Глава 3.1 Путешествие Юга вне Земли
Космическая зарядка
11 апреля1961 года. Утро испытателя началось с физзарядки по методике, специально разработанной медиками и спортсменами. Сразу после того бодрость, хорошее настроение вернулись к Югу, он сыпал шутками, рассказывал смешные истории. Не все из окружения это понимали: на напряженных лицах недоумение, волнение, страх: «Как он может шутить, когда неизвестно, что будет завтра?»
Авиационный врач Федор Горбов, готовя документы к заседанию Государственной комиссии, составил медицинскую характеристику на испытателя. «Старший лейтенант Гагарин, — писал психотерапевт, — сохраняет присущее ему чувство юмора. Охотно шутит, а также воспринимает шутки окружающих...»
В середине резко континентального, с беспредельной сиятельной синевой, дня Гагарин и Титов прибыли на стартовую площадку, провели тренаж в кабине космического корабля.
«Было очень любопытно наблюдать за Гагариным со стороны, — рассказывал главврач космонавтов Анатолий Карпов. — Чувствовалось, как радостно он настроен, как приятно ему, что он летит первым. Но это не мешало Гагарину быть серьезным, спокойным, сосредоточенным. Я смотрел на него и умом понимал, что завтра этот парень взбудоражит весь мир».
Король, Главный конструктор, предложил, чтобы в обеденный перерыв на стартовой площадке состоялась встреча Юрия Гагарина с обслуживающим персоналом ракеты и специалистами-стартовиками.
Юг произнес речь. Это был экспромт: обращаясь к испытателям, он сказал:
— Вашим ребятам-испытателям большие благодарности от всех нас, а от меня самое крупное и увесистое спасибо! Вы многому нас научили и многим помогли. Вообще я такого коллектива, как здесь у вас, еще не встречал. Вы настоящие пацаны, то есть приятные и хорошие ребята. Я счастлив, что жизнь связала нас судьбою. Теперь мы будем всегда вместе...
Обед, предназначенный для космонавтов, был особый, космический. Послеобеденный отдых — уже в отдельном домике. Обставлен он был скромно: две койки, две тумбочки, необходимая аппаратура, магнитофон, стенка с посудой...
По поручению Сергея Павловича специалисты-космисты Феоктистов и Севастьянов провели инструктаж-беседу с Юрием Гагариным и дублером Германом Титовым. Полтора часа интеллектуальной разминки: интерактивный обмен на ракетно-космическую тему.
Психологический план
Врач Никитин устанавливал датчики на грудь и спину Юга, снимал последние медицинские данные: температура, давление. Потребовал: с восемнадцати часов чтобы никаких разговоров о полете. Можно вспоминать детство, обсуждать прочитанные книги, просмотренные кинофильмы.
Юга и Германа оставили одних. Стратегический медико-психологнческий план вступил в силу. Психотерапевт, оставшийся с ними, вел себя как посторонний на трамвайной остановке: не вмешивался в разговоры. Герман читал Югу стихи советских лириков. Испытатели играли в бильярд, слушали записи русских мелодий, говорили о детстве, школе, военной юности....
Король навестил испытателей вечером, внимательно осмотрел комнату, задал несколько вопросов, посидел минуту в задумчивости, то ли собираясь с мыслями, то ли отдыхая, в чем он очень нуждался в ту пору. Пожелал Югу и Герману спокойной ночи и медленно, тяжело ступая, грустно удалился.
Последняя ночь перед стартом! Она всегда и трудная и легкая, короткая и длинная... В двадцать один час пятьдесят минут полковник медицинской службы Карпов вновь провел медицинский осмотр испытателей, сделал запись: все в порядке.
— Ну, вот что, орелики, теперь спать!
...Среди ночи пришел из своего дома по соседству Сергей Павлович Королев, посмотрел на спящих Юга и Германа, вышел на крыльцо и увидел на цыпочках удалявшегося полковника Евгения Анатольевича Карпова.
