Глава 2.1 На крыльях любви
Вальс с Валентиной
А между тем в один из выходных дней намечался в училище бал. Это было 1 февраля 1956 года.
Паркет надраен был до блеска, в зале пахло самым народным одеколоном советского времени «Шипр», а также неизбывным казарменным духом гуталина, в надраенные сапоги курсантские хоть смотрись. И, конечно, во всю вторую половину дня утюги в казарме Оренбургского летного училища были нарасхват: все наглажено, отутюжено; подшиты чистейшие и накрахмаленные подворотнички.
И вот они вошли, молодые учлеты, в спортивно-гулкую «залу» вчера еще запретного для новичков и разрешенного после утомительного карантина бала, в котором легкими бабочками веяли девичьи духи «Красная Москва» фабрики ТЭЖЭ.
И как положено «лысеньким», курсант Гагарин робко отступил к стене, хотя сокурсник Юрий Дергунов, который еще бойчее шустрого Юрия Гагарина, зовет в наступление.
— Вот, ага, вот... Это же вальс-бостон, вперед, Юг!
Две девушки — одна в бордовом костюмчике, другая — в голубом долгополом платье дразнящей полупрозрачности.
И, побарывая нерешительность, чувствуя, как загораются уши, приподнимаясь слегка на носках, чтобы казаться повыше, Юг через всю залу, строго по диагонали, направился к той, что в голубом, которая с волнующей обильностью каштановых волос, заплетенных в толстую как у Татьяны Лариной из «Евгения Онегина» косу.
— Разрешите?
И только она положила руки — одну ему на ладонь, а другую на курсантский погон, как сразу стало легко и свободно.
Тонкий запах сирени, напомнивший Югу Астраханскую улицу и сиреневые посадки в майском Саратове, теплеющий взгляд, как у вагоновожатой Валентины, и кружение, кружение, кружение, как с крыла на крыло: верть, переверть, опять верть.
Платье — небо, а очи — дневные звезды, до чего же головокружителен, радостен этот полет!
«Как вас зовут!» — «Валя...» И через два оборота: «А вас?» — «Юрий... А вы, сударыня, учитесь или работаете?»
Обычная, ничего не значащая перемолвка. Но Юг уже не отходит от Валентины, которую в мыслях, чтобы не путать с Валентиной — веткой саратовской сирени, сразу переименовал в Валенту. «И платье голубое, и легкая ва-лента...»
Танго, фокстрот, вальс-бостон... Первые такты девушке кажется, что не сумеет сделать ни шага, ни оборота, не из тех он красавчиков — безупречных танцоров. Но прислушался, приноровился и вот уже сам ведет, и сладостно в этих крепких, уверенных руках.
Танцы до десяти. Проводить разрешено только до выхода, до КПП. А Юг и Валента, словно знают друг друга давно, как о решенном обоими:
— Значит, до следующего воскресенья? Хотите, пойдем на лыжах?
И открыто заглядывает в глаза. И пожимает руку не как провожатый, а просто как друг.
— Хорошо, на лыжах, значит, на лыжах...
И опять в казарму, где в курсантской бессоннице после бала дежурная синяя лампа видится яркой неизвестной звездой... Шепчет почти беззвучно, только пухлые, еще мальчишечьи губы вздрагивают: «Ва-лента... Валя Горячева... Назначили у телеграфа... Отпустили бы в увольнение».
На улице Чичерина
В воскресенье встретились на первом свиданьи. Смотрели кинокомедию «Кубанские казаки».
После кинотеатра заспорили о картине, мнения расходились, чуть было не поссорились. Шли в неловкости, молча. Возле дома Горячевых Юг, словно бы спохватившись, взял руку Валенты:
— Значит, до следующего воскресенья? И знаете, куда мы пойдем?
— Ну и куда же?
В озорноватых карих глазах Валенты замелькали веселые атомы. Юг сказал уверенно и просто:
— К вам в гости...
Валента была на год моложе Юга. Она родилась в Оренбурге и до окончания школы и работы на почте никуда не выезжала из города.
Отец ее, Иван Степанович, работал поваром в санатории «Красная Поляна», а мама, Варвара Семеновна, служила по домашнему хозяйству. Семья Горячевых была большая, но дружная — трое братьев. Добрых молодцев, и три красавицы сестры, из которых Валента была самой младшей и потому самой любимой всеми родными.
