Глава 3.4 Женихи и невеста
Ветка сирени в космосе
В мае 1961 года на страницах тогда еще по-настоящему молодежной газеты «Комсомольская правда» в пору цветения сирени шел горячий и страстный разговор о роли искусства, о его месте в жизни советского народа вообще и молодежи в частности. И как бы подводя итоги этого спора «физиков» и «лириков», хорошо сказала одна девушка Валентина, вожатая трамвая из Саратова: «Человеку и в космосе нужна будет ветка сирени».
«Конечно, нужна, — поддержал тогда знакомую ему Валентину бывший практикант-литейщик завода „Серп и молот“ на Астраханской улице в Саратове Юрий Гагарин. После 12 апреля 1961 года он стал Первым космонавтом планеты, и потому в духовном пространстве мысленного диалога заявил авторитетно: — Поэзия нам необходима, как воздух в кабине космолета».
У ленинградского студента-первокурсника Владислава Ивановского была в ту весну подружка Галя Киричева, тоже первокурсница из общежития в Вяземском переулке, но с другого факультета. Стройная сероглазая девушка, очень милая, но с упрямой русой челкой, нападавшей на глаза. Романтичная, хотя и довольно вздорная Галя бывала терпеливой спутницей Владика в долгих прогулках по набережным Каменного острова, где на набережных много рослых деревьев и декоративных кустарников. Пылко цвела тогда сирень над водами Малой Невки и Крестовки. Ивановский и Киричева обсуждали выступление комсомолки Вали из Саратова насчет ветки сирени и космической орбиты. Вот тогда-то Владик, детство которого процветало на Астраханской улице, неподалеку от завода «Серп и молот», рассказал девушке из Витебска про саратовскую сирень.
"Вдоль нашей улицы кучно росла сирень. В некоторых местах посадки были непроходимыми: присядешь на корточки и, заглянув под кружевной наряд листвы, увидишь корявое многостволье, сгустившееся до непроглядности.
Между посадками, среди которых угрюмыми переростками сутулились ясени, и мостовой лежали трамвайные рельсы; по ним бегали голубые, с помятыми боками вагончики. Зимой в трамвае, ходившем от вокзала до базара и обратно, бывало холоднее, чем на улице, летом пассажиры задыхались от пыли. Ножки скамеек извивались чугунным литьем; грубым сукном послевоенных лет до блеска были отполированы деревянные сиденья.
В мае зацветала в посадках сирень. Верхушки кустов как бы загорались сиренево-розовым спокойным пламенем. Цвет был обильным, как первый снег.
Утром я перебегал булыжную мостовую, перескакивал через заросшие лебедой трамвайные рельсы и ломал оперенные цветами ветки. Уже не торопясь, зарываясь лицом в прохладный от росы букет, нес сирень домой. На подоконниках в комнатах, на кухонном столе в банках с водой стояли букеты. Наша маленькая квартирка приобретала праздничный вид; нежно-горьковатый аромат сирени не могли заглушить ни запахи кухни, ни едкий керогазный чад.
Неудивительно, что в такую пору могли прийти в голову счастливые мысли. Однажды меня осенило: если подарить вагоновожатой Вале букет сирени, то она, пожалуй, разрешит прокатиться на трамвае бесплатно и, может быть, даже пустит в кабину.
У Вали была толстая светлая коса; она так укладывала ее на затылке, что издали казалось, будто на голове задорно сидела сдвинутая шапка. Она носила бусы из мелких серебристых шариков и голубые стеклянные сережки — под цвет глаз. Одевалась она просто: обычно на ней было ситцевое платье с коротким рукавом или светлая трикотажная кофточка. И все же мы, мальчишки, считали Валю первой красавицей и гордились, что она водит трамвай по нашей улице.
От вокзала до базара и обратно у двери Валиной кабины торчали, сменяя друг друга, ухажеры, стараясь рассмешить Валю разными шуточками. Она же только неприступно хмурила темные брови. Трамвай катился вдоль цветущих посадок, но почему-то никому из парней не приходило в голову подарить Вале хотя бы веточку сирени«.
