Глава 2.6 Секретный отбор
Лунная гонка
12 сентября 1959 года в Советском Союзе был осуществлен пуск космической ракеты с зондом «Луна-2», которая через двое суток достигла — впервые в истории человечества — поверхности другого небесного тела.
Доставка гербоносного космического аппарата с Земли на Луну была чрезвычайно сложным научно-техническим проектом. Космический счет — это наивысшая серьезность в отношении к управлению ракетой, к автоматике старта, к измерительной службе. Ошибка в скорости ракеты всего на один метр в секунду, то есть на одну сотую процента от полной второй космической скорости, приводила к отклонению точки встречи с Луной на 250 километров.
Станция «Луна-2», как и ракета-носитель "Луна«,были созданы в ОКБ С.П.Королева в подмосковных Подлипках .Чудо-двигатель третьей ступени, запускавшийся за пределами стратосферы и разгонявший блок до второй космической скорости — творение КБ в Воронеже во главе с С.А. Косбергом.
На следующий день после прилунения вымпелов с изображениями Герба СССР на склоне кратера Автолик в Море Ясности в Соединенных Штатах начался исторический визит Н.С. Хрущова. Эйзенхауэр был первым американским президентом, принимавшим первое лицо империи российской.
Хрущов и сопровождавшая его огромная свита государственной элиты прибыли в Вашингтон на самолете «Ту-114» — новинке конструкторского бюро А.Н.Туполева. По многим параметрам это был в то время лучший в мире пассажирский самолет.
Находившийся на его борту американский штурман Гарольд Ренегар оказался первым американцем, которому посчастливилось подержать в руках точную копию шарового вымпела, только что доставленного на Луну. Вторым американцем был президент США Эйзенхауэер, встречавший гостей на военном аэродроме Эндрюс 15 сентября 1959 года — ему-то, собственно говоря, и предназначался «лунный» дар: чтобы понимал мощь Советского Союза!
Вручение подарков состоялось в тот же день в Белом доме. Принимая лунный шар-вымпел, Эйзенхауэер пообещал, что передаст эту копию в музей своего родного города Абилина. Видимо, там дар Хрущева и находится по сию пору. А подлинные вымпелы вот уже сорок лет покоятся на Луне, в Море Ясности. Грустная память о бездарно утерянном великом государстве!..
Похвальба Хрущева «лунником» чувствительно задевала самолюбие американцев. Когда советская космическая ракета достигла Луны, среди американских толкователей международного права возникла паника. Темпы юридической дискуссии превышали разгон лунной ракеты. Все гадали: заявит ли Советский Союз территориальные претензии на Луну? Специалисты по международному праву уже объявляли, что когда русские заявят «притязания» на Луну, то претензии эти не должны быть признаны.
В Нью-Йорке на Бродвее контора компании «Розенблат и Розенблат» организовала продажу земельных участков на Луне. Утрату мирового приоритета на рубежах космической науки и техники владельцы шустрой конторы попытались возместить приоритетом на поприще космической коммерции.
По прибытии в Вашингтон на аэродроме Эндрюс Никита Сергеевич говорил:
— Мы не сомневаемся в том, что замечательные ученые, инженеры и рабочие Соединенных Штатов Америки, которые работают в области завоевания космоса, также доставят свой вымпел на Луну. Советский вымпел, как старожил Луны, будет приветствовать ваш вымпел, и они будут жить в мире и дружбе, как и мы с вами на Земле должны жить в мире и дружбе, как должны жить в мире и дружбе все народы, населяющие нашу общую мать-землю, которая так щедро вознаграждает нас своими дарами.
В течение 13 дней Н.С. Хрущов несколько раз встречался с президентом Д. Эйзенхауэром.
По большинству обсуждавшихся вопросов позиции сторон практически не сблизились. Не удалось втянуть американцев в обсужденеие советских предложений о всеобщем и полном разоружении. С ними Н.С. Хрущов выступил 18 сентября с трибуны Генеральной Асамблеи ООН.
Иллюзиям от визита Никиты Сергеевича в США неожиданно положил конец инцидент, когда 1 мая 1960 года американский самолет- разведчик был сбит ракетой над Уралом. Уже согласованный ответный визит, который Эйзенхауэр должен был нанести в СССР, был отменен.