...В первый весенний день 1956 года в училище проводили лыжный кросс. Ставший сержантом за неделю до того Юрий Гагарин с особенным энтузиазмом вышел на дистанцию в десять километров. Его окрыляли и новенькие лычки на курсантских погонах и скорая встреча с пышноволосой малышкой Валентой, которую Юг полюбил (он уже был уверен в этом) с первого взгляда.
В первый раз Юг пришел в дом № 16 на улице Чичерина сразу после лыжного пробега, как был, в спортивном костюме, с веселой гордостью опытного перворазрядника и при том, как выяснилось, одного из сильнейших в Оренбурге лыжников.
Матушка Валентины Варвара Семеновна, полная и круглая, как калужский самовар, с круглыми и лучезарными глазами под темными серпами бровей, только что вернулась из своих родных мест, из Орешкова под Калугой, и привезла лесных орехов.
Смоленский Юг тут же бойко подсел к калужанке-«окиянке», то есть уроженке приокской, и давай разделывать лесной фундук. Зубы у него были белые и крепкие, будто из песоченского фаянса и мама Валенты все удивлялась, как ловко этот смоленский-гжатский щелкает орехи. А Валента смеялось и говорила с ласковой иронией матушке:
— Он ведь о гранит науки наточил зубы, потому как всю жизнь учится.
Детище ХХ съезда
20 февраля 1956 года Владику Ивановскому исполнилось 15 лет. Он учился в восьмом классе школы № 83 на шарикоподшипниковой окраине города Саратова, писал лучшие в школе сочинения на темы русской литературы 19 века, а на кухне, когда все улягутся спать, сочинял поэму про комсомольцев-целинников.
На ракетном полигоне Капустин Яр в Астраханской области в тот февральский день впервые была осуществлена операция «Байкал» — проведено испытание королевской ракеты Р-5М с ядерной боеголовкой. Успех этой операции завершал грандиозхнейшие работы научного и военно-практического назначения по созданию ракетно-ядерного щита СССР.
Создание оперативно-тактической, морской и ядерной ракет в середине 50-х годов имело в жизни и творческой биографии Королева огромное значение.
Он стал бесспорным лидером важнейшей, во многом определившей расклад холодной войны отрасли оборонной техники. Укрепился его авторитет в военных кругах. Достаточно сказать, что после принятия на вооружение ракеты Р-11 летом 1955 года ОКБ Королева в подмосковных Подлипках в сопровождении министра вооружений Устинова посетила группа высших военных: Жуков, Конев, Баграмян, Неделин.
Пуск ракеты Р-5М 20 февраля 1956 года авторитет Королева укрепил окончательно.
Первая ракета с атомным зарядом была запущена в дни работы знаменитого XX съезда КПСС, на котором неудалый украинский полководец Н. С. Хрущов нанес удар накопленной международным антисоветизмом мощи по авторитету покойного Маршала Победы и признанного планетой Генералиссимуса. Молодые и даже совсем юные «нобелевские романтики» Евтушенко, Вознесенский воспели этот «подвиг» в стихах и поэмах, благодаря чему впоследствии стали называться «детьми ХХ съезда» и даже зачинателями диссидентского «стрима» в советской литературе
В те годы система «трудовых подарков» и «праздничных рапортов» съездам, пленумам, годовщинам и юбилеям «обновилась» как форма административной показухи Правящей партии, причем очень скоро достигла небывалого расцвета.
Сразу после съезда, а точнее, после Пленума 27 февраля 1956 года, на котором был избран новый Президиум ЦК КПСС, несколько наиболее влиятельных членов президиума: Хрущев, Булганин, Молотов, Каганович, Кириченко — приехали в Подлипки.
«В сборочном цехе Опытного завода НИИ-88 лежал макет межконтинентальной ракеты. Макет был неполный, но все равно производил впечатление. На металлических штативах Королев собственноручно развесил плакаты, расставил перед ними стулья для высоких гостей», — рассказывает в художественной монографии «Королев» научный писатель Ярослав Голованов.
