Глава 3.8 Прощание с планетой Земля
Кабинет Гагарина
В кабинете Первого Космонавта в Звездном городке книжные полки, ряды книг и справочников, географических и астрономических атласов, модели самолетов, записные книжки, испещренный пометками календарь. «Профессиональные» атрибуты в кабинете космиста Гагарина — портреты Циолковского с рассекающим бородатую щеку шнурком от пенсне и Королева, подпирающего тяжелым кулаком крепкий подбородок, а также карта Первого в мире государства рабочих и крестьян во всю стену и огромная сферическая модель Земли — глобус.
Здесь космонавты Первого отряда обсуждали планы тренировок, здесь же Гагарин беседовал со Средствами массовой информации — СМИ.
Содержательной была встреча Гагарина с прессой весной 1966-го, в канун пятилетия первого космического полета вокруг Земли.
Хозяин был приветлив и, если учесть активность пишущих «папарацци» и «агентов влияния» антикоммунизма, достаточно терпелив. Сколько раз на космодроме, на пресс-конференциях в Московском университете, в самолетах, в поездах во время путешествий и просто по телефону осаждали Юрия Алексеевича просоветские и проамериканские журналисты, чтобы узнать его мнение о каждом новом событии в открытой им эре космических полетов человека!
Чаще всего ему задавали такой вопрос:
— С чего начался век космоса?
—Поиски начала теряются в тумане мифов и легенд древности, — уверенно заявлял Гагарин. — В конце 19 века человек впервые оторвался от земли и ощутил прелесть полета на аппарате тяжелее воздуха. Потом крылья окрепли. Авиация начала штурм неба по всем трем измерениям: высота, скорость, дальность, но почти сорок лет ушло на то, чтобы после первого полета по замкнутому кругу достичь скорости звука.
Затем мы достигли орбитальной скорости 7,9 километра в секунду. Путь в космос с технической точки зрения был открыт гениальным Циолковским.
Но нужно было еще создать достаточно грузоподъемный носитель, создать пилотируемый космический корабль, обеспечить нормальную среду в его кабине, преодолеть влияние перегрузок и невесомости. Здесь приоритет у немца Вернера фон Брауна и русского академика Королева. Советские ученые и конструкторы вместе с медиками и биологами успешно справились с проектом жизнеобеспечивающего корабля для космического пространства.
Следующий вопрос Гагарину задавали почти на каждой пресс-конференции:
— Исследования космического пространства стоят Советскому Союзу и другим государствам больших затрат. Окупаются ли они?
—Да,— терпеливо отвечал Космонавт-1,— космос уже сейчас служит людям. К примеру, в наши дни мы, сидя в московской квартире, можем присутствовать на спортивном празднике во владивостокской бухте Золотой Рог, которая находится почти в десяти тысячах километрах от столицы. Потому что на службу советскому телевидению и «Интервидению» пришел космический спутник связи «Молния».
Каждый очередной шаг в освоении околоземного пространства — и орбитальный полет, и выход человека из корабля, и работа упомянутой уже нами «Молнии», и мягкая посадка автоматической станции «Луна-9» на ночное светило свидетельство новых успехов в развитии радиоэлектроники, дальней радиосвязи, физики, химии, биологии и других наук.
— Я убежден, — говорил Гагарин, — что с космосом произойдет то же, что было с другими великими открытиями человечества.
Когда в конце прошлого века русский инженер Александр Степанович Попов создал свой первый радиоотметчик гроз, даже самые дерзкие мечтатели не смели предсказать те поистине революционные преобразования, которые принесло с собой изобретение беспроволочного телеграфа.
— Гениальный Циолковский, — продолжал Юрий Алексеевич, — один из моих любимых авторов, говорил, что освоение космического пространства даст горы хлеба и бездну могущества. И я глубоко верю, что так оно и произойдет, хотя, конечно, очень жаль, что слово «могущество» кое-кому из наших заокеанских «врагов по оружию» кружит голову.
