Глава 3.5 Звёздный городок
Первые граждане Звездного
Электрички из Москвы до Щелкова, приближаясь к станции Циолковская, редко подавали сигналы, и машинисты мягко тормозили составы. Как известно, космос безмолвен, не потому ли и здесь, на дальних подступах к космическому океану, соблюдалась тишина?
Звездный вырос вдали от заводских цехов и столичных громад, подальше от скоплений людей и городского шума. Городок удачно вписался в лесной массив, так слился с рощами и борами, что кажется, будто кремового цвета дома-башни так и стояли всегда среди березняков, а там, где построена центрифуга, пастухи никогда не гоняли стада на водопой.
Начинался Звездный с небольшой площади. По сию пору стоит там двухэтажное здание из светлого кирпича с залами для приема космонавтами тех, кто приезжал к ним по общественным или личным делам.
От этого здания начинаются две зеленые аллеи — одна ведет в городок, где живут пенсионеры космонавтики, а также научные работники пожилого возраста, инженеры, врачи, рабочие, лаборанты и их дети и внуки; другая — на служебную территорию, занятую лабораторными корпусами.
Советский Звездный просыпался рано. Утро начиналось с физзарядки — упражнения выполняли взрослые и дети. Занятия проходили на площадках перед домами, на стадионе, в спортивном зале, даже на балконах и в лоджиях жилых домов. С рассветом Звездный становился городом спорта.
Одной из характерных черт звездоградцев было их постоянное движение в будущее. Эту черту выразили скульпторы в памятнике Юрию Гагарину. Памятник установили на зеленой площади перед домом, в котором жил Колумб Вселенной. Обратив лицо к солнцу, бронзовый Гагарин словно делал шаг вперед к новому старту, он весь—порыв, вечное дерзание. Кажется, Гагарин всегда в Звездном, в его делах, планах, новых полетах.
...Принятая Советской властью первая программа пилотируемых космических полетов и определение срока первого полета человека в космос потребовали создания специально подготовленной, мощной и перспективной базы. Незамедлительно было выбрано место для будущего Звездного и началось строительство Центра подготовки космонатов. В его создании принимали активное участие и будущие космонавты. Большую инициативу, настойчивость и опыт проявили организаторы стройки В. Я. Клоков, Герой Советского Союза Л. И. Горегляд и первый начальник Центра подготовки космонавтов, врач по профессии Е. А. Карпов.
«Для полета в космос,— вспоминал ту пору Первый космонавт,— искали горячие сердца, быстрый ум, крепкие нервы, несгибаемую волю, стойкость духа, бодрость, жизнерадостность. Хотели, чтобы будущий космонавт мог ориентироваться и не теряться в сложной обстановке полета, мгновенно откликаться на ее изменения и принимать во всех случаях только самые верные решения».
Кто же мог соответствовать всем этим требованиям? Одни ученые утверждали, что кандидатов лучше альпинистов и быть не может; другие доказывали, что больше всего подойдут для этой миссии подводники, привыкшие жить в замкнутом пространстве подводной лодки; третьи убеждали, что лишь летчики могут быть космонавтами.
После обсуждений и проведенных исследований в Советском Союзе и в США было признано, что лучше всего для отбора кандидатов в космонавты подходят летчики.
В первых числах июля 1960 года отряд космонавтов из десяти боевых пилотов покинул Центральный аэродром имени М. В. Фрунзе и переехал в Звездный. Переезжали весело и шумно. Все вышли попрощаться с Центральным аэродромом, с которым было связано столько дел и событий, самые первые шаги отряда. Приехали в Звездный, где помещения пахли свежей краской, штукатуркой и пиленым лесом. В окна заглядывали ветви берез, повсюду щебетали птицы.
Юрий Гагарин воскликнул: «Здравствуй, городок наш!.. Принимай новоселов!»
Будущего нет без прошлого, и как бы далеко не уходила вперед космонавтика, незабываем и поучителен первый прорыв в космос, первый полет Юрия Гагарина.
Он, как и его дублер Герман Титов и товарищи по отряду, прошел в Звездном подготовку к космическому рейсу.