Космическая программа исследования Луны автоматами в Советском Союзе в эпоху Хрущова осуществлялась успешно, с опережением США.
4 октября 1959 года была запущена космическая ракета, которая направила со второй космической скоростью автоматическую станцию «Луна-3». Основной ее задачей был облет Луны и фотографирование поверхности обратной стороны нашего естественного спутника, всегда обращенного к Земле одной стороной.
В тот же день октября лейтенант истребительной эскадрилии Ю. А. Гагарин весь день ходил под впечатлением от новых сообщений о больших успехах в исследовании космического пространства. «Надо жить по-новому,— сказал он жене за обедом, — время такое, а мне кажется, что я уклоняюсь от чего-то главного, не делаю нужного для людей...»
Поздно вечером он поставил окончательную точку в конце написанного им рапорта. «В связи с расширением космических исследований, которые проводятся в Советском Союзе, — докладывал по команде Юг, — могут понадобиться люди для научных полетов в космос. Прошу учесть мое горячее желание и, если будет возможность, направить меня для специальной подготовки»,
Фамилия командира части подполковника Бабушкина вызывала у Юга ностальгическое волнение: вспоминались саратовские небеса, литейное студенчество, спуск к матери-Волге по недалекому от Индустриального техникума Бабушкину взвозу.
Петр Васильевич был настоящим асом истребительной авиации. Он тоже относился к имевшему педагогический опыт, жизнерадостному и лиричному летчнку с вниманием и радушием.
Получив рапорт лейтенанта Гагарина, командир части Бабушкин обещал: «Я буду ходатайствовать!»
О рапорте Гагарина узнали в гарнизоне. Несколько человек, в их числе и одессит Георгий Шонин, тоже подали рапорта.
Перед Покровом в мгновение ока весть прошелестела по военному городку: прибыла комиссия рассматривать рапорта. Действительно, члены комиссии из Москвы стали вызывать на беседу всех тех летчиков, которые просили перевести их на другую технику, более совершенную. Двенадцать человек — Гагарин, Шонин и другие «лунатики» стали объектом тщательных собеседований. Их подробно расспрашивали о жизни, планах на будущее, мечтах, что читают, что делают в свободное время.
Спустя десять дней в гарнизон поступило распоряжение откомандировать в Москву группу летчиков.
Георгий Шонин вспоминал: «Все резко изменилось с того памятного осеннего дня, когда мы с Юрой оказались в числе шести отобранных на медицинскую комиссию в Москву для новой, неясной нам и от этого еще более заманчивой предстоящей работы.
Дружба наша окрепла в ожидании скорого и окончательного вызова к новому месту службы. В то время мы стали друг для друга единственными собеседниками и советчиками, ведь разговаривать о будущей работе даже с друзьями нам не рекомендовалось».
В конце октября 1959 года Гагарин прибыл в Москву, с волнением, переступил порог Центрального научно-исследовательского авиационного госпиталя (ЦНИАГ) в Сокольниках, чтобы оказаться в полном распоряжении строгих и таинственно-молчаливых эскулапов. Вместе с ним прибывали со всех концов Советского Союза летчики, прошедшие предварительный отбор. Врачи активно использовали технику, новейшие препараты для всесторонней проверки человеческого организма.
В научном институте авиационной медицины был создан отдел по отбору и подготовке космонавтов. Возглавил его прекрасный авиационный врач и отличный спортсмен — Н. Н. Гуровский.
Пройдет время, и Юрий Гагарин будет вспоминать о тех, кому суждено было войти в отряд космонавтов: " «Главным предметом исследований были наши сердца. По ним медики прочитывали всю биографию каждого... Славные подобрались у нас ребята... Всех нас роднило одно — это стремление стать настоящим летчиком, космонавтом».