Советская позиция неизменна: космос должен служить миру! Гуманист Циолковский говорил о могуществе человека над явлениями природы. Недаром он мечтал о хлебе для человечества.
— Очень интересно, Юрий Алексеевич, знать ваше отношение к слову «риск», — задал вопрос Юрий Докучаев, один из ведущих популяризаторов науки для юношества из издательства «Молодая гвардия». — В западной прессе часто можно встретить предостерегающие прогнозы.
— Центр весомости научных космических исследований,— сказал Первый космонавт,— перемещается из кабинетов и лабораторий в кабины космических кораблей. Многое из того, что предсказывали ученые, основываясь на теоретических исследованиях, нашло свое подтверждение в практических экспериментах.
В каждом полете присутствует доля риска. Природа тайн своих так просто не раскрывает...
— Конечно же,— продолжал Гагарин, — ради науки нашлись бы энтузиасты, готовые не посчитаться с риском для собственной жизни, тем более, если речь идет о полетах на другие небесные тела. Но я думаю, что более правильную, пожалуй, единственно правильную позицию занимают в этом вопросе советские ученые.
Социальной природе нашего общества, существу и духу нашего социалистического строя претит авантюризм в науке.
Вопрос известного журналиста-инженера Ярослава Голованова:
— Почему советские космонавты не летают повторно и до сих пор каждый новый полет приносит миру новые имена?
Юрий Алексеевич улыбнулся давнему знакомому:
— Будут, обязательно будут летать и наши космонавты, уже побывавшие в полетах. Для этого мы и находимся, как говорят спортсмены, в отличной форме. Много занимаемся, участвуем вместе с конструкторами в работе над созданием новых кораблей, приборов, аппаратуры. Ведь летчик-космонавт — это не только звание, это профессия.
Что касается меня, то полеты в космос — это моя работа. Она захватывает все мысли и душу. До тех пор, пока мне будут позволять здоровье и деловые качества, я буду стремиться в космос,— закончил Гагарин.
Летчик-космонавт СССР Юрий Глазков рассказывал писателю Юрию Докучаеву, автору книги для юношества «Урок Гагарина»:
«С Юрием Алексеевичем Гагариным я познакомился в 1965 году на собеседовании, когда он встречался с кандидатами в космонавты. Разговор происходил вот в этом его кабинете командира отряда космонавтов.
Нужно сказать, что разговор у меня с ним протекал достаточно трудно.
„Может быть, Юрию Алексеевичу кажется, что я пытаюсь заниматься тут какой-то саморекламой?“ — подумал я.
Такой характер разговора для меня был очень тяжелым, мне казалось даже, что и он недоволен моими ответами. Когда же официальный разговор окончился и мы вышли из кабинета, он задержал меня, положил мне руку на плечо: „Ну, ты молодец, правильно, интересно отвечал, знания у тебя хорошие. Я думаю, что ты будешь космонавтом“. Он понял главное, что во мне происходило: то, что я переживал по-настоящему. Понял, что все кипело во мне, и вот так просто все разрядил. Я проникся большим уважением к этому обаятельному и умному человеку сразу же и навсегда.
Кстати, вопросы, которые он задавал, были очень интересные. Он спрашивал меня не только о физике космоса, но и задавал вопросы о психологии. А психолог он был отменный. У него были колоссальный ум, эрудиция, чутье — чутье человеческое и профессиональное. Недаром у него за небольшой период активной работы вышло несколько монографий и книг.
Думаю, что ко всем эпитетам в его адрес справедливо добавить, что он становился отличным ученым.
Я повторяю оценку Сергея Павловича Королева, данную творческим возможностям Гагарина. Главный конструктор сказал примерно так, что со временем мы услышим имя Юрия Алексеевича среди самых известных имен наших ученых-космистов. А как он становился таким ученым, я сам видел в последние три года его жизни. Видел, помню и не забуду до конца моей жизни этого человека».
Лирический пилот
В апреле 1967-го Михаил Александрович Шолохов предложил провести встречу русских молодых писателей, прозаиков и поэтов из других стран на берегах Дона, в легендарной станице Вешенской.