Король, Главный конструктор ракетно-космических систем, предусмотрел все, кроме того, что этот начинающийся день явится водоразделом в его жизни, разделит ее на две очень неравные части, которые сам будет именовать «до» и «после» полета.
Зная все, что сегодня произойдет, Главный расписал каждую минуту этого долгожданного дня, придумал ритуал,— так сказать, морально-психологический допинг, выстроил последовательно события, которым суждено стать историческими. Короче, стал автором уникального сценария.
3 часа 00 минут. Сергей Павлович Королев отошел на несколько шагов и как бы издалека посмотрел на стартовую площадку, на гигантское тело ракеты. Она выглядела эффектно в оцеплении ферм, подсвеченная мощными прожекторами. В усталой отрешенности Король смотрел на творение рук своих единомышленников, на детище всей своей жизни.
Кажется, все готово! Что-то будет через несколько часов?
«Пока это дело— неблагодарное, рискованное и безмерно трудное, — предупреждал Циолковский. — Оно потребует не только чрезвычайного напряжения сил и гениальных дарований, но и многих жертв.
...Звездоплавание нельзя и сравнивать с летанием в воздухе. Последнее — игрушка в сравнении с первым».
5 часов 00 минут. Неторопливой походкой, стараясь не шуметь, к двери комнаты, за которой спали испытатели подошел наставник космонавтов, генерал-полковник Н. П. Каманин. Постоял, прислушиваясь, глянул в окно, робко потоптался, посматривая на часы. Сейчас они идут еле-еле, но очень скоро время, тянувшееся медленно, покажется одним мгновением.
5 часов 30 минут. Доктор Евгений Анатольевич Карпов с решительностью полководца вошел в спальню и потряс Гагарина за плечо.
— Юра, пора вставать...
Юг выпорхнул из-под одеяльца. Тотчас поднялся и Герман, напевая озорную лирику того времени: «Ландыши, ландыши, светлого мая привет...»
Доктор Карпов удовлетворенно покачал головой— испытатели полны духовной радости. Предполетная программа выполнялась пунктуально.
После обязательной физзарядки — завтрак. Юг и Герман с удовольствием отведали мясного пюре, черносмородинного джема, черного кофе. Выдавливая очередную тубу, Гагарин сострил:
— Такая «едьба» хороша только для невесомости — на поверхности земли с нее ноги протянешь...
6 часов 00 минут. Экстренное заседание Госкомиссии было очень коротким. Все доклады конструкторов, инженеров сводились к скупым фразам: «Замечаний нет, все готово». «Вопросов нет, можно производить пуск»
После заседания было подписано полетное задание номер один космонавту Юрию Гагарину. Подписи собирал генерал Николай Петрович. Каманин
...Первым облачать в космический скафандр стали Германа Титова. Гагарина — вторым, чтобы меньше парился (вентиляционное устройство скафандра можно было подключить к источнику питания только в автобусе).
Большую помощь в экипировке Гагарина оказывал инструктор- парашютист полковник Николаи Константинович Никитин.
Когда Юг был одет, работники космодрома попросили у него автографы. Старший лейтенант Гагарин был заметно смущен. Два дня назад, когда у него попросили автограф, Югу показалось, что это была шутка.
Тревожная телеграмма
Игорь Марианович Яцунский и Олег Викторович Гурко, «мальчики» Тихонрава, рассчитали эллиптическую орбиту корабля «Восток» таким образом, что его наибольшее удаление от Земли (в апогее) составляло более трехсот километров. Там атмосфера была уже совсем разрежена и потому сопротивление кораблю было незначительным.
Наименьшее удаление (в перигее) составляло менее двухсот километров, и «Восток» должен был существенно тормозиться, поскольку на этой высоте плотность атмосферы уже заметна.
В случае отказа тормозного двигателя, а такое бывало на этапе отработки космического корабля, предполагалось многосуточное вращение вокруг Земли с постепенным торможением в атмосфере, затем вход в плотные слои и посадка на Землю. На борту «Востока» на такой случай имелся десятисуточный запас средств жизнеспасения для космонавта.