Доклад Королева все слушали с большим вниманием. Каганович был туговат на ухо, а цех большой, гулкий, акустика плохая, и Сергей Хрущев — студент МЭИ, приехавший с отцом, все время, как переводчик, шептал что-то на ухо Лазарю Моисеевичу.
Королева никто не перебивал, все послушно поворачивали головы, когда он переходил он плаката к плакату. Один Хрущев вертелся на стуле, егозил, толкая в бок Кириченко, громко шептал ему:
— Слышь, что Главный говорит? Тебе до твоего Киева лету двадцать минут, слышь?..
Сам факт этого визита уже означал признание заслуг Королева и, конечно, очень его воодушевил.
Вскоре — 20 апреля — в Кремле состоялся прием Ворошиловым группы «сверхсекретных атомщиков и ракетчиков». Зернову, Петрову, Негину, Королеву и его «заму» Мишину было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
Орденами Ленина были отмечены НИИ-88 и Опытный завод, а также ближайшие соратники Королева — Бушуев, Воскресенский, Крюков, Макеев, Охапкин, Черток. Получили награды и производственники: Герасимов, Ключарев.
14 августа 1956 года министр вооружений Устинов подписал приказ № 310 по Министерству оборонной промышленности, согласно которому ОКБ-1, руководимое Сергеем Павловичем, выделялось из состава НИИ-88 в самостоятельную организацию.
Итак, летом 1956 года член-корреспондент Академии наук СССР, Герой Социалистического Труда Сергей Павлович Королев становится Главным конструктором ведущего ракетного конструкторского бюро страны, автором целого арсенала боевых и научно-исследовательских машин.
Ярослав Голованов: «Из этого переполненного работой десятилетия, из пыльных бурь Капустина Яра, из пляски волн за бортом подлодки, из черного дыма аварийных пусков, из ликования победных стартов, ни единой строчкой не упомянутых в газетах, прилетел советский спутник, шагнул к народу-победителю Гагарин».
Письмо родителям
Это ли не подарок ко дню рождения — в начале марта командир части перед строем на вечерней поверке зачитал письмо, которое завтра будет отправлено в Гжатск, матери.
«Уважаемая Анна Тимофеевна!
В Международный женский день 8 марта 1956 года командование части, где служит ваш сын Гагарин Юрий, поздравляет вас с всенародным праздником... Вы, Анна Тимофеевна, можете гордиться своим сыном. Он отлично овладевает воинской наукой, показывает образцы воинской дисциплины, активно участвует в общественной жизни подразделения.
Командование благодарит вас за воспитание сына, ставшего отличным воином, и желает вам счастья в жизни и успехов в труде»,
...Готовясь к праздникам, Юг думал о дружной семье Горячевых, а также вспоминал свою семью в Гжатске и всю еще молодую жизнь свою вспоминал: военное детство в Клушине, послепобедное отрочество в Гжатске, а также любимую сестру Зоичку, мать-отца, братанов Валентина и Бориса. И представлялось ему, как, отворив калитку, почтальонша идет по уже тающей снежной тропке к порожкам терраски, а мать, завидевши ее в окне, выбегает навстречу. Нетерпеливо распечатывает конверт, пробегает жадно по строчкам.
— Леша, ты послушай, что пишут о Юре.
Отец степенно засмаливает цигарку, выделанную из районной газетки, откашлявшись, говорит:
— А ты как думала? Мы же Гагарины, не нам в последних ходить!..
И мать, то и дело пробегая пальцами по обрезу платка, пряча под него прядки тонко-белые, еще и еще перечитывает письмо, пахнущее оренбургским снегом.
«Мама, я целую руки твои...»
Но уже веет весной, ветер лижет наждачный наст, наступает пора полетов.
Есенинская лирика
8-го марта Юг, хотя и с некоторой робостью, вновь пришел в гости к Горячевым.
Отец Валенты Иван Степанович, веселый, с горячей душой пехотинец войны (Югу он напоминал Василия Теркина из знаменитого произведения поэта-земляка Твардовского), работал старшим поваром в санатории. Иван Степанович приготовил вкусные угощения: пельмени, беляши, пироги и с веселыми пехотинскими прибаутками угощал учлета Юга.
Первый кавалер дочки явно нравился фронтовому повару дружелюбной открытостью и лиризмом.