Рассказывает участник той встречи известный член Союза писателей России Валерий Ганичев.
«В Ростов улетали с последней группой участников встречи. С нами в самолете и Гагарин, который согласился присоединиться к нам. Стюардессы с нескрываемым обожанием и восхищением смотрят на Юрия Алексеевича. Он ведет себя по-гагарински: беззлобно шутит, внимательно слушает и заразительно хохочет. Чтобы отвлечь от себя внимание, говорит стюардессам доверительно, показывая на меня:
— Старший группы. Скоро будет летать в дальние полеты, — и крутит пальцем вверх.
Девушки посмотрели на меня с почтением, но внимание свое с Гагарина не переключили.
...Вот и Ростов. Нас встречают секретари обкома партии и обкома комсомола.
Беседа, ужин на берегу Дона. Живописнейшее место. Сейчас там мемориальная доска в память об этой интересной, увлекательной встрече.
Утром вся группа полетела в Вешенскую. Впереди на двух спортивных самолетах летели Ю.А. Гагарин и бывший в то время первым секретарем ЦК комсомола С. П. Павлов.
Самолет с Гагариным делал невиданные на здешних линиях пируэты. Это Юрий Алексеевич, взяв управление, сделал несколько виражей и петель, проверяя «летные качества» остальных пассажиров.
...Вешенские пионеры вручали гостям цветы, смотрели с любопытством, но без подобострастия — писателей да и других деятелей видели и помаститее.
Разместились в типичной районной гостинице без излишних удобств, но в центре станицы, напротив Дона. Это была встреча, которая надолго запомнилась всем ее участникам — новому поколению молодых литераторов.
Да, та всем памятная встреча молодых писателей с Шолоховым приобрела свою значимость из-за присутствия Юрия Алексеевича Гагарина. Была проведена она с размахом, задором, весельем, серьезными разговорами и удалыми песнями.
Юрий Алексеевич попросил показать станицу.
Приехал тихий, задумчивый: готовился выступать вечером перед вешенцами.
Михаил Александрович шутками, добрым словом снял неестественную для космонавта скованность.
На берегу Дона Юра (так мы его тогда все звали) устроил форменную круговерть.
Затеял состязаться в прыжках, играл в волейбол, делал стойку на руках. А потом, весело гикнув, кинулся в Дон и быстро поплыл, увлекая за собой других.
Впрочем, большинство вскоре конфузливо отстали и лишь немногие достигли другого берега. Обратно Гагарин плыл еще быстрее — нам это было уже не под силу.
«Ну, Юра, казак, — посмеивался Шолохов. — Ты мне писателей тут не загоняй...»
Вечером собрались на площади станицы.
...Солнце уже зашло. Око прожектора нацелилось на трибуну и высветило верхушки ближних деревьев. Михаил Александрович сделал шаг вперед, стряхнул пепел с неизменной папиросы и ненапряженно, с хрипотцой кашлянул в микрофон, устанавливая тишину. Дождался, когда угомонились вороны, деловито рассевшиеся на карнизах церкви, и обратился к собравшимся: «Вешен-цы!.. К нам приехал Юрий Гагарин и писатели. Дадим им слово».
Юрий Алексеевич подошел к микрофону и начал рассказывать о подготовке к полету, аппаратуре корабля, ощущениях космонавта. Степняки-хлеборобы, столь далекие от внеземных заоблачных высот, слушали его с неослабевающим вниманием. Девушки смотрели с нескрываемой любовью, матери — с лаской, отцы и даже деды расправляли плечи и горделиво подкручивали усы — знай наших!
Закричал ребенок в коляске. Несколько человек обернулись, приложили палец к губам — ребенок смолк, словно и он заслушался удивительным рассказом человека, взлетевшего выше нашего земного неба.
Гагарина мне приходилось слушать много раз, но ни до, ни после я не видел у него такого волнения, такой внутренней сосредоточенности, как здесь, в Вешенской.