По аллеям прекрасного старомосковского парка, радующего взор столетними дубами, стройными кленами и белоствольными березами, легкой уверенной походкой, чуть пружиня шаг, шел Юг, невысокий русоволосый лейтенант в летной форме. Во внешности его, право же, не было ничего примечательного, однако он радовал взгляд ладной выправкой и тем откровенным удовольствием, с которым шагал по осенней шумливой листве. Даже не очень наблюдательный встречный мог отметить обаятельную, сердечную улыбку, обладавщую каким-то особым свойством.
Сестра-хозяйка Лиза Чибисова отвела Юга в палату «лордов», где его обступили «старожилы» — Титов, Попович, Николаев, Беляев и началась «разведка боем». С пристрастием «допросили» нового товарища, где служил, сколько налетал, есть ли семья. Удивительное обаяние Юга и та просто непостижимая легкость, с которой умел он завоевывать сердца, и на этот раз сделали свое дело: сразу и безоговорочно был он признан у «лордов» своим.
Модели космических факторов
Космонавтов отбирала медицинская комиссия из самых авторитетных специалистов, в распоряжении которых были самые современные клинические, физиологические, электрофизиологические и биохимические аппараты и методы. Это было неимоверно сложное дело для врачей и пациентов, первый шажок к полету, помогающий выявить физиологические возможности и резервы организма, а также психофизиологические особенности человека.
У Гагарина оказались хорошие глаза, сердце и легкие. Начальник хирургического кабинета Н. С. Ивлев тщательно исследовал рентгеновские снимки позвоночника. Вскоре состоялась первая встреча с главным хирургом Советской Армии А. А. Вишневским, который разрешил Югу приступить к специальным тренировкам. Молодцом показал себя Гагарин и во время вестибулярных проб на вращающемся кресле, и на специальных качелях у опытнейшего авиационного врача И. И. Брянова.
Гагарину предстояло пройти сложнейшую антиортостатическую пробу, когда снимались характеристики важнейших органов при различных положениях привязанного к специальной платформе испытуемого в пространстве,
Обследование следовало за обследованием. Искали не только скрытую патологию или пониженную устойчивость организма к условиям космического полета, но и выясняли, так сказать, совместимость земного человека с космосом. Испытывали Гагарина на вибростенде, поднимали в барокамере, вращали на центрифуге, проверяли память и способность сосредоточиться.
Возможности организма Юга были удивительными. На всех нагрузочных пробах у него были высокие результаты.
Важный этап испытаний психологическое обследование. Его предстояло пройти кандидатам в научно-исследовательском авиационном госпитале под руководством признанных опытных психологов Ф. Д. Горбова и К. К. Иосилиани.
Юга отличала удивительная наблюдательность и прекрасная память. Всех сотрудников он знал по имени и отчеству, он был замечательным психологом. Умел всем помочь и поддержать каждого.
На первой встрече с психологами Гагарин был собран и строг, внимателен и сосредоточен. Он уже знал, что предстоит работать с таблицами, аппаратурой, психологическими тестами, ответить на множество вопросов, подвергнуть проверке память, сообразительность, быстроту интеллектуальной и эмоциональной реакций, находчивость, предприимчивость.
Юг действовал и отвечал на вопросы точно и безупречно. Внешние помехи не влияли на качество его ответов. Проявилось особое умение оценивать имеющееся в его распоряжении время и планировать свои действия, способность без лишних колебаний принимать решения при недостатке информации и времени.
Было установлено, что в стрессовых ситуациях и необычных условиях Гагарин хладнокровен, находчив, быстро оценивает обстановку, умело реагирует на внезапные изменения условий эксперимента.
В ту пору ближе познакомились кандидаты в испытатели Гагарин и Комаров. Юрий Алексеевич вспоминал:
«Мы сидели на спортивной скамье перед кабинетом врача-психолога, ждали приглашения — я и Попович. Тут подходит еще один будущий испытатель, чуть постарше нас возрастом. Тоже не из великанов, смугловатый как цыган, с курчавым темным „зачесом“.
Мы тогда еще не очень четко представляли, для каких дел нас отбирают. Одно было ясно: берут молодых летчиков с неиссякаемым здоровьем. А подошедший к нам капитан был со значком Военно-воздушной академии имени Жуковского. Наш или не наш — гадали мы с Поповичем. Я спрашиваю у „жуковца“:
— Вы по какому сюда делу, товарищ капитан?