В земных условиях — в термобарокамере, на центрифуге, на «полосатой вертушке», в камере тишины и безмолвия — сурдокамере, на специально оборудованном самолете — в "бассейне невесомости«— Юрий Гагарин, как и другие космонавты, познакомился с перегрузками, ожидавшими его на взлете ракеты и при посадке, и с невесомостью на орбите и одиночеством в кабине корабля «Восток».
Приглашение на юбилей
В середине июня 1964 года группа спортсменов Саратовского индустриального техникума выехала в Москву на соревнования. С ними отправились преподаватель литературы Анна Павловна Акулова и историк Нина Васильевна Рузанова. Провожая учительниц, директор Родионов дал наказ:
— Обязательно встретьтесь с Юрием Алексеевичем и пригласите его на 20-летие нашего индустриального техникума.
И вот саратовские преподаватели литератор Акулова и историк Русанова добрались из Москвы на электричке до платформы Циолковская, прошли на территорию городка, нашли дом, квартиру Ю. А. Гагарина. Волновались, естественно. Долго стояли перед утепленной дерматиновой обивкой дверью в нерешительности, решали: кто первым должен нажать...
Нажала кнопку звонка историк Нина Васильевна. Дверь открылась, и они увидели незнакомую женщину.
— Вам кого?— спросила она.
— Нам Юрия Алексеевича,— ответила литератор Анна Павловна.
— Мы преподаватели из Саратовского индустриального техникума, где он учился,— добавила историк .
— Понятно,— заулыбалась немолодая, с пухлыми щечками и дружелюбным взглядом карих глаз женщина.— Он сейчас отсутствует, но вскорости должен подъехать. Вы заходите пожалуйста.
Круглоликую женщину — сестру Валентины Ивановны Гагариной — звали Зоей Ивановной. Она провела саратовцев в кабинет Юрия Алексеевича, а сама занялась приготовлением обеда.
Преподаватели издали рассматривали вещи, книги, фотографии, боясь подойти ближе. Разговаривали шепотом. Прошел час, а Юрия Алексеевича все не было. Решили, что долго сидеть здесь неприлично, засобирались на улицу. Зоя Ивановна остановила их:
— Нет, нет, не уходите. Юг сказал, что будет в шесть. Он всегда точный, а уж ежли не поспевает ко времени, то позвонит обязательно.
И точно: в шесть часов вечера открылась дверь, и гостьи увидели Гагарина, невысокого но солидного в военном облачении, с погонами полковника. Юрий Алексеевич светло, так знакомо улыбался чему-то. Волжанкам бросилось в глаза, что он возмужалый такой, в плечах сильно раздался. Увидевши и сразу узнав своих преподавательниц, бывший индустрик Юг сразу обрадовался и растерялся одновременно.
После формальных расспросов о самочувствии Юрий Алексеевич заспешил на кухню. Зоя Ивановна стала накрывать на стол.
Потом он сел между гостьями и стал легко и быстро отвечать на привычные ему вопросы.
— Юрий Алексеевич, страшно было?— поинтересовалась дородная, белокожая, с быстрым молодым взглядом светлых глаз литератор Акулова.
— Анна Павловна, дорогая, зовите меня, как прежде. Для вас я просто Юра... Вы спрашиваете: было ли страшно?.. Конечно. Но еще была уверенность, что все обойдется, все будет хорошо. В технику, в профессионалов я верил, как говорится, железно. О страхе некогда было думать. Как можно лучше выполнить задание Родины — вот что волновало.
— А еще в космос полетишь?— спросила литератор.
— С удовольствием!
— А может, хватит... Слетал, посмотрел...— участливо произнесла историк Рузанова.
Гагарин улыбнулся:
— И это говорите вы, мои учителя! Обязательно полечу. Космонавтика — теперь моя профессия, моя работа.
Зазвонил телефон. Юрий Алексеевич снял трубку. Некоторое время внимательно слушал, потом твердо сказал:
— Я занят... Нет, нет, не могу. И положил трубку.
Волнующий, живой разговор продолжался. Педагоги вспоминали друзей Гагарина, рассказывали о делах техникума.
— Может быть, вам помочь в чем?— поинтересовался Юрий Алексеевич,— я постараюсь для вас все сделать.