После ужина гость читал Есенина:
Сад полышет, как пенный пожар,
и луна, напрягая все силы,
хочет так, чтобы каждый дрожал
от щемящего слова „милый“.
Только я в эту цветь, эту гладь,
под тальянку веселого мая,
ничего не могу пожелать,
все, как есть, без конца принимая.
— Пожалуйста, еще, — попросила зардевшаяся от лирического подъема чувств Валюта.
Юг сделал паузу, посмотрел на отца и мать девушки, также сиявших очами от расстроганности родительских чувств, и снова тихо произнес:
Отцовский дом не мог я распознать;
приметный клен уж под окном не машет,
и на крылечке не сидит уж мать,
кормя цыплят крупитчатою кашей.
Потом разговор коснулся учебы Юрия в ЧВАУ, а также о том, что и Валюше не век же выстукивать телеграммы в почтовой конторе, надо бы настоящему делу выучиться.
Посоветовались всей семьей и решили, что ей следует пойти по медицинской части. Так она летом 1956 года и сделала — поступила в медицинское училище.
И повелось у курсанта-сержанта Юга: как только получит увольнительную — сразу же бежит к Горячевым на улицу Чичерина, да еще частенько не один, а с другом Юрой Дергуновым и другими товарищами.
Кризис
Однажды Юг пришел на свидание хмурый, на расспросы Валенты отвечал невпопад, было видно: хочет сказать что-то важное, но не решается.
— Что с тобой, Юг? — встревожилась девушка. — На тебе нет лица. Ты сам на себя не похож.
Юрий опустил глаза, дотронулся до руки, словно передавал ей токи своего настроения, вымолвил:
— Ты знаешь, Валента, я решил сматываться из училища. Ну, представь себе, еще два с половиной года до вылета. А ведь я уже взрослый. Даже более чем... У меня литейно-педагогическая специальность. Пора уж отцу с мамкой помогать. А я все зубрю да марширую... К чему? Для чего? Ну, буду летать. Конечно, я понимаю, мы — часовые неба. Я отстою свой пост честно. А меня сменят другие. Есть же просто срок службы...
Валентина долго не находила слов, не знала, что сказать этому, такому желанному теперь парню в серой шинели с голубыми курсантскими погонами, которому только-только исполнилось 22 года.
— Юг, ты у нас читал стихи Есенина, такие грустные!.. — также грустно выговорила Валента. Вздохнула, высоко поднявши грудь. Потом выдохнула по-спортивному и сказала: — Все же ты не прав!.. Ты только подумай, ну что такое год — всего двенадцать месяцев. 361 день промелькнут и будет уже весна 1957-го. А ты, мой желанный, все время шел к высокой цели. Это же и есть мечта!.. Станешь геройским летчиком, тогда еще больше поможешь родителям... Если просишь совета, я против того, чтобы ты уходил из училища...
Проронившие эти слова губы Валенты озябли, сизые как терн, их бы сейчас отогреть поцелуем.
— Подумай, Юрий Алексеевич!
...Возвращенье в казарму — как будто бы вход в нее первый раз. Все заново. С новыми силами.
А вскоре и слух: самых лучших, дескать, отберут в отдельную группу и выпустят офицерами в 1957-м.
Апрельские пельмени
В доме Горячевых с теплотой ожидали «чтецов» и «певунов». Как в родном доме, чувствовали себя летные курсанты и участники художественной самодеятельности в семье Валенты в памятный день 12 апреля 1956 года.
Мать, Варвара Семеновна, в ожидании гостей то подвинет белые занавески на окнах, то повернет кружевную салфетку на тумбочке, пыль смахнет с комода, которой не было.
И вот он, столь ожидаемый, сразу бросавший Валенту в краску, голос с порога:
— Здравствуйте! Валя дома?
Сбросив шинель, сняв шапку, Юг расправлял под ремнем гимнастерку и уже как свой:
— Пельмени? Могу помочь. Валя, прошу полотенце.
Повязал его фартуком, присмотрелся к Ивану Степановичу, взял рюмку, и вот уже ловко штампует тесто. Все в восторге, вот это парень — так быстро лепит пельмени!
Подошли и товарищи Юга — Юрий Дергунов, Валентин Злобин.