Перед выступлением он советовался: рассказывать ли о предварительной подготовке, с чем сравнить перегрузки. А потом без всякой бумажки выступал почти час, говорил страстно, увлеченно, очень доступно. Вечер закончился чтением стихов.
Вспомнилось, как тогда, в июне 1967 года, провожал Шолохов Юрия Алексеевича, которого за три дня успели полюбить все вешенцы.
Писатели, приехавшие на встречу с Шолоховым, оставались. Гагарина же самолет уносил на празднование тридцатипятилетия Комсомольска-на-Амуре.
Когда машина уже была в воздухе, Михаил Александрович, пожевывая папиросу, снял шляпу, задумчиво помахал ею, и вдруг самолет сделал немыслимый вираж, дал «отмашку» крыльями — мы поняли, что штурвал взял Гагарин. Шолохов покачал головой: «Ну, Юра..» И чувствовалось за этим и восхищение отвагой Гагарина, и тревога за него.
Космическая бригада
Владимир Иванович Лебедев работал врачом-психологом в Центре подготовки космонавтов в Звездном городке. Полноватый и лысоватый сверстник Юга, с высоким «академическим» лбом и веселыми, даже несколько озорными глазами, он дружил с командиром отряда космонавтов и заместителем начальника ЦПК Ю. А. Гагариным.
В пору учебы в Академии имени Жуковского Первый космонавт не только совмещал добросовестную учебу с ответственной профессиональной деятельностью и пламенной общественной работой, но еще и писал книги. Лебедев был его консульстантом-соавтором в процессе создания научно-художественной повести для молодежи «Психология и космос».
Эта талантливая, теплой светимости и яркого воодушевления повесть вышла в свет из издательства «Молодая гвардия» уже после смерти Первого космонавта в 1968 году. В предисловии «молодогвардейцы» с заплаканными еще очами написали такие слова:
«Юрий Гагарин, бесспорно, был одним из лучших людей нашего времени, и поэтому именно ему было доверено первым подняться к звездам, стать первопроходцем космических трасс.
Эта книга о Человеке и Космосе. Ей суждено было стать жизненным завещанием первого в мире космонавта. Свою авторскую подпись на верстке Юрий Гагарин поставил 25 марта 1968 года, а через день его не стало.
В книге Гагарин говорит о космосе и мужестве, о горизонтах науки и смелости человека. На этих страницах — итог его поисков и раздумий, его мечты о будущем».
Такие мечты автор повести, он же ее лирический герой Гагарин научно и очень толково высказал в главе «Экипаж межпланетного корабля», в новелле «Космическая бригада».
«Многовековой опыт мореплавателей свидетельствует о том, что совмещение профессий — вовсе не утопия. И экипаж первых межпланетных кораблей вполне может состоять из четырех-шести человек, которые умело распределят между собой обязанности.
Кто же войдет в состав экспедиции?
Прежде всего командир корабля, опытный космонавт, имеющий не только летное, но и инженерное образование. Он должен хорошо разбираться в космической навигации, радиосвязи, в устройстве основных систем и, конечно, знать весь корабль в целом. Он руководит экипажем и включает управление кораблем на ответственных участках полета — таких, как взлет, посадка, прохождение сложных участков пути.
Дальше. Ни одно морское судно или воздушный лайнер не обходятся без штурмана. Этому космонавту необходимо хорошо знать космологию (раздел астрономии, посвященный строению вселенной) и космическую навигацию. Он должен искать наиболее выгодные траектории полета, разрабатывать методы вождения корабля по этим траекториям.
В подобных полетах не только Земля, но и другие планеты станут пунктами отправления и прибытия. Траектории космических кораблей пройдут вблизи небесных тел, в поле их тяготения, а потому форма и параметры траекторий будут зависеть от физических характеристик планет, и, прежде всего, от их массы. Определяя положение корабля в пространстве, штурман изучает, кроме того, направление метеорных потоков, чтобы своевременно уклониться от встречи с ними.