Таким образом, при отказе тормозного двигателя корабль, один раз на каждом витке в перигее, должен был тормозиться больше, чем в апогее, как бы получая в низшей точке орбиты тормозной импульс.
Если же орбитальный эллипс превратится в круг, то «захват» корабля может произойти в любой точке окружности, и он приземлится где угодно. По геополитическим причинам допускать такое было никак нельзя!
Космический корабль «Восток» (в состыкованном со спускаемым аппаратом состоянии) представлял собой близкий к цилиндрическому объект длиной около четырех с половиной и диаметром два с половиной метра.
Тормозящая сила при прохождении апогея и перигея будет зависеть от направленности оси корабля по отношению к ориентации, то есть направления, вектора скорости. Наименьшее торможение — в случае совпадения ориентаций, наибольшее — когда ось корабля перпендикулярна к вектору скорости.
Яцунский и Гурко предложили организовать управляемое торможение за счет изменения величины и направления вектора скорости в зонах апогея и перигея. Тогда можно дудет посадить «Восток» в безопасном районе Советского Союза.
Но ведь польза от этого метода управления могла быть только в том случае, если бы Первый космонавт владел им.
Капитан-математик Гурко отправил 11 апреля 1961 года после полудня телеграмму на имя Председателя Госкомиссии генерала Руднева и Главного конструктора академика Королева на полигон, где готовился старт «Востока».
В ней, в частности, сообщалось: «Как показали расчеты, в случае отказа тормозной двигательной установки возможно увеличить вероятность спуска на территорию Советского Союза, если по определенной программе менять ориентацию объекта на орбите».
В срочном сообщении подробно рассказывалось, как в зонах апогея и перигея с помощью системы ручного управления пилот должен устанавливать продольную ось корабля.
В ночь перед пуском, когда будущий первый космонавт Юрий Гагарин спокойно спал под наблюдением врачей, а Сергей Павлович и все участники предстоящего исторического события дружно бодрствовали, в координационно-вычислительном центре (КВЦ), руководимом П. Е. Эльясбергом, математики заполошно итожили не предусмотренные никакими планами расчеты и нервничала группа спуска.
Время шло, контрольные варианты просчитаны, а с полигона нет никакого ответа на телеграмму. Что случилось?
Решили звонить на полигон Главному Конструктору... Страшились, но все-таки были уверены, что Король в эту ночь не спит. Так и оказалось. Сергей Павлович внимательно выслушал и возмутился, что телеграмму ему не доложили.
И все же донесение Королев вскоре получил, успел перед стартом подготовить Гагарина и к этой, непредвиденной ранее ситуации.
В книге «Дорога в космос», изданной Военным издательством в 1962 году, Гагарин так описывал свою последнюю встречу с Королевым перед стартом: «Пришел Главный Конструктор. Впервые видел его озабоченным и усталым, — видимо, сказалась бессонная ночь. И все же мягкая улыбка витала вокруг его твердых, крепко сжатых губ. Мне хотелось обнять его, словно отца. Он дал несколько рекомендаций и советов, которых я еще никогда не слышал(выделено мной — В.Б.) и которые могли пригодиться в полете. Мне показалось, что, увидев космонавтов и поговорив с ними, он стал более бодрым».
Расставание дублеров
На специальном автобусе голубого цвета Гагарина и Титова доставили к стартовой площадке Байконура.
Перед тем как подняться на лифте в кабину корабля, Гагарин улыбнулся: «Ну, братцы, один за всех и все за одного!» А потом уже были сказаны слова, которые знает сейчас наизусть каждый космонавт: «Что можно сказать в эти минуты перед стартом? Вся моя жизнь кажется сейчас одним прекрасным мгновением. Все, что прожито прежде, было сделано ради этой минуты. Я знаю, что соберу всю свою волю для наилучшего выполнения задания, понимая ответственность задачи. Я сделаю все, что в моих силах... Я говорю вам, дорогие друзья, до свидания!.. Как бы мне хотелось вас обнять всех, знакомых и незнакомых, далеких и близких».