— Спасибо, Юрий Алексеевич,— сказала Нина Васильевна.— Мы очень рады, что с вами встретились, поговорили... Правда, есть одна просьба...
— Да вы не стесняйтесь, говорите.
— Юрий Алексеевич, если можно, то подарите что-нибудь на память техникуму...— Да,— спохватилась Акулова.— Что же мы о главном -то забыли! Мы с Анной Павловной приехали пригласить вас на 20-летие техникума.
— Это можно. Пойдемте в кабинет.
Гагарин достал несколько экземпляров своей книги «Дорога в космос», надписал их Акуловой, Рузановой, Родионову и коллективу техникума. Потом подписал несколько фотографий.
— А когда будете отмечать юбилей?
— Перед Рождеством. То есть 5 января 1965 года.
— Спасибо,— Гагарин помолчал, что-то вспоминая. Потом решительно сказал:— Постараюсь обязательно приехать. Давно рвусь в Саратов, но не получается. Думаю, теперь получится.
Он полистал перекидной календарь и сделал запись.
— Юрий Алексеевич, а можно с вами сфотографироваться?
— Можно попробовать. Только фотограф ненадежный. Племянник мой. Юрок, ну-ка иди на задание!
В кабинет вошел мальчик лет тринадцати, сын Зои Алексеевны, старшей сестры космонавта.
— Сфотографируешь нас?
— Тут темновато, пойдемте на улицу,— сказал сероглазый и улыбчивый Юра-племянник.
На улице уже вечерело. Юрий Алексеевич поглядел вокруг, потом показал рукой в сторону полянки.
— Давайте вот здесь. Света побольше.
После фотографирования стали прощаться.
— Спасибо за прием, Юрий Алексеевич. Ждем вас с Валентиной Ивановной в гости, на юбилей техникума.
— Постараюсь. Передайте всем саратовцам от меня привет!
— Идите отдыхать, Юрий Алексеевич,— сказала литератор Анна Павловна.— А то вы от гостей устали.
— Мне еще в академию надо съездить, зачеты не все еще сдал, — по-юговски улыбаясь, смущенно признался полковник Гагарин.
Гостьи из Саратова ужаснулись:
— Да что же вы нам раньше-то не сказали?!
— Ничего, я к учебе привычный, успею.
Трехместный «Восход»
После полета «Востока» Королев, беседуя с его командиром Гагариным о ближайшем будущем космонавтики, сказал, что уже готовы чертежи многоместного космического корабля. В голосе его звучало обаяние, пленявшее стольких людей. Он говорил космонавтам, что не за горами то время, когда в кабинах космических кораблей рядом с летчиками-космонавтами займут свое место ученые, исследователи, штурманы-астронавигаторы и бортовые инженеры различных специальностей.
Эту мысль за подписью профессора К. Сергеева Сергей Павлович развил в своей новогодней статье, опубликованной «Правдой» 1 января 1965 года. В статье «секретного» академика было сказано, что наступило время полетов таких кораблей.
Каждый из пяти «Востоков», стартовавших в космос после 12 апреля 1961 года, отличался от своих предшественников значительными усовершенствованиями. На «Востоке-2» была установлена новая регенерационная установка с иным составом блоков и химических реагентов.
Имели свои конструктивные особенности кабины «Востока-3» и «Востока-4». В них дополнительно разместили аппаратуру для производства таких важных физиологических наблюдений за состоянием космонавтов в полете, как измерения электропроводимости кожи, биотоков головного мозга и движения глаз.
На кораблях появились более усовершенствованные средства радиосвязи. Некоторые изменения в связи с задачами длительного пребывания в космосе были сделаны и в оборудовании «Востока-5» и «Востока-6».
...В начале 1963 года встал вопрос о полете еще более совершенного корабля — многоместного, рассчитанного на трех человек.
Нелегко было конструкторам решить проблемы, встававшие при создании нового комплекса. Если раньше требовалось обеспечить в кабине условия для нормальной жизнедеятельности одного космонавта, то теперь надо было обеспечить троих кондиционированным воздухом, питанием, водой... Предполагалось, что экипаж отправится в полет без скафандров и гермошлемов. Необходимо было гарантировать полную герметичность кабины, ибо малейшее ее нарушение грозило мгновенной гибелью всех троих членов экипажа.