Парашютистка Валя
Весной 1962 года в отряде космонавтов организовали женскую группу. Приехали десять девушек-парашютисток из разных концов Союза. Первым с ними познакомился командир отряда космонавтов Юрий Гагарин. Встретил он их в Москве, в штабе и привез, уже как давний знакомый, в Звездный городок.
Почти весь отряд космонавтов тогда набирался сил в профилактории санаторного типа. Одни сидели за книгами в библиотеке, другие смотрели телевизор. Николаев с Титовым, Поповичем и Быковским резались в бильярд.
Гагарин открыл дверь, пропустил вперед притихшую девичью стайку и шумно объявил:
— Товарищи, прибыло пополнение. Наши звездные сестры, так сказать. Теперь веселее будет. Прошу любить и жаловать.
Попович охотно откликнулся:
— Что ж, любить есть кому, — и многозначительно посмотрел в сторону холостяков Николаева и Быковского.
А командир отряда между тем продолжал знакомить летчиков с девушками. Они протягивали нежные, с маникюром руки и тихо называли свое имя. И только у одной маникюра не оказалось. И рука не казалась такой изнеженной. Она крепко откликнулась на рукопожатие Николаева, как бы подчеркивая: «Нет, мы тоже не лыком шиты».
Андриян своими ладонями ощутил другое: это рабочая рука. Даже бугорки мозолей почувствовал. Она, наверное, поняла его догадку и, торопливо проронив: «Валентина», поспешно отдернула руку.
— Ну, а меня Андреем зовут, — отрекомендовался Николаев,— Хотя по документам Андриян...
У девушек была своя программа подготовки, но на некоторые занятия они приходили вместе с летчиками. Вместе слушали популярные лекции. В одном зале занимались физподготовкой. Сообща проводили отдых. Весьма уравновешенный, порой даже медлительный чуваш Андриян чаще других оказывался рядом с ярославской ткачихой Валей Терешковой. Минута в минуту одновременно выходили на физзарядку и плечо к плечу бежали по «космической» тропке в бору.
Он сам не заметил, как привык к мысли, что иначе и быть не может. Вечерами, после занятий, простаивал у подъезда, ожидал, когда Валя выйдет на улицу. Потом допоздна ходили по притихшим аллеям городка.
Андриян не давал себе отчета, чем именно понравилась ему бывшая станочница текстильного комбината Терешкова. Просто хотелось слышать ее высокий, певучий голос, звонкий смех, от которого нельзя не улыбнуться. Хотелось, чтобы она шла рядом, и чтобы в его руке постоянно теплилась ее трудовая ладошка и пальцы с короткими ноготками.
Часто они ходили в кино, ездили в Москву, в театры. Ходили там в музеи, картинные галереи, а также на танцы в клубе Института космической медицины.
Больше всего им нравились велосипедные прогулки в лес. На легких, как ласточки, машинах они уезжали за десятки километров от городка.
Валентина быстро ездила. Умчится далеко вперед, и откуда-то из глубины бора несется знакомое с детства эхо лесного «а —у—у».
Возвращались в общежитие в Звездном поздно. Шли пешком, вели усталые велосипеды, тихо пререговаривались. То спорили, то пели. Вернее, Валентина пела. А Андриян влюбленно слушал. Очень задушевно у нее получались «Подмосковные вечера», «Текстильный городок», «На пыльных тропинках», «Березы». Те самые березы, которые не спят под Москвой. Эта песня всегда волновала Андрияна до слез.
Однажды Валентина, остановившись в пути, как-то пристально, пожалуй, даже строго посмотрела в раскосые, глубинно черные глаза летчика из Чувашии, а потом выговорила, словно магическое заклинание, стихи:
Из-за утеса, как из-за угла,
Почти в упор ударили в орла.
А он спокойно свой покинул камень,
Не оглянувшись даже на стрелка,
И, как всегда, широкими кругами,
Не торопясь, ушел за облака!
После долгого молчания спросила:
— Зажигает,да? — И не дожидаясь ответа, ярославская ткачиха призналась: — Люблю этих смелых и гордых птиц.