Юг вошел в лифт, который вознес его на площадку, расположенную у входа в корабль. Поднявши руку, он помахал ею и привязанной к запястью гермоперчаткой, еще раз прощаясь:
— До скорой встречи! — И скрылся в кабине.
Захлопнулся люк. Дублер и другие провожающие, словно от ворожбы оцепенелые, все еще стояли у стартовой площадки.
Когда Юг доложил из кабины: «Самочувствие хорошее. К полету готов», — Герман пошел раздеваться. Быстро снял скафандр с гермоперчатками, гермошлем, комбинезон, надел «земную» одежду и отправился на пункт связи. Здесь собрались все ребята-космонавты первой волны. По трансляции можно было слышать переговоры Земли с Гагариным в ходе подготовки корабля к старту. В динамике раздался уверенный, будто пламенами свечей просвеченный голос Юга:
— Самочувствие отличное. — И прибавил с юморным ветерком: — Все делаю, как учили.
Космические «школяры» невольно рассмеялись. И было от чего: раз Гагарин на шутейной волне, значит, действительно чувствует себя превосходно.
Взревели двигатели, подножие ракеты окуталось клубами дыма. С каждой секундой гул двигателей прибавлялся, а облако дыма становилось гуще, обширнее. Вот оно уже закрыло добрую половину корпуса ракеты. Внизу бушевало вулканическим огнем.
После команды «Подъем!» ракета, чуть пошатнувшись, стала медленно уходить к облакам.
Свои чувства и думы перед полетом и во время полета Юга дублер Герман потом сравнивал с думами и чувствами летчика, провожающего своего товарища в первый полет на новом самолете. Обычно во время такого полета друзья, остающиеся на земле, страстно следят за его действиями. Так было и у Германа: он все замечал и делал выводы для себя. Точно болельщик на трибунах, он был увлечен технической стороной дела, следил за прохождением команд, докладами Юга. А когда ракета вознеслась над «тюльпаном» стартовой площадки и устремилась в поднебесье, дублер по еле заметным колебаниям корпуса ракеты придирчиво следил за работой управляющих двигателей, которые обеспечивали полет ракеты по заданной траектории.
После того как ракета умчалась ввысь и рев двигателей смолк, на космодроме стало как-то пусто. Летчикам — истребителям это чувство также знакомо. Сколько раз на аэродроме рядом с тобой только что стоял твой товарищ, разговаривал — и вот он уже далеко от тебя. Что с ним сейчас, что будет через минуту-другую?
После старта скорость ракеты быстро растет, растут и перегрузки. Атакующим пилотам приходится испытывать их в полете. При маневрах самолета кажется, будто кто-то с огромной силой прижимает тебя к сиденью. И все же Первому космонавту было труднее. Труднее не потому, что перегрузки в полете на космическом корабле более значительны, а потому, что они действуют в течение более длительного промежутка времени.
Ученые, запуская в космос животных и тщательно выясняя влияние перегрузок на живой организм, к весне 1961 года пришли к стойкому выводу, что «натасканный» человек, находясь в определенном положении, может перенести перегрузки, возникающие при полете ракеты.
Сообщения с борта космического корабля «Восход» были радостными: Юг хорошо переносил перегрузки.
Подошло время, когда космическая ракета-носитель должна была пройти плотные слои атмосферы. После этого следовал по программе сброс головного обтекателя. И вот раздался с небес ликующий «вожатский» голос Юга:
— Сброс головного обтекателя... Вижу Землю!
— Сработала! — радостно отозвалась Земля.
По мере выработки топлива и набора скорости одна за другой отделялись ступени ракеты.
Провожавшие и пусковая команда услышали короткий доклад космического пилота. Гагарин сообщил, что корабль «Восход» вышел на орбиту вокруг Земли. Это произошло в 9 часов 7 минут московского, значит, по тем временам, Советского времени.