Невысокий, но широченный и круглый Иван Степанович был большой мастер кулинарии, и особенно удавались ему беляши — любимое кушанье уральских казаков. Ели учлеты их, а также слепленные Югом пельмени с таким огромным аппетитом, что ни за уши, ни за шивороты не оттащишь.
Помощник командира
Оренбургская степь — как небо, а небо — как степь, Зазвенели рулады двигателей, знакомая ровная песня мотора, трава, прибитая ветром винта, как река, как поток, уходит из-под крыла, и вот уже невидимая, но прочная опора воздуха...
Глаза твои — не твои, а словно бы птичьи. «Соколиные должны быть глаза», — наставляет инструктор Акбулатов — худощавый и малорослый ингуш с орлиными глазами. Горец прав. В полете главное — глазомер. А сейчас на посадку. Надо строго выдерживать высоту, почувствовать, как гасится скорость. Когда она дойдет до критической, самолет начнет парашютировать. Поймать, поймать этот момент, ощутить его движение, всем телом, плечами, слитыми с крыльями, вот сейчас рулями поднять нос повыше, и самолет по касательной встретится с полосой...
— Отлично, Гагарин, у вас вырабатывается собственный почерк.
— Служу Советскому Союзу!.. — И совсем уж по-свойски: — Спасибо на добром слове.
Юрий знает, что похвала не заслужена, приземление произвел неудачно, с высоким профилем. Весь вечер и после отбоя он будет анализировать эту ошибку, разбирать свои действия в воздухе, а завтра снова гонять тренажер.
Крылья крепнут в полете. До чего ж солона ты, купель оренбургского неба. Да и на земле нелегко, все достается упорством. Конспекты, учебники, формулы, схемы... Кто-то из преподавателей вывел простой афоризм: «По конспекту можно определить кардиограмму будущего полета».
...В августе 1956 Юрия назначают помощником командира взвода. По три золотистые лычки рассекли его курсантские погоны.
С конца лета 1956 началась усиленная подготовка к Октябрьскому параду.
Юрий все так же прост в обращении с товарищами, и все же... В нем чуть-чуть побольше упрямства, выдержки, воли, собранности. Встает раньше всех, позже ложится. Надо быть примером во всем — от начищенной пуговицы до отличного выступления на семинаре. И отвечать не за себя одного, а за всех, за каждого в доверенном взводе.
Валя права — время бежит, как земля под шасси взлетающего самолета. Вот и осень подпалила листву на деревьях, воздух звонок, прохладно чист, и гулок шаг взвода по мостовой.
Училище готовится к параду, без устали маршами гремит оркестр. Впереди, покачиваясь, рдеет знамя, — оно дирижирует строем, равнение на него, и без команды рвется душа запевать.
Ноябрьским праздничным утром шеренги как будто слитые. Многоцветье толпы на главной площади города. Оренбургское летное училище выходит к параду.
— Шагом марш!
Юг про себя чеканит сочиненный им по случаю торжества стихи:
«Единым движением равненье направо,
И взглядом сначала к трибуне...»
Муштры в курсантской жизни много, вот Юг и приспособился чеканить при том стишата. По строевой у него всегда было «хорошо», но ходил сержант Гагарин далеко не в первых рядах — по ранжиру. Однако в праздник, когда все училище торжественным маршем прошло по улицам Оренбурга, Валюта нашла Юга в рядах; их взгляды встретились, и они улыбнулись друг другу.
Он впереди строя, хоть и пониже других курсантов. Он командир, как говорится, пока еще младший, но от сержанта до генерала всего один шаг. Как говорит поговорка? «Тот не солдат, кто не носит в ранце маршальский жезл».
Где-то здесь Валя в своем белом пуховом... Но сколько таких же оренбургских платков... Все сливается — снега, снега метельно летят мимо строя... Валя! Ну конечно, она! Тоже узнала, выхватила взором карих своих «вишенок» из шеренги, что-то крикнула, помахала рукой. И уже не слышно оркестра. Только одна она, Валя, в этом ликующем море.
Праздники Юг провел у Горячевых, вместе с Валютой, ставшей студенткой медицинского училища, а затем поехал в отпуск в Гжатск
Родительское благословение
И вот родной Гжатск. Он все больше отстраивался, появилось много новых домов, улицы стали благоустроеннее.