— А людей таких? — догадался Андриян.
Валя улыбнулась, подумала и сказала как-то необычно выразительно, будто продолжала читать только ей известные стихи:
— По-моему, человек от всего окружающего должен брать самое лучшее. У орлов — чувство неба, полета. У других птиц — смелость, преданность, любовь...
Вот, пожалуй, и все, что было сказано между Терешковой и Николаевым про большое человеческое чувство.
Но многое было понятно без слов. Теперь Андриян мог определенно сказать, что именно ему нравилось в Валентине: русская задушевность, романтическая устремленность и неподдельная человеческая доброта. А также ее глаза. И волосы. Еще ее говор. И светлые мысли.
Юрий Гагарин, словно подслушав их чаяния, однажды сказал Андрияну:
— Вы с Валей будто по одной книге жизни учитесь. Все у вас на один лад.
Путь на космодром
Срок предполетной подготовки подходил к концу. Обживая на земле «Восток-3», Николаев делал последние «витки» в макете корабля. Трудновато было без людей. Но особенно без Вали.
Потом Андрияну рассказали, что парашютистка Терешкова несколько раз приходила к стенду с макетом корабля, где томился взаперти Андриян, готовясь к старту, подолгу стояла у борта, но переговорить с «дролей» по телефонной связи ей не разрешали.
Настал час и минута, когда распахнулся люк тренировочного корабля. После тщательного медицинского осмотра Андриян вышел на волю и взахлеб, всем своим телом, глотнул чистого, как родниковая вода, воздуха. Обросший щетинистой бородой, немного уставший, но радостный, опьяненный светом и воздухом, побрел по аллее Звездного городка. И первой из жителей встретил парашютистку Валю Терешкову. Она провела рукой по давно не бритому виску, и такой мягкой, нежной показалась ее ладонь.
— Ну как, Клен, не завял в заточении?
«Клен» — такой был позывной на связи в тренировочном «полете» Андрияна.
— Нет, Береза, не завял, — с улыбкой радостного простодушия сказал Андриян. — Только позеленел малость.
Надо же было такому случиться: в предстартовый розыгрыш полета Валиным позывным была именно «Береза». Прямо как в песне...
...Перед отлетом Космонавта-3 в командировку на Байконур Терешкова была к нему особенно внимательна. Погладила рубашку. Положила в чемоданчик книги для дорожного чтения, конверты, бумагу. Подарила ручку. Улыбнулась:
— Из космоса письмецо пришлешь?..
— С удовольствием.
Прощались на аэродроме. Андриян обнял Валентину. Ребята, стоявшие рядом, насмешливо закивали, Черноглазый «юморист» Быковский понимающе прищурил правый глаз, Гагарин озарил влюбленных улыбкой теплой светимости. Терешкова шепнула Николаеву:
— Идем, провожу до самолета.
По пути сказала ему ласково и просто:
— Не волнуйся, Андрюша. Все будет хорошо.
— Спасибо, Валюша, спасибо...
«Клену» хотелось сказать «Березка». Но тогда надо бы добавить и еще одно, самое заветное слово «моя». Но на это, подумалось Андрияну, права он еще не имел. Еще раз пожал руку пышноволосой парашютистки, поцеловал в тугую и горячую от взволнованности чувств щечку.
Попрощавшись с провожающими, Николаев с Поповичем и дублерами Быковским и Комаровым, а также с командиром отряда космонавтов Гагариным сели в самолет и — в путь, на Байконур.
...Шофер стоявшего у подъезда гостиницы в городе Ленинске космодромного автобуса деликатно дал коротенький сигнал — то ли поприветствовал, то ли пригласил в салон. Юрий Гагарин, как командир отряда, подал команду на посадку. Тут же нараспев выговорил у самого уха Павла Поповича:
— И песню в пути не забудь!
Когда уселись, заводила Попович в свою очередь кивнул шоферу:
— Давай, товарищ, потихонечку трогай!..