У Гагарина не было ни резких затруднений дыхания, ни зрительных расстройств, ни болевых ощущений. Максимальная частота пульса в первые мгновения после старта достигала 152 удара, а частота дыхания — 23 цикла в минуту. Показатели эти в условиях невесомости стали снижаться и к концу полета достигли предстартовых величин. Оперативный врачебный контроль позволял вести непрерывное наблюдение за состоянием здоровья космонавта с помощью телеметрии, радио и телевидения.
«Восток» был снабжен медицинской аппаратурой и датчиками, контролировавшими все физиологические изменения. Наземные радио и телеметрические станции записывали осциллограммы на фотоленте, регистрировалась электрокардиограмма и пневмограмма. Передатчик «Сигнал» непрерывно передавал частоту пульса, регистрировавшуюся на магнитной ленте. На Земле врачи анализировали эти записи, следили за малейшими изменениями в состоянии космонавта. С каждого наземного пункта сообщали медики свои выводы в Центр управления полетом.
Дублер Титов много читал о невесомости, старался представить себе это состояние. Как летчик-истребитель, он в какой-то мере был знаком с этим состоянием. Зависание может возникать в определенные моменты полета, например, когда самолет «падает», как выражаются летчики.
Развиваясь под гнетом земной тяжести, организм «рабов Божьих» приспособился к гравитации, сердце работает с определенной нагрузкой, человек чувствует свое пространственное положение, знает, где верх, где низ, может нормально передвигаться, сидеть, отдыхать. Как все это будет выглядеть в невесомости, когда «исчезнет тяжесть»?
В фантастической повести «Грезы о земле и небе» Константин Эдуардович Циолковский нарисовал картину состояния человеческого существа в условиях невесомости. Он писал: «Я путешествовал по воздуху во все углы комнаты, с потолка на пол и обратно; переворачивался в пространстве, как клоун, но, помимо воли, стукался о все предметы и всеми членами, приводя все ударяемое в движение... Мне все казалось, что я падаю... Вода из графина от толчка вылилась и летала сначала в виде колеблющегося шара, а потом разбивалась при ударах на капли и, наконец, прилипала и расползалась по стенкам... Тело в такой среде, не имея движения, никогда его без действия силы не получает и, наоборот, имея движение, вечно его сохраняет».
Это было сказано в фантастической повести. А какова будет действительность?
Юрий Гагарин ответил землянам на этот вопрос с космической орбиты:
— Полет проходит успешно. Самочувствие хорошее. Все приборы, все системы работают хорошо.
Пространство невесомости
В 9 ч 21 мин наступило состояние невесомости. То самое состояние, о котором еще в Саратове Юг читал в книгах Циолковского. Сначала это чувство было необычным, но вскоре он привык к нему, освоился и продолжал выполнять программу, заданную на полет.
Во время перехода от перегрузок к невесомости у Гагарина наблюдались кратковременные пространственные иллюзии, которые вскоре прошли. Юрий почувствовал удивительную легкость. Он доложил оператору «Зари», что невесомость переносит нормально.
...Юг оторвался от кресла, насколько это допустили привязные ремни, и как бы повис между потолком и полом кабины, испытывая исключительную легкость всех частей своего существа. Переход к этому состоянию произошел плавно. Когда стало исчезать влияние гравитации, он почувствовал себя превосходно. Все вдруг стало делать легче. И руки, и ноги, и все тело будто ничего не весили. Он как бы висел в кабине. Все незакрепленные предметы тоже парили и наблюдались словно бы во сне. И планшет, и карандаш, и блокнот... А капли жидкости, пролившиеся из шланга, приняли форму шариков; они свободно перемещались в пространстве и, коснувшись стенки кабины, прилипали к ней, будто роса на цветке.
Невесомость не угнетала. Юг все время работал: следил за оборудованием корабля, наблюдал через иллюминаторы, вел записи в бортовом журнале. Он писал, находясь в скафандре, не снимая перчаток, обыкновенным графитным карандашом. Писалось легко, и фразы одна за другой ложились на бумагу бортового журнала. На минуту забыв, где и в каком положении находится, положил карандаш рядом с собой, и он тут же уплыл. Юг не стал ловить его и обо всем увиденном говорил устно, а магнитофон записывал сказанное на ленту — носитель устной речи.