А он улыбнулся приветливо, без тени старшинства и поделился своей заботой:
— Да предлагают какой-то рискованный летный проект. А вопросы отклоняют. А я и не настырничал, сразу согласился. Да и вы, кажется. по этому тайному делу?
Мы тогда все трое молодо, по-курсантски посмеялись над этой историей. И тут меня на „разборку“ вызвали».
...В декабре 1949 г. Владимир Комаров успешно окончил училище и начал службу военным летчиком-истребителем в 382-м истребительном авиационном полку 42-й истребительной авиационной дивизии ВВС Северокавказского военного округа, базировавшегося в печально известном Грозном. Там он познакомился со школьной учительницей Валентиной, которая вскоре стала его супругой и прошла с Владимиром рука об руку до конца жизни.
28 ноября 1951 г. его назначили на должность старшего летчика, а 27 октября 1952 г. он был переведен на ту же должность в 486-й истребительный авиаполк 279-й истребительной авиадивизии 57-й воздушной армии в Прикарпатье.
Там Владимир прослужил два года. Он быстро освоил сверхзвуковые самолеты, полеты ночью и в условиях плохой видимости по приборам. Его мечта — стать летчиком-испытателем лежала через инженерное образование и его, как одного из лучших летчиков направили для обучения в Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского.
31 августа 1954 г. он стал слушателем академии. Жить ему пришлось с женой и сыном у старенького отца — ветерана войны в полуподвальной квартирке. В той самой, где прошло все детство.
31 августа 1959 г Владимир Комаров успешно окончил факультет авиастроения академии и получил право выбора: куда распределиться. Выбор конечно пал на испытательную работу — цель его жизни.
В результате старшего инженера-лейтенанта Владимира Комарова распределили на испытательную работу в Государственный Краснознаменный НИИ ВВС.
3 сентября он был поставлен на должность помощника ведущего инженера и испытателя 3-го отделения 5-го отдела и было присвоено звание инженер-капитан.
Владимир Комаров занимался испытаниями новых образцов авиационной техники. Здесь раскрылись его высокие качества умелого организатора и инженера. Именно здесь, в ГКНИИ ВВС, комиссия по отбору в первый отряд космонавтов предложила Владимиру Комарову новую секретную испытательную работу.
...Испытания на барокамере Гагарин проходил в один день с Быковским.
Накануне испытания Юг гулял по влажным темным аллеям. Любовался осенним, пряно пахнущим ковром бордово-красных листьев. Хотелось отрешиться, «откреститься» от предстоящего завтра...
В барокамере оба летчика обследовались на переносимость гипоксии. На «высоте» 5 километров, дыша атмосферным воздухом, они должны были просидеть полчаса. Заключение врачей: «Переносимость гипоксии хорошая».
Следующий этап — пребывание на «высоте» 6 километров, затем 14 километров, но уже с кислородом в течение 20 минут. И всякий раз в бегунке Юга появлялась оптимистическая запись: «Годен».
И вот уже встречает испытуемых лаборатория ускорений В центре круглого зала находилась центрифуга. У нее два плеча радиусом около 4 метроов. Рядом пульт управления, сложная медицинская аппаратура, стол врача.
Юг внимательно рассматривает коварный аппарат, садится в кресло. Ему хорошо известно, что именно центрифуга разбила мечты многих его коллег.
В последней серии обследований на центрифуге создавались поперечные перегрузки в направлении грудь-спина при угле наклона спинки от вертикали в 65°. Ежедневно проводилось только одно вращение. В медицинском протоколе записано: «Поперечно-направленные перегрузки в семь, девять и десять единиц Ю. Гагарин перенес хорошо. Допущен к специальным тренировкам».
Боевой путь врача
По решению главной комиссии, отбиравшей кандидатов в космонавты, из 250 летчиков годными были признаны только 20. Среди них — Гагарин, Титов, Николаев, Попович, Леонов, Быковский...
В конце октября 1959 года начался отсев летчиков, прибывших на комиссию. Вежливо и учтиво, но безжалостно врачи отбраковывали кандидатов. Будущих космонавтов подгоняли под высокие требования будущих полетов.