Штурман обязан хорошо знать не только строение той части вселенной, где проходит трасса его корабля, но и планету, к которой он направляется: ускорение силы тяжести на поверхности этого небесного тела, наличие и состав атмосферы, состояние поверхности, структуру почвы и т. д.
Возможно, штурману придется выполнять функции метеоролога, геодезиста, сейсмолога и т. д. В определенных ситуациях он должен быть готов полностью заменить командира корабля.
В межпланетном полете не обойтись и без инженера-радиста. Он обеспечит не только связь с Землей, но и обнаружит с помощью радиолокационных средств метеориты, которые могут столкнуться с кораблем, определит точное расстояние при посадке на планету. Помимо этого, он может следить за радиоактивностью космического пространства, на трассе полета, а также на обследуемой планете, изучать разнообразные физические явления, а также проводить нужные эксперименты.
Понадобятся, вероятно, и инженеры (один или два), на плечи которых ляжет забота об обслуживании различных систем корабля. И разумеется, в состав экипажа будет включен врач.
Первым врачом-космонавтом был Борис Егоров. Во время полета он измерял давление крови у себя и своих товарищей, брал для анализа кровь и порции выдыхаемого воздуха, исследовал чувствительность вестибулярного анализатора, проверял, как глаза воспринимают различные цвета, следил за функциональными изменениями в организме, изучал влияние невесомости на работоспособность и психическое состояние человека.
Для длительных космических полетов врачи-космонавты будут проходить специальную подготовку. Им тоже придется стать универсалами. Они будут следить за здоровьем членов экипажа, контролировать режим работы систем жизнеобеспечения, а на обследуемой планете выполнять функции зоологов, ботаников, микробиологов, проводить химический анализ воздуха, грунта и т. д.
Если возникнет необходимость, врач-космонавт должен будет оказать хирургическую помощь. Роль операционной сестры и ассистента возьмут на себя, так же как, например, на подводных лодках, специально подготовленные члены экипажа.
Надо сказать, что вообще все члены космического экипажа наряду с основной своей работой должны овладеть несколькими профессиями. Каждый, в частности, обязан уметь нести полетную вахту в центральном посту управления.
Возможны ситуации, когда потребуется одновременная деятельность всех членов экипажа: при взлете, стыковке или посадке корабля, при прохождении опасных зон космического пространства, скажем, зон повышенной радиации, метеорных потоков, наконец, при аварийных ситуациях.
Поэтический Байконур
В Ленинске, городке тюра-тамских космодромщиков Байконура, артиллерийский лейтенант Григорий Гайсинский в 1962 году организовал Клуб любителей бардовской песни. Такие клубы любителей «зонгов» множились в ту пору среди молодежи по всей стране, воспаленной артистом-гитаристом Высоцким, поэтом-бардом Окуджавой, мореходом Городницким, поющим туристом Визбором.
В 1963 г. бардовский клуб «космистов» был преобразован в литературное объединение «Звездоград». Всего было выпущено 4 сборника «Звездоград». Первый — в 1963 г., второй — в 1964 г., третий — в 1965 г., четвертый — в 1970 г. Сборники «Звездоград» нравились космонавтам, они с удовольствием надписывали на них свои автографы и просили оставить «по блату» очередной сборник.
Четвертый выпуск «Звездограда» готовился к печати в начале 1968 года. Комсоргу Байконура Валерию Посысаеву было поручено встретиться с Юрием Гагариным и попросить его написать предисловие.
В начале марта 1968 года готовился очередной запуск космического аппарата по программе «Луна». Для участия в запуске ракеты-носителя «Протон» с космическим аппаратом для облета Луны «Зонд-4» на Байконур прилетели Ю.А. Гагарин, В.Ф. Быковский, генералы-наставники Н. П. Каманин, Н. Ф. Некирясов. Остановились они в гостинице на 17-й площадке космодрома.
Вечером комсорг Посысаев пришел в гостиницу. Космонавты ужинали, разговаривают между собой.