...Полет Гагарина доказал, что человек способен переносить в космосе перегрузки, вибрацию, состояние невесомости, может работать, пить, принимать пищу, может думать и писать. Почерк у Юрия Алексеевича был разборчив, все необходимые задания и операции выполнялись четко, без сбоев. Работоспособность оставалась на высоком уровне. Все действия, требующие тонкой координации движений (работа с аппаратурой, ручное управление кораблем) выполнялись легко и свободно.
Особенно порадовало медиков то, что Гагарин совсем не утратил свой отличный аппетит. В назначенное время он достал из контейнера питание — щавелевое пюре с мясом, мясной паштет и шоколадный соус. После обеда с помощью мундштука попил консервированной воды. Без четверти в десять по московскому Гагарин передал: «Самочувствие хорошее, настроение бодрое».
В эти минуты мир уже слышал голос Юрия Левитана: «12 апреля 1961 г. в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник „Восток“ с человеком на борту».
А Юг продолжал общаться с Землей по нескольким каналам в телефонных и телеграфных режимах.
«Заря» поинтересовалась, что он видит внизу. Юг доложил, что планета Земля выглядит примерно так же, как при полете на реактивном самолете на больших высотах. Только еще масштабнее. Отчетливо вырисовываются горные хребты, крупные реки, большие лесные массивы, пятна островов, береговая кромка морей. И с сожалением прибавил: «Ангелов пока что не видел!»
...«Заря» голосом Главного Конструктора Сергея Павловича сообщила: Все идет нормально. Вас поняли, слышим отлично.
Гагарин. Слышу вас отлично. Самочувствие отличное. Полет продолжается хорошо. Наблюдаю Землю, видимость хорошая: различать, видеть можно все. Некоторое пространство покрыто кучевой облачностью. Полет продолжается, все нормально.
«Заря». Вас понял, молодец! Связь отлично держите, продолжайте в том же духе. Как самочувствие?
Гагарин. Самочувствие отличное. Машина работает нормально. В иллюминаторе наблюдаю Землю. Все нормально. Привет. Как поняли меня?
«3аря». Вас поняли.
Гагарин. Понял. Знаю, с кем связь имею. Привет.
«3аря». Поняли вас, Гагарин.
Гагарин. Полет проходит успешно. Чувство невесомости нормальное. Самочувствие хорошее. Все приборы, вся система работают хорошо«.
Важнейшим фактором в полете Гагарина была четкая и надежная работа электромеханики. Автоматические системы управляли носителем на всех этапах полета, направляли ракету по заданной траектории, поддерживали работу двигателей, отбрасывали ступени, в заданной точке переводили корабль на снижение. «Мать» компьютерная, автоматика поддерживала внутри корабля условия, необходимые для жизнедеятельности человека.
Столпившись в бункере, космические «школяры» с радостью отмечали, что все автоматические системы работали безотказно.
Торможение вне Земли
Юрий Гагарин стартовал на корабле спутнике «Восток» в 09:07 московского времени с космодрома Байконур (тогда он назывался полигон «Заря»). Первое сообщение по радио последовало только в 10 утра.
После облета Земли в половине одиннадцатого включилась тормозная двигательная установка (ТДУ). Корабль затормозился и устремился к Земле.
Из-за неисправности клапана в топливной магистрали ТДУ отключилась на секунду раньше. Кроме того, не сразу, с задержкой на 10 минут произошло разделение спускаемого аппарата (СА) и приборного отсека. В результате СА и космонавт приземлились не в 110 км южнее Сталинграда, как планировалось, а в Саратовской области неподалеку от города Энгельса, где посадку никто не ожидал.
Вот как это было.
Без четверти одиннадцать по московскому времени штурман авиаполка майор Тепляков на обзорном локаторе радиотехнического наблюдения Энгельсского аэродрома (ныне база стратегических бомбардировщиков) в юго-западном направлении (азимут 240 градусов) на высоте 8 км и удалении 33 км зафиксировал цель. Это был спускаемый аппарат космического корабля «Восток» с Юрием Гагариным на борту.