«Но кто тогда мог сказать, какими должны быть эти требования?— писал Георгий Шонин.— Поэтому для верности они были явно завышенными, рассчитанными на двойной, а может быть, и тройной запас прочности. И многие, очень многие возвращались назад в полки. В среднем из пятнадцати человек проходил все этапы обследования один. Некоторых вообще списывали с летной работы. И кто мог дать гарантию, что этим списанным не окажешься ты? Приходилось рисковать, ради будущего рисковать настоящим — профессией летчика, правом летать».
Руководитель комиссии по отбору кандидатов в космонавты, полковник медицинской службы, будущий руководитель Ценгра подготовки космонавтов Евгений Анатольевич Карпов в начале ноября провожал в части отобранных кандидатов.
— Продолжайте летать, но не выше стратосферы,— напутствовал он каждого.
...Так сложилась судьба этого человека, что при его жизни о нем ничего не было известно широкой массе народа. Он, штурмуя своей интуицией и гиганскими познаниями космос, всегда оставался на Земле... А иногда в специализированных журналах появлялись статьи о медицинских аспектах полета, подписанные доктором Петровым, Но мало кто знал, что Петров — это вовсе не Петров, а Карпов.
Родился Евгений Анатольевич 19 февраля 1921 года в селе Казацком под Киевом в семье врача. Школу закончил в Киеве в 1938 году. Мечтал стать архитектором, но в тот год приема на архитектурный факультет не было. Летом, во время каникул, гостил в Ленинграде и неожиданно для себя подал заявление в Военно-медицинскую академию имени С. М. Кирова.
Война застала его в блокадном Ленинграде. Под непрерывными бомбежками и артиллерийскими обстрелами слушатели проходили ускоренный курс обучения и| «практику» в госпиталях, оказывая помощь раненым, которых доставляли с поля боя на трамваях. Академию закончил с отличием летом 1942 года и получил назначение в авиаполк. Вместе с летчиками прошел путь от Москвы до Бреслау, о чем свидетельствуют боевые награды. После войны проходил службу в Институте авиационной и космической медицины, занимался проблемами безопасности полетов на реактивных самолетах. Катапульты, гермокабины, высотные полеты — вот круг вопросов, которые находились в ведении начальника отдела испытаний и которые позволили ему переключиться на аналогичные проблемы уже стучавшей в двери космонавтики.
Первых шестерых космонавтов провожал в полет доктор Карпов. 46 месяцев руководил Евгений Анатольевич ЦПК. Это были очень трудные месяцы в его жизни и самые счастливые, потому что он прекрасно осознавал, что участвует в огромном деле, принесшем нашей стране славу космической державы. Перед полетом Гагарина Королев сказал ему: «Евгений Анатольевич, вы отвечаете за систему «Человек». И он доказал Главному, что эта «система» едва ли не самая надежная.
Одессит Жора
Накануне праздника 7 ноября лейтенант Гагарин прибыл в часть и, как положено по уставу, доложил командиру о прибытии.
А праздничным утром на построении личного состава части Юрия Гагарина и еще нескольких молодых летчиков-оренбуржцев поздравили с присвоением очередного воинского звания. Радость молодых старших лейтенантов разделили все офицеры авиаполка.
...После торжеств и застолий потянулась размеренная, напряженная жизнь в «ночном» Заполярье.
«Как и прежде,— писал Юрий Алексеевич Гагарин,— я по утрам уходил на аэродром, летал над сушей и морем, нес дежурство по полку, в свободное время ходил на лыжах, оставив Леночку на попечение соседей. Вместе с Валей на „норвегах“ стремительно пробегали мы несколько кругов на гарнизонном катке, я по-прежнему редактировал боевой листок, нянчился с дочкой, читал трагедии Шекспира и рассказы Чехова».
...Как-то вечером пришел в гости старший лейтенант Георгий Шонин. Он не был в числе той четверки, что ездила в Москву на комиссию, и, естественно, его волновал вопрос: «А как там?» Гагарин весело ответил; «Съездишь, узнаешь». Засиделись допоздна, Юрий рассказывал о высоких требованиях врачей.