В Гжатске Юга еще не видели с сержантскими нашивками на погонах — теперь он уже стал помощником командира взвода.
Отец с матерью Юга потихоньку старели. Старшие брат и сестра чем могли помогали им, а младший, Борис, стал уже совсем взрослым: ему исполнилось двадцать лет, и он служил в армии артиллеристом.
Юг побывал в школе, где учился, повидался с преподавателями, повстречал прежних товарищей, оставшихся работать в Гжатске.
И хотя снова был в кругу родной семьи, его будоражно тянуло в Оренбург — училище уже стало вторым домом, да и мысли о Валенте тоже не давали покоя.
Анна Тимофеевна легко разгадала причину беспокойства долгожданного сына и однажды в сумерках, когда они остались одни в доме, стала ласково расспрашивать, почему это Юг так заметно задумывется, отчего у него так тревожится сердце. И как-то само собой получилось, что, повинуясь установившемуся еще с детства правилу ничего не таить от родителей, Юг рассказал маме о Валенте.
— Думаешь расписаться? — спросила Анна Тимофеевна.
Сын неопределенно пожал плечами. Ведь этот вопрос был еще не решен. Дипломированный мастер производственного обучения литейщиков был противником скоропалительных браков. Да и, будучи сержантом-курсантом, конечно, не мог еще содержать собственную семью.
— Если любишь, то женись, только крепко, на всю жизнь, как мы с отцом, — сказала мама. — И радости и горе — все пополам.
Средний из сыновей сразу вырос в глазах матери, и она дала Югу несколько полезных советов на будущее, напомнила: добрый, мол, жернов все смелет, плохой сам смелется.
В то время в доме Гагариных в Гжатске жили квартиранты.
Рассказывает гжатская жительница М. И. Меркулова, пенсионерка, по профессии химик-технолог
— Алексей Иванович Гагарин однажды шел по улице Ленина, и встретил моего мужа, Михаила Александровича, технолога Химзавода. Хоть Миша был помладше возрастом, они как-то нашли общий язык, разговорились. Нам с супругом, молодым специалистам, как-то жить было тогда негде, мы ведь только поженились, искали комнату, но с этим как-то трудно было. И Алексей Иванович вдруг предложил нам кров в их доме.
Мы заняли комнатку, предназначавшуюся Борису Алексеевичу, младшему их сыну, который в ту пору был на действительной службе.
Из членов семьи Гагариных тогда в доме жили Зоя с детьми, медсестра в детской поликлинике, совхозный плотник Алексей Иванович, Анна Тимофеевна трудилась по животноводству, а Валентин шофером тоже в совхозе.
Курсант Юра, поскольку в доме он бывал редко, обитал в гостиной на раскладушке, больше места не было.
Однажды, это был в канун Октябрьских праздников, мы сидели, в карты играли, как обычно на копеечки, и вот небольшой перерыв был.
Юра отвел меня и свою любимую старшую сестренку Зою в угол под образами и рассказал что в Оренбурге, где он на летчика учится, встретил как-то на почте девушку Валентину Горячеву. Отец поваром в санатории, а матушка домохозяйка. Семья у них большая, шестеро детей, все вместе живут. А Валента маленькая, но очень милая: с карими глазами, как вишни, и темные, как весенняя ночь, волосы, длинные-предлинные. Это уж потом мы на свадьбе ее такую увидели. Но это уже через год. А тогда, осенью 1956-го. Юра умолял нас, чтобы мы уговороили отца Алексея Ивановича дать разрешение им с Валентой пожениться.
Сели за стол, начали играть, Юра повернулся к батюшке и как бы между делом стал рассказывать, мол, познакомился с хорошей девушкой, Валентиной Ивановной зовут. Недавно в медучилище поступила в Оренбурге. Мы с Зоей Алексеевной сидим, поддакиваем, как-то протокольные рожицы состроили и доказываем Алексею Ивановичу, мол, Юг взрослый уже мальчик, пора семью заводить, самое времечко!..
Строгий мужчина был Алексей Иванович, капризный, но как-то уступил все-таки. Спустя пару дней дал благословение: " Ладно, стал быть... Привози это свою барышню сюда в Гжатск!"