Через несколько секунд на высоте около 7 километров космонавт катапультировался. С этого момента корабль и человек приземлялись порознь, поэтому цели на локаторе разделились.
В 10:55 (по сообщению ТАСС) неподалеку от трассы Энгельс — Ровное рядом с обрывом напротив деревни Смеловки Энгельсского района приземлился спускаемый аппарат, а около 11:00 двумя километрами дальше от волжского берега приземлился космонавт в оранжевом скафандре и бело-стекольном гермошлеме с надписью «СССР» над лицевым забралом.
Полет к месту приземления
Не успел стихнуть мощный гул ракет, как генерал Николай Петрович Каманин, воспитатель советских космонавтов, сказал Герману:
— Титов, давайте-ка к самолету! Вылетаем в район приземления.
Ил-14 плавно оторвался от бетонки, набрал высоту. В репродукторе погромыхивал репортаж с космодрома. Вылетевшие с байконурского аэродрома специалисты, ученые и военные ракетчики по сообщениям из космоса улавливали детали и подробности, понятные только тем, кто непосредственно готовился к подобному полету.
Слышен сжатый узким фильтром частот голос Юга:
— Передаю очередное отчетное сообщение: девять часов сорок восемь минут, полет проходит успешно... Самочувствие хорошее, настроение бодрое.
— Включилась солнечная ориентация...
— Полет проходит нормально, орбита расчетная...
— Настроение бодрое, продолжаю полет, нахожусь над Америкой...
— Внимание. Вижу горизонт Земли. Такой красивый ореол. Сначала радуга от самой поверхности Земли, и вниз такая радуга переходит. Очень красиво...
Виток орбиты вокруг Земли замыкался. Где-то через четверть часа предстоял заключительный, важнейший и отчаянно сложный этап полета — снижение и посадка. Все ли сработает нормально?
«Справится ли мой друг, если ему придется осуществлять посадку с помощью ручного управления?» — тревожился дублер. В сознании Германа промелькнули картины совместных тренировок. «Все будет хорошо!» — внушал он самому себе.
Наконец радио сообщило, что в 10 часов 55 минут по московскому времени космический корабль «Восток» благополучно приземлился в заданном районе. Юрий Гагарин передал с места приземления: «Прошу доложить партии и правительству, что приземление прошло нормально, чувствую себя хорошо, травм и ушибов не имею».
Осечка будильника
Как первокурсник радиооптического вуза, Владислав Ивановский весной 1961 года в Ленинграде жил в общежитии в Вяземском переулке неподалеку от Каменноостровского моста, на пятом этаже, в комнате с пятикурсниками. Один из «дедов», армянин из Баку, лабал на саксафоне в самодеятельном джаз-бенде, двое других веселых и находчивых брюнетов из Львова были «фанами» этой группы. Все трое возвращались с игр глубокой ночью и, как правило, «поддатыми». После чего спали, как полагается богемным корифеям, до полудня. Владику Ивановскому, запуганному высокой ответственностью стипендиату завода в Саратове, необходимо было просыпаться в семь утра, чтобы, упаси Бог, не опоздать на первую пару. Партиец-староста, служивший ранее в войсках ПВО, прямо-таки кайфовал, если «засекал» опоздавшего, и непременно отмечал это событие в журнале. Поэтому, сколь ни возражали наставники-джазмены, Владик все же купил будильник и, укладываясь спать, до упора закручивал его ушастые винты.
В ту пору самой неодолимой книгой он считал двухтомник Фихтенгольца «Математический анализ», а самым неумолимым из «препов» человеком была молодая, рослая и спортивная блондинка Антонина Яковлевна Блажнова, проводившая с первокурсниками практические занятия по математике. Эту миловидную даму, стильно-нарядную, но крупнопанельного телосложения, студенты называли за неуступчивость «железобетонной Тонькой», или сокращенно Бетонькой.