Для безотказного спуска корабля с орбиты на Землю на «Восходе» устанавливалась резервная тормозная двигательная установка.
Новый корабль располагал системой ориентации с ионными построителями направления вектора скорости. Иными были и кресла с ложементами, смоделированными по фигуре каждого члена экипажа. Поворот этих кресел на нужные углы позволял участникам полета занимать наивыгоднейшие положения по отношению к направлению действия перегрузок как на участке выведения корабля на орбиту, так и во время спуска и приземления.
Принципиально по-новому предусматривали конструкторы и само приземление «Восхода». Они оснастили его специальной системой так называемой «мягкой посадки», которая обеспечивала приземление корабля почти с нулевой скоростью не только на сушу, но и на водную поверхность. Для варианта посадки на воду были приняты меры по непотопляемости корабля, его остойчивости. И спасательное снаряжение подобрали с учетом возможности посадки не только в океане, но и в пустыне, на горных склонах, в тайге.
К полету готовилось несколько человек, взаимно дублирующих друг друга по своим специальностям — командира, ученого, врача. Наиболее вероятными кандидатами в экипаж «Восхода» — и это так и оказалось — были Владимир Михайлович Комаров, Константин Петрович Феоктистов и Борис Борисович Егоров.
Владимир Комаров
С первых дней прихода в группу космонавтов в коллективе прониклись большой симпатией к высокому, черноволосому, кареглазому летчику-инженеру Владимиру Комарову, удивительно моложавому для своих лет. По душе была его немногословность и серьезная мечтательность.
Комаров — коренной москвич. Его отец — Михаил Яковлевич, работал в разное время дворником, слесарем, вахтером, кладовщиком. Гагарин, побывав в гостях у Комаровых, увидел в отце космонавта такого же труженика, как и его собственный «батя» Алексей Иванович. В чем-то они с Михаилом Яковлевичем были похожи друг на друга, наверное, бережным отношением к жизни, к детям, семье.
Детство Володи Комарова протекало среди приземистых строений старой Москвы, неохотно уступавших место кварталам новых домов из стекла и бетона. Простой рабочий человек — Михаил Яковлевич Комаров смог дать образование и вывести в люди сына. Он с малых лет прививал мальчику любовь к труду, уважение к людям, упорство в достижении цели. Над кроватью, на которой Володя спал, висела в деревянной рамочке фотография 4-хлетнего Комарика в бескозырке с надписью «Герой». В детстве он помогал отцу, чинил водопроводные краны, летом поливал улицу, зимой счищал с тротуаров снег и лед.
Во время Великой Отечественной войны Михаил Яковлевич служил в Войсках противовоздушной обороны, защищавших небо Москвы от налетов бомбардировщиков, а сын его поступил учиться в специальную школу Военно-Воздушных Сил.
Закончив ее в День Победы, он уехал продолжать летное образование на юг, в Батайское авиационное училище. А став лейтенантом, нес службу рядового летчика в Чечне. В городе Грозном встретил свою будущую жену — студентку Пединститута. Они поженились только после окончания ею учебы. А потом у них родились смугленькие сын и дочка.
Думая о будущем советской авиации, все шире расправляющей крылья, о том, что ей требуются люди высокообразованные, хорошо подготовленные в техническом отношении, молодой Владимир Комаров пошел учиться в Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского — ему хотелось стать летчиком-инженером.
После окончания академии Владимир Комаров, придя в группу космонавтов, заметно выделялся в коллективе теоретической выучкой.
Вскоре после того, как Андриян Николаев и Павел Попович вернулись из своего длительного группового рейса вокруг земного шара, у Владимира Комарова случилась большая неприятность.
На одной из очередных медицинских комиссий сверхосторожные врачи неожиданно установили, что с сердцем у Владимира Михайловича не все в порядке. При жестких медицинских требованиях, предъявляемых к космонавтам, возникла угроза, что придется навсегда расстаться с мечтой о полете в космос. Между тем он чувствовал себя превосходно. Как быть? Назначили еще одну медицинскую комиссию — и снова у медиков сомнения.