— Да ты не робей, Жора! Это только с виду, на первый взгляд все кажется страшным и сложным. Ты пройдешь, я уверен!
...Вызов на Шонина пришел в конце ноября.
В ту пору на занятиях в гарнизонном вечернем университете марксизма-ленинизма лектор сказал: «Наука в своей масштабности бесконечна, как Вселенная. Приступив к ее познанию, человечество убедилось, что оно находится на пороге больших открытий».
Лектору задали вопрос:
— Возможен ли полет человека в космическое пространство?
— Возможен. Познание — это личное соучастие человека в науке. О сроках говорить невозможно, это пока нереально. В космос полетит человек более гармонично развитый, в совершенстве овладевший определенными науками, само присутствие которого в поднебесье вызовет переполох в академических кругах. Мы с вами до этого, пожалуй, не доживем.
Под самый Новый год вернулся из Москвы старший лейтенант Георгий Шонин. Гагарин его встретил у штаба, стал тормошить с расспросами. Георгий коротко рассказал о новей группе кандидатов, а также о том, что комиссия по отбору космонавтов, начавшая работу еще в августе, все продолжает поиск «сильных личностей», ездит по авиационным частям.
И Юг и Жорик, трезво оценив свои перспективы, настроились проглотить «пилюли обиды»: нет — так и нет. А надежда все-таки оставалась у обоих.
— Меня может остановить только медкомиссия,— твердо сказал Гагарин.— Буду добиваться. Да и тебе не советую пасовать.
Юг уважал «одессита» Жору не только за мужество и смелость, высокую летную квалификацию, но и за человеческую порядочность, доброту характера, отзывчивость.
А Георгий Шонин через несколько лет скажет: «Я благодарен судьбе за то, что на одном из перекрестков жизненных дорог она свела меня с Юрием Гагариным.
За новогодним столом у Гагариных Жора шепнул Югу: «Забыл тебе сказать, товарищ старший лейтенант, у меня все в порядке, зачислен».
— Вот видишь, я тебе говорил! — с искрой в голосе и во взоре воскликнул Юг. — Я же верил и верю, что ты прорвешься!
Гагарин говорил правду: он искренне радовался успеху друга и гордился, что «лунатик» Георгий Шонин перешел на «новую технику».
У семейного очага
Спустя несколько дней Шонин снова заглянул «на огонек» к Гагариным.
— Прибежал погреться у семейного очага. Не погоните? — жалобно спросил холостяк Жора у Валентины Ивановны, беременность которой уже была явной и очевидной.
— Добрым людям всегда рады, — лаборантка из медчасти гарнизона гостеприимно показала на стол. — На Украине говорят: сидайтэ!
— А у нас в Одессе...- Жорик с торопливой поспешностью перешел на причерноморский жаргон.
— Знаем, как у вас в Одессе.
— Чтобы знать, надо побывать. Летом увезу вас в Одессу вместе с деточками, отогрею на золотых пляжах Аркадии... Юг, я к тебе по делу, — признался гость. — Хочу позаниматься космикой, жаль время в пар пергонять, но не знаю, с чего начать?
Гагарин задумался. Он тоже комплексовал по поводу космического самообразования, хотя в полку был известен как лирик и любитель научной фантастики.
— Я сейчас читаю Эйнштейна, долже тебе сказать...- Юг смущенно улыбнулся. — Да что я тебе могу посоветовать. Ты и сам с усам. А Эйнштейн — мудрец!
— Читал, знаю! — Жорик, как говорится, был в теме. Вот, например, Бернард Шоу. Очень мне понравилась его оценка научных «полетов» Альберта.
Нас в мире мало, — повторил Юг слова великого английского писателя, — а вас еще меньше. Вас только восемь: Пифагор, Птолемей, Аристотель, Коперник, Галилей, Кеплер, Ньютон, Эйнштейн... В Саратове, когда учился на литейного педагога в Индустриальном техникуме, я был старостой физического кружка. Наш «профессор» Москвин прибавлял к этой восьмерке еще и гения из Калуги Циолковского Константина Эдуардовича...