В автобусе было тесновато. Ехали на космодром авиаторы, ракетчики, инженеры, корреспонденты, врачи. И ребята из отряда космонавтов. Они нетерпеливо теребили Поповича:
— Паша, не забывай свои функции. Давай же песняка!
Попович не заставлял ждать. Пел он не с артистическим блеском, а просто, душевно, будто рассказывал самое заветное. Он выводил широко, раздольно и немножечко печально песню про то, как рос на опушке рощи клен и был при том влюблен в березку.
Ему негромко подпевал Гагарин. Потом подхватывал весь автобус. Андриян, изо всех сил сдерживая слезы любовного напора, подтягивал.
А песня в автобусе между тем нарастала. Уже спели и «Четырнадцать минут до старта», и «Подмосковные вечера», и печальную «Рябину» на бойкий мотив «Цыганочки», и даже могучего «Ермака» расколебали. С ним-то и остановились у крыльца «космической» гостиницы.
Выйдя из автобуса, Попович снял фуражку и радостно выдохнул:
— Здравствуй, батько-Байконур!
— А кто же мать? — поинтересовался Андриян.
— Волга-мать, Андрюха! Там, где мы встретимся с тобой после полета.
Лысоватый и бледнолицый, с очень тонкой переносицей инженер-ракетчик радостно качнул головой:
— Хорошо сказано! Отец провожает, а мать встречает. Оно так и в жизни бывает.
Клен и Березка
Вновь над головой шумят старые сосны. Вновь под шинами велосипедов по-капустному хрупают хвоя и ветки. Андриян и Валентина отправляются на очередную лесную прогулку. Она — впереди, то и дело поворачивается назад. Лицо раскрасневшееся, счастливое. Нажимая на педали, бросает с озорным вызовом:
— Что же так медленно? Не догонишь никак...
— Ты и так от меня никуда не убежишь,- набычившись, бубнит Андриян.
— Ой ли!.. А ты уверен? — в голосе обидчивая, девчоночья ирония.— Ну, тогда догони!
Спицы сливаются в плоский круг. Упруго поскрипывает седло. Терешкова набирает скорость. И через минуту Андриян видит одну лишь голубую шапочку, мелькающую меж деревьев. А вскоре и шапочка исчезает.
Через четверть часа едва-едва догоняет у поворота на тропку, ведущую вкруговую обратно к городку. Но Валя не останавливается. Будто в беге мелькают ее ноги. Еще минута, и Андриян рядом. Хватает за ее руль. Она трясет кудряшками, выбившимися из-под шапки:
— Сдаюсь, Андрюша. —Соскакивает с велика, да так, что чуть не падает. Он поддерживает девушку и при том решительно причмокивает свои голодные губы к горячей щеке парашютистки...
Теперь всю дорогу идут пешком, тихо, неторопливо. Валина рука в руке Андрияна. Блаженство ощущать бугорки мозолей девушки.
— Помнишь, наше знакомство? — спросил Андриян. — Юг тебя представил... Я взял твою руку и сразу сосчитал мозольки.
— И сколько насчитал? — смеются ее глаза.
— Четыре, перед каждым пальчиком, не считая большого.
Недолгая лирическая пауза. Вдруг Валя запрокидывает голову, смотрит куда-то вверх, в просветы фиолетового, вечереющего неба, и говорит мечтательно, шепотом:
— Знаешь, Андрюша, скажи мне что-нибудь хорошее-хорошее. Такое, чтобы дух захватило...
Андриян, словно за подсказкой, обратил взор к небу. Перевздохнул и сказал, как отрезал:
— Ты самая горячая и самая хорошая на свете...
...На следующий день он встретил парашютистку в профилактории за обедом. Спросил о самочувствии: только что у нее были сложные тренировки.
— Трудно, — призналась и начала рассказывать все, чем занималась сегодня.
Потом очень часто Андриян приходил к ней в класс, в лабораторию, на корабль, где Березка отрабатывала последние задания перед полетом. Делился с ней всем, что сам приобрел за время подготовки и полета. Конечно, больше всего говорил о том, что ее ждет там, в шестом океане.