Шел апрель 1961 года, приближалась очередная контрольная работа — по интегральному исчислению. Знаком интегрирования в математике принят вертикальный символ, похожий на коромысло с развернутыми в разные стороны крючками. Эти самые коромысла сильно давили Ивановскому на плечи, и он трепетал в ожидании назначенной на утро 12 апреля контрольной. .
Вечером 11-го Владислав с особым усердием завел будильник. Но, видно, закон подлости все же не выдумка. В заданное время его хронометр с хромированным блюдечком сделал осечку, и проснулся студент-стипендиат уже в тот момент, когда звонок в коридорах радиооптического вуза собирал народ на первую пару учебных часов. Для группы точных механиков то был сигнал к появлению Бетоньки с карточками контрольных задач.
Бывалый студент, окажись в положении Владика, перевернулся бы на другой бок и продолжал почивать, подобно его соседям по комнате, джазменам. А Ивановский помчался в институт, надеясь как-нибудь разжалобить Бетоньку.
В Ленинграде, запасной столице СССР, апрель в те хрущовские времена выглядел так примерно, как март в брежневской Москве. Правда, снег, жуткий от копотной почернелости, почти сошел, но по утрам злобствовали ветреные мороэяки, грозя смахнуть ангела с сусальными крылами со шпиля Петропавловского храма, тянулись до крыш неопрятно-кисейные тучи, еще ниже свисала сосульчатая бахрома
В пальтишке на ветошном «меху», с непокрытой взвихренной шевелюрой, бежал Ивановский к Ситному рынку на Петроградской стороне, где в здании бывшей хлебной биржи функционировал радиооптический вуз. Вошел в вестибюль — тишина. В раздевалке старушки-гардеробщицы лузгали семечки в глубинах пальтовых аллей.
Подошел к вахте, где за столом обыкновенно восседал какой-нибудь отставной доходяга-блокадник, вперявший бдительный взор в студбилеты, но вахтера на месте не оказалось. А дверца-пропускалка была заперта шпингалетом. На столе рядом с телефоном и кнопкой для подачи звонков имелась фанерная, оклеенная кирзой коробка репродуктора, включенного вполголоса. Ивановский должен был ждать, когда вернется из туалета вахтер, чтобы проникнуть на охраняемые этажи-коридоры. Потому машинально прислушался, о чем шла речь в похожем на чемоданчик репродукторе.
Несмотря на сильно урезанную громкость, Ивановский сразу узнал голос Левитана, приглушенной медью растекавшийся из ящика. Знаменитый диктор диктовал народу весть о том, что гражданин Советского Союза военный летчик майор Юрий Алексеевич Гагарин в данный момент времени пилотирует космический корабль «Восток», находящийся на орбите Земли за пределами ее атмосферы.
Осознавши принятую информацию, Ивановский решительно передернул затвор-шпингалет, ворвался в коридор первого этажа и по коричневому от пахнувшей керосином мастики, дореволюционному еще паркету кинулся к высоким дверям аудитории имени А. С. Попова. Там группа «точных механиков» первого курса исполняла контрольную под надзором «железобетонной Антонины».
Сколько же было в те времена споров на тему первенства в космосе! Как ждала учащаяся молодежь и бывшие фронтовики день и час космического прорыва, который по всем признакам был уже совсем близок! Конечно, водились среди «питерского» студенчества и скептики: те, кто скупал нейлоновые рубашки у ин6остранцев при входах в гостиницы, либо держал уши «топориком» на диссидентских посиделках. Однако многие из ленинградцев и подавляющее большинство иногородних студентов гордились Отечеством. Они уже чувствовали, что послевоенная слабость вместе с полуголодным детством-отрочеством осталась позади, что уже бесплатными стали черный хлеб, винегрет и чай без сахара в институтском буфете, что Советский Союз вступает в научно-техническую зрелость, а нынешнее поколение советских людей застанет первую фазу коммунистической жизни. И вот оно — подтверждение! В космосе «наш», советский родом гражданин, товарищ майор Гагарин!
