я,— бойко ответил Юг, а внутри у него словно что-то оторвалось.
— К самолету!
Все было впервые — и полет и предстоящий прыжок.
Сперва оглушил рев мотора и свист ветра. Потом Юг стал думать о том, как ему, наверное, трудно будет оторваться от самолета. «А вдруг не раскроется, а вдруг закружится голова?.. Мокрое место на коровьем выгоне останется!» — думал индустрик, пока машина набирала высоту. Временами ее встряхивало в воздушных потоках, и Юг инстинктивно хватался за высокий борт кабины.
Земля опускалась все глубже и глубже в воздушном море атмосферы ... Вот уже выгнутый горизонт дна накренился и ушел куда-то под обтянутое зеленым брезентом крыло. "Заходит на выброс, ох, сейчас... да, прыгать«,— подумал Юрий.
— Готов, Гагарин? — услышал он «чкаловский» веселый голос Мартьянова.
— Готов! — курсант дрессированно откликнулся и медленно стал подниматься на ноги.
— Давай, давай! Девчата-то смотрят, неудобно! Да гляди, казенные кирзачи не упусти! (Мартьянов знал, что Югу достались сапоги номера на два больше его ноги).
Стиснув зубы, крепко держась за край кабины, индустрик полез на крыло.
— Пошел!!! — резко крикнул инструктор, и Юг, отпустив борт «кукурузника», полетел против ветра.
Он кувырком падал на дно атмосферы. Земля... Небо... Земля... Луна, утренняя, белая, как творг... И вдруг почувствовал, как с шелестом и свистом, рванувшись из ранца, вытягивается и с хлопком раскрывается купол парашюта. Так же вырвался из груди вздох облегчения.
«Все! — думал Юг. —Теперь все, гарантия, вернусь живым, ей Богу!.. Главное, чтоб ноги вместе!»
Слегка раскачиваясь на стропах, индустрик плыл над рассветной землей. Волга уже посверкивала бликами, в утренних лучах проявлялся, как на фотобумаге, город, проступала в полях весенняя зелень.
Всходило ярое, отливающее червонным золотом солнце. Его лучи выхватывали предметы с одной стороны, и светотени были такими контрастными, что пропечатывались в пейзаже каждая травинка, каждый кустик и камешек.
«Вот так красота! — расслабляясь от страха, думал Юг. — И правда, Земля — планета. Голубая... А Луна — как творог. Навроде ватрушки».
После Гагарина на этот же По-2, к Федору Спиридоновичу посадили студентку из педвуза, которая все подтрунивала над «индустриком» в автобусе. На земле-то Нина Жукова бойкая была, а в воздухе растерялась. Вылезла на крыло, перепугалась и — ни туда, ни сюда. Так и вернул ее инструктор на аэродром.
Никто над ней не смеялся. С каждым такое в первый раз может случиться.
Инструктор Мартьянов был доволен приземлением Гагарина. По его тренерским наметкам выходило: из «светленького» может получиться летчик. И чтобы тверже убедиться, Мартьянов решил в тот же день снова «вывезти» Юга, еще раз испытать в воздухе.
Теперь взлетели на спортивном самолете ЯК—18. Пилот Мартьянов закладывал глубокие виражи, клал машину «на крыло», вводил в пике, поднимал ее свечой вверх и снова бросал к земле.
Никогда еще индустрик не испытывал ничего подобного. Его сильно болтало, но едва самолет вырывался на горизонталь, Юг начинал восторженно и пристально всматриваться в окружающее пространство, зорко разглядывать землю, как бы исследуя планету, следить за приборами.
Гагарин ясно понял: Дмитрий Павлович испытывал его. Выдержит парень калейдоскоп страстей — фигур пилотажа — будет летать, попросит пощады — не видать ему неба.
И Юг не попросил пощады, хотя временами ему казалось, что «як» вот-вот потеряет управление и рухнет на землю. Он смотрел, как, прорезая облака, вибрируют концы крыльев, порой, казалось, слышал, как к рокоту двигателя примешивается скрежет ломающегося металла, но мотор уверенно ревел с новой силой, и самолет выделывал новую, еще более тяжелую для него, пассажира, внеземную загогулину.