«Брат-3» и «Брат-4»
По возвращении на землю о своих наблюдениях Андриян и Попович доложили Государственной комиссии. Поделились впечатлениями с теми, кому предстояло идти дальше по космической «дорожке», Валерий Быковский с присущим ему юмором осведомился:
— На что надо поднажать?
Космонавт-3 и Космонавт-4 ответили будущему Космонавту-5, что «нажимать» надо на многое, а прежде всего на общую физическую подготовку, вестибулярную натренированность и техническую подготовку.
И вот в пятый раз группу из отряда космонавтов встречает космодром.
Справедливо говорили, что в отряде космонавтов все друзья, как братья. У Андрияна дружба с «долгоносиком» Валерием была многолетняя. Они познакомились еще до зачисления в отряд космонавтов. Вместе прошли медицинскую комиссию. Вместе готовились к полету корабля «Восток-3»: Николаев — командир, Быковский — дублер.
До недавнего прошлого — оба холостяки, вместе ездили в Москву в театр, в кино, на хоккейные матчи во дворце ЦСКА.
В разговорах, в ответах на занятиях Быковский был конкретен, немногословен. С ним легко и помечтать. Иногда, начиная разговор о простых деталях работы, чуваш Андриян и москвич Валерий оказывались в конце беседы в кабине межпланетного корабля, управляли почти реальными приборами, обсуждали детали дальних полетов...
У Николаева в Москве не было родственников. И получилось так, что в квартире родителей Быковского, в дружной, очень хорошей советской семье Андриян был чуть ли не на правах сына.
И вот уже Валерий Быковский, командир «Востока-5», под взволнованным взором командира «Востока-3» надевал скафандр, докладывал о своей готовности, занимал место в кабине корабля. Андриян был твердо уверен в безошибочном поведении в космосе Валерия — как в самом себе. И все-таки он очень волновался за друга.
По существу, подготовка к пятому и шестому штурму космоса шла одновременно. Андриян и Валентина в те дни часто беседовали о предстоящем звездном рейсе Березки. Клен, конечно, успокаивал, подтверждал своими наблюдениями, что, если хорошенько подготовиться, все будет хорошо. Собственно, Березка тоже не сомневалась в успехе полета, но порой Клен нет-нет да и улавливал вполне понятную ему тревогу в глазах «белоствольной».
В Зведном, в макете корабля «Восток» Андриян объяснял Валентине особенности работы аппаратуры в космосе, устраивал ей своеобразный экзамен:
— А ну, скажи, как будешь действовать при ручной ориентации?
— А если разгерметизация кабины... Твои действия?..
Совместные итоги
Вернулись Терешкова и Быковский на землю, и казалось, весь коллектив отряда космонавтов вместе с ними вернулись из «преисподни».
Валентина и Валерий, «брат и сестра», принесли из космически скоростного «сверхбытия» немало интереснейшего, нужного для науки. Ученые, в том числе академик Королев, от души поблагодарили их за большой вклад в науку.
Валерий, Космонавт-5, находился в полете свыше 119 часов, сделал за это время более 81 оборота вокруг Земли и пролетел расстояние более трех миллионов километров.
Валентина, Космонавт-6, налетала 71 час, совершив за это время более 48 оборотов вокруг Земли и пролетев расстояние около двух миллионов километров.
Они продолжили сделанное «Братом-3» Николаевым и «Братом-4» Поповичем, осуществляли управление кораблями, контролировали работу бортовых систем, проводили комплекс научных исследований и вели наблюдения земной поверхности, облачного покрова Земли, наблюдения Солнца, Луны и звезд.
В течение всего полета Быковский и Терешкова регулярно выполняли физиологические, вестибулярные и психологические пробы, проводили специальные упражнения в условиях невесомости.
...Встретились Клен с Березкой на берегу Волги, там, где по традиции отдыхают вернувшиеся из космоса. Радостью и гордостью светились глаза космической «невесты. «Жених» Андриян тоже был счастлив.
По возвращении в Звездный Березку отправили в госпиталь на послеполетные обследования. Врачи не нашли каких-либо существенных отличий от предстартового состояния ее организма.