И только один человек, твердо веривший в Комарова и уже тогда определивший для него важную задачу — Главный конструктор Королев — не сомневался. По его совету Комаров хорошо отдохнул, набрался сил, стал еще более строго соблюдать «космический» режим. Затем предстал перед весьма авторитетным кворумом медиков. И все страхи оказались напрасными: врачи единодушно подтвердили — к полетам в космос годен без ограничений.
Константин Феоктистов
Король предложил включить в экипаж «Восхода» ученого по прозвищу ФКП — Константина Петровича Феоктистова, человека с висками, припорошенными сединой, кандидата технических наук.
С вполне понятным профессиональным любопытством космонавты присматривались к новому товарищу, которому в то время было около сорока лет, и быстро убедились, что ему оказались по плечу все трудности специальных тренировок.
Пожалуй, ФКП (прозвище Феоктистов принес с собой из среды проектантов) приходилось нелегко. Но он наравне со всеми стойко переносил перегрузки центрифуги, разреженность воздуха в барокамере, испытания зноем и стужей. Быстро, на правах равного, вошел он в семью космонавтов.
Насыщенной событиями была биография Константина Петровича. Вся жизнь его прошла в учении и труде.
Родился он и долгое время жил в Воронеже. Великую Отечественную войну встретил на школьной скамье. Отец — Петр Павлович, бухгалтер по профессии, добровольцем отправился на фронт, служил в саперном батальоне, строил переправы через Вислу и Одер, в составе штурмовых групп сражался на улицах Берлина...
Довелось принимать участие в схватках с фашистами и пятнадцатилетнему комсомольцу Косте Феоктистову.
В характеристике на десятиклассника Костю говорилось: «Тов. Феоктистов Константин Петрович, 1927 года рождения, член ВЛКСМ с 1941 года, находясь в 1942 году при воинской части, с первых дней обороны и боев за город Воронеж с немецко-фашистскими бандами самоотверженно выполнял задания командования. Находясь во взводе разведки, рискуя жизнью, под пулеметным и минометным огнем неоднократно ходил в разведку и добывал ценные сведения войскового характера. В августе 1942 года попал в руки противника, расстреливался гестаповцами. Имеет пулевое ранение в шею, сумел бежать. После лечения направлен в город Коканд. Тов. Феоктистов представлен командованием Воронежского гарнизона к правительственной награде».
Инженерное образование Константин Петрович получил в Московском высшем техническом училище имени Н. Э. Баумана, где в свое время учился и Главный Конструктор. Затем Феоктистов несколько лет работал на одном из московских заводов. Изобретательские устремления молодого специалиста обратили на себя внимание, и его пригласили на работу в научно-исследовательский институт, а потом послали в аспирантуру. Вскоре он стал кандидатом технических наук. Право занять рабочее место в кабине «Восхода» Константин Феоктистов завоевал годами творческого труда, упорной тренировкой.
Борис Егоров
Самым молодым в экипаже «Восхода» был врач Борис Егоров. который появился в отряде космонавтов еще будучи студентом-стажером медицинского института. Вечерами после лекций он нередко дежурил возле сурдокамеры, наблюдал за поведением находившегося там космонавта. В день полета «Востока» вместе с другими специалистами встречал он Гагарина на берегах Волги, в районе города Энгельса.
Тот шестьдесят первый год стал для Бориса Егорова приметным рубежом в жизни. Закончив институт, он целиком посвятил себя проблемам космической медицины. И хотя он еще не знал, что такое штопоры, бочки, крутые развороты, пике, слепые полеты, частые перемены курса, все космонавты приветствовали включение врача в экипаж многоместного корабля. Важно было, чтобы медик испытал на себе все явления космического полета, оценил их с точки зрения науки. Ведь по рекомендациям медицинской науки не только строилась подготовка космонавтов, но и разрабатывались системы кораблей, обеспечивающие нормальную жизнедеятельность человеческого организма в условиях длительного пребывания в состоянии невесомости.
Борису Егорову выпала честь первым из всех врачей побывать на орбите, и не только на самом себе испытать трудности космического полета, но и, познав их, вернуться в научно-исследовательские лаборатории с наблюдениями, которые должны были обогатить науку новыми выводами.
В начале октября 1964 года всем составом экспедиция выехала на космодром.