Комсорг дожидался в холле, когда высокие гости выйдут из столовой. Первым, вытирая подбородок носовым платком, явился генерал Николай Федорович Некирясов и поинтересовался: «Ты что пришел, комсомол?»
Молодой, красивый и обаятельный, как конферансье, Посысаев объяснил ситуацию и попросил содействия. Генерал, невысокий, почти кубический крепыш с абсолютно голой головой, похожей на глобус планеты Марс, ответил: «Какое содействие? Разговаривай об этом с Гагариным сам».
Минут через пять появились Гагарин и Быковский. Комсорг Посысаев представился и изложил вопрос.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж гостиницы, Гагарин позвал: «Пошли, комсомол, поговорим».
Расспросил, кто они, полигонные поэты, когда будет напечатан сборник, сколько комсомольцев на площадках космодрома и в городе Ленинске.
Когда Посысаев подал Гагарину листок, где от руки он набросал «болванку» предисловия, Юрий Алексеевич прочитал, внимательно и не спеша, потом сказал, что согласен с идеей и содержанием написанного текста.
Гагарин положил было листок в карман, но почему-то раздумал. Вернул его комсоргу со словами: «Отдай-ка ты это Быковскому. Завтра мы едем на 95-ю площадку, на пуск. Там у нас будет время, мы подумаем над нюансами, напишем и подпишем. А вечером приходи сюда. Договорились?»
Пунктуальный Посысаев спустился на первый этаж к В.Ф. Быковскому и рассказал ему план Гагарина.
Космонавт-5 взял листок, прочитал текст и сказал: «Сделаем с душой!»
...2 марта 1968 г. На стартовой площадке космодрома возвышалась до небес супер-ракета «Протон» с космическим аппаратом «Зонд-4».
Инженер-испытатель дренажных систем Анатолий Шматов проводил предстартовую ревизию трубопроводов. Вдруг какой-то нештатный ажиотаж распространился по всем уровням обслуживающих ракету-носитель систем. Шматов отвлекся от дел и тоже двинулся туда, откуда набежало волнение. Поблизости от стартовой площадки стояла черная «Волга», новенькая, чистенькая, не космодромовская. Из нее вышли полковники Юрий Гагарин и Валерий Быковский. Как обычно, младший и средний персонал ринулись за автографами.
Гагарин был опытнее по этой части, чем Быковский. На Космонавта-5 он переадресовал желавших получить закорючку-роспись на открытке или старом билете в кинотеатр. Сам же двинулся по бетонным плитам в сторону бункера. И как раз вышел на «военспеца» Анатолия Шматова.
Память у Гагарина была потрясающая. Он вспомнил старлея- ракетчика, которому пару лет назад рекомендовал обратиться в комиссию для набора новичков в отряд космонавтов.
Гагарин протянул Шматову руку, как старому знакомому. А тот замешкался. До чего же не вовремя правая рука Шматова прежде побывала в кармане шинели, где было еще теплое, сунутое про запас вареное куриное яйцо. Оно оказалось всмятку и теперь вынимать руку Шматову было неловко. А Юрий Алексеевич с улыбкой все еще тянул навстречу свою руку.
На предложение проводить Гагарин сказал:
— Нет, я найду дорогу... Ну а вы что же не стали поступать в наш отряд?
Шматов все-таки вытянул из кармана шинели руку со следами яичного желтка. Усмехнулся и признался насчет возраста и недоразумения при измерении давления. Всегда нормальное, на приеме у врача оно почему-то скакнуло вниз. Так и хранил невезучий старлей медицинскую книжку, в которой не хватило последней ступеньки — отличного давления.
Гагарин явился в добротной полковничьей шинели, а уж фуражка у него была такая роскошная, пижонская, каких в гарнизоне космодрома еще никто не видывал.
Неловкость из-за несостоявшегося рукопожатия отступила. А когда Гагарин продолжил путь, к посту Шматова выскочил подъехавший начальник управления генерал Меньшиков:
— Где Гагарин?
— Пошел только что на старт.