Тут же, в госпитале, Валерий и Валентина, космические брат и сестра, написали обстоятельные доклады о своем полете.
Космическая свадьба
Через несколько дней Андриян привез Валю из госпиталя в ее квартиру. Тут она показала ему несколько космических сувениров. Среди них — алый вымпел. С любовью разгладила его, положила на письменный стол:
— Знаешь, хочу ребятам-пионерам подарить, — сказала Березка, бывшая пионерка из Ярославля
— Хорош подарок, — поддержал Клен, бывший лесовод из Чувашии.
Терешкова посмотрела в окно, за которым по звонкому голосу оба узнали пионерку Наташу, дочку Космонавта-4 Павла Поповича. Березка задумчиво проговорила:
— Ты знаешь, я так люблю детей.
— Я тоже!..- жарко передохнув, признался Клен.
...Приближались Октябрьские праздники. Во всем чувствовалось нарастание радостной духовности. Земля возвращала людям плоды их труда. С Волги шли целые караваны полосатых арбузов. На дорогах целины пылили грузовики, доставлявшие зерно на элеваторы. Украина убирала подсолнух.
Первые осенние дожди оросили Подмосковье. Где-то за Уралом ударили первые заморозки. Знобящим холодком повеяло и в бору неподалеку от Звездного городка. Но Клен и Березка по предзимью и со всей очевидностью для друг друга переживали приближение своей весны.
Свадьбу назначили на 3 ноября 1963 года.
...К полудню Клен и Береза подъехали в «свадебном» ЗИМе к Дворцу бракосочетания на улице Грибоедова в Москве.
Когда брачующиеся космонавты вошли под грохот марша Мендельсона в зал, то обнаружили, что в торжественном пространстве не то что яблоку — виноградной косточке негде было упасть. Свободна была лишь ковровая дорожка.
Андриян держал Валю под руку и чувствовал, как тихонько дрожит ее локоть. Наклонившись, посоветовал:
— Спокойнее...
— Страшно, Андрюша... Людей столько...
Заиграли вальс Шопена. Это любимый Валин композитор. Она, кажется, перевела дух, успокоилась... Андриян вручил невесте букет хризантем. Березка взяла Клена под руку.
Шагали рядом через весь зал. Подошли к столу в конце малиново пламеневшей дорожки. Перед ними была раскрыта книга записей актов гражданского состояния, в которой Клен и Березка должны были скрепить свой брачный союз. Первой расписывалась Валентина. Только вчера она сказала Андрияну:
— Знаешь, какую фамилию я себе возьму?.. Николаева-Терешкова. Не против?
— Очень хорошо. Тебя ведь больше знают, как Терешкову. Значит, все правильно, — поддержал Николаев.
И вот она впервые выводила эту непривычную для нее фамилию. Обменялись кольцами. Ритуально расцеловались.
Рядом с их подписями выводили свои фамилии свидетели — Юрий Гагарин, Валерий Быковский и их жены — две Валентины. Свидетели наперебив шутили:
— Смотри, Андриян, отвечаешь за нашу третью Валюшу головой.
— Не только головой, но и сердцем отвечу, — заверял Клен.
...Свадьбу по распоряжению Никиты Сергеевича Хрущова играли на Ленинских горах, в Доме приемов, в присутствии всех членов Высшей Власти. Были также ученые и конструкторы, летчики и космонавты.
Слово взял Юрий Гагарин. Он говорил очень тепло, каждое его слово было дорого и понятно молодым. Он назвал союз Клена и Березки счастливым.
Николаев и Николаева-Терешкова охотно согласились и подтвердили согласие продолжительным поцелуем.
Тогда они были в самом деле счастливы. Ведь они нашли друг друга, как самое заветное в жизни. Сроднили их общие взгляды на жизнь, общая работа, общие цели и, как сказала Валентина Владимировна, одна река.
— Ведь мы с Кленом, — пояснила Березка, — оба с Волги, оба там выросли, оба когда-то встречали ее весенний разлив. А теперь у нас своя весна — жизни, любви, счастья.