«Восход» с экипажем в составе: командир корабля — Владимир Комаров, ученый — Константин Феоктистов, врач — Борис Егоров — стартовал 12 октября. Одежда космонавтов состояла из шерстяных рубашек и брюк; сверху они надели теплые куртки.
Пульс у всех троих был абсолютно нормальный, это подтвердил борт-врач Борис Егоров, которому не терпелось начать медицинские наблюдения над товарищами по экипажу.
Ровно в 10 часов 30 минут по московскому времени Юрий Алексеевич Гагарин, командир отряда космонавтов, сообщил на борт «Восхода»:
— Дается старт!
И снова, как и во время предыдущих полетов, почти все сутки, пока «Восход» находился на орбите, Гагарин дежурил на пункте управления. А когда экипаж вернулся на землю, он внимательно вслушивался в первые рассказы. Дополняя друг друга, космонавты нарисовали живописную, увлекательную картину увиденного и пережитого в полете.
При старте «Восхода» каждый по-своему ощутил силы, действующие на активном участке — с момента отрыва от Земли и до выхода на орбиту. Борису Егорову все показалось похожим на то, что испытывают пассажиры при взлете обычного рейсового реактивного самолета. Константин Феоктистов ощутил небольшую вибрацию. Но общее впечатление было таково: ускорения космонавты перенесли легче, чем при испытаниях на центрифуге.
Это было новое явление. Раздумывая над ним, в отряде космонавтов объясняли его тем, что оборудование «Восхода» было значительно усовершенствовано по сравнению с кораблями типа «Восток», в частности, уменьшено влияние перегрузок—прямое следствие уже упоминавшегося оригинального устройства рабочих кресел, так называемых ложементов, отлитых точно по форме тела каждого космонавта.
Конец царства Никиты Сергеевича
Формирование экипажа «Восхода» шло достаточно трудно. Дело в том, что уже тогда установилось негласное соперничество между ВВС и создателями космической техники за право отправлять в полет своих представителей.
Командование военно-воздушных сил хотело, чтобы все космонавты были военными летчиками.
Конструкторы понимали — пилотирование космического корабля настолько отличается от пилотирования самолета, что обладание пилотными навыками дает летчику минимальный перевес перед инженерами с космических предприятий. Зато проектировщики-космисты в силу более глубокой технической и научной подготовки, смогут значительно больше рассказать о поведении корабля в полете, чем летчики.
Так и произошло в случае с «Восходом-1». ФКП, бортинженер с королевской «фирмы» (Феоктистов был первым «гражданским» на орбите) нарассказывал Королю о корабле в космосе больше, чем все другие летавшие до него космонавты вместе взятые.
Командование Центра подготовки космонавтов настаивало на том, чтобы вместо гражданского врача Бориса Егорова летел военный врач и летчик Василий Лазарев. Генералы еще могли смириться с нахождением на борту одного гражданского — Феоктистова, но двух — это было слишком. было выше их сил. Склонил чашу весов в пользу Егорова его меньший рост — он лучше вписался в корабль, чем Лазарев.
Дело в том, что в спускаемом аппарате «Восхода» было очень тесно. От скафандров отказались не потому, что главный конструктор систем жизнеобеспечения Гай Ильич Северин был абсолютно уверен в надежности своей продукции. Космонавтов лишили «космических доспехов» по той причине, что троих «покорителей Вселенной» в их традиционном обмундировании разместить в корабле было чрезвычайно трудно. Поэтому требования к росту, а точнее — к относительным размерам туловища и ног космонавтов были весьма жесткие.
Полет первого в мире многоместного корабля «Восход-1» проходил 12–14 октября 1964 г. Экипаж Владимир Комаров (военный летчик, командир), Константин Феоктистов (бортинженер), Борис Егоров (врач).
Во время полета состоялся Пленум ЦК, который освободил Н. С. Хрущева от всех занимаемых должностей, отправив в политическое небытие.
19 октября новый хозяин Кремля Леонид Ильич Брежнев решил продолжить добрые традиции своего предшественника и устроить на Красной площади праздник в честь новых героев космоса. Во время полета экипажа в Москву кто-то в шутку предложил Комарову доложить новоиспеченному главе страны так: «Готовы выполнить любое новое задание любого нового правительства».