Виктор Иванович протянул Шматову красную повязку, дававшую право присутствовать при запуске. И оба побежали к старту.
— Смирно! — скомандовал генерал Меньшиков боевому расчету и доложил Гагарину о готовности к старту ракеты..
Полковник Гагарин вышел вперед и, держа руку у козырька, спокойно принял доклад. В его глазах была доброжелательность, в движениях сама естественность, никакой манерности. Ведь все — и Гагарин, и Меньшиков — знали хорошо, что этот доклад вообще не был никем предусмотрен, но оказался очень кстати: генерал выразил достойное почтение космонавту и человеку, а Гагарин понимал необходимость сказать добрые слова боевому расчету. Юрия Алексеевича провели по сооружению. Он легко вникал в суть дела, не упуская при этом общения с людьми.
...На следующий день, в 8 часов вечера, комсорг Посысаев пришел в гостиницу за обещанным. К нему вышел Быковский, сказал, что сейчас принесет написанное, и поднялся на второй этаж. Гагарин с кем-то разговаривал в противоположной стороне холла. Увидев комсорга, помахал ему рукой, подзывая. «Мы все сделали, как ты просил». Посысаев взволнованно поблагодарил Первого космонавта. Гагарин быстро поднялся по лестнице. Больше Посысаев его не видел.
Это был последний приезд Юрия Гагарина на космодром Байконур. Через три недели он погиб.
Как память об этой последней встрече с человеком-легендой Земли, бывший комсорг полигона, а впоследствии известный кинематографист и журналист Валерий Посысаев бережно сохраняет тот заветный листок и показывает его внукам, знакомым. А текст от имени Гагарина и Быковского был помещен на первой странице последнего сборника «Звездоград».
Облеты Луны
Советская лунная программа после прямых полетов «лунников» предполагала пилотируемый облет Луны. Работы в этом направлении привели к созданию серии космических кораблей «Союз».
Первый опытный образец лунного корабля был запущен в космос 10 марта 1967 гола. Для того, чтобы раньше времени не рассекречивать цель подобных запусков, его назвали в официальных сообщениях «Космос-146»; позже удачные старты лунных кораблей начали называть «Зондами» с присвоением порядкового номера.
Это были старты новой ракеты-носителя «Протон». Ее сборка началась в ноябре 1966 года. В конце февраля к «Протону» присоединили прообраз лунного космического корабля, и 2 марта 1967 года ракета уже стояла на стартовой площадке космодрома Байконур.
С того старта и до свертывания лунной программы в 1971 году было осуществлено пять относительно успешных беспилотных облетов Луны (полностью успешным можно признать только один), и примерно столько же попыток закончилось авариями на различных стадиях полета.
Первый облет Луны вариантом корабля «Союз» был произведен лишь 2 марта 1968 года. Именно в тот день полковник Юрий Гагарин принимал рапорт у генерала Меньшикова на стартововом комплексе Байконура.
Космический аппарат, названный в официальных сообщениях «Зондом-4», был выведен на сильно вытянутую орбиту, что дало возможность кораблю облететь Луну вокруг и вернуться на Землю. Однако при возвращении отказала система управления, и посадка на территории Советского Союза стала невозможной. Как и все космические аппараты, садившиеся вне зоны досягаемости советских военных, «Зонд-4» имел заряд тротила, который и был подорван на высоте 12 километров над Гвинейским заливом. Через некоторое время расчеты показали, что аппарат все-таки мог быть подобран военно-морскими силами СССР. Было принято решение в дальнейшем такие спускаемые аппараты не взрывать.
15 сентября 1968 года, через полгода после гибели на тренировках по лунной программе военных асов Серегина и Гагарина, был осуществлен запуск аппарата «Зонд-5», который впервые после успешного облета Луны (естественно, без экипажа) совершил мягкую посадку на Землю. Как и в случае полета «Зонда-4», аппарат не долетел до территории Советского Союза, приводнившись в Индийском океане. В месте посадки находились корабли советских военно-морских сил, которые доставили спускаемый аппарат на территорию СССР.
