«Притяжение космоса»

Влад Числов: Приокский Коперник (14 января 2019)

Первой книгой приокского  писателя-космиста Вячеслава Бучарского стала научно-художественная повесть «Притяжение космоса»,  изданная в Приокском книжном издательстве в Туле в 1976 году…   В первой главе под названием «Машина времени» автор увлекательно рассказывает, как был открыт Государственный музей истории космонавтики имени К.Э. Циолковского в Калуге почти 60 лет назад. Одновременно вступил в строй и планетарий с великолепным проекционным аппаратом, который автор книги «Притяжение космоса» назвал «Машиной времени»

Войти в «Звёздный зал» можно из  Вводного зала на втором этаже «Храма истории космонавтики» в Калуге…    О значении вклада великих мыслителей и ученых прошлых веков в развитие естествознания напоминают горельефные портреты на стене Вводного зала при входе в  планетарий. Советские художники  Д. Шаховской  и  И. Васнецова создали  образы людей, одержимых жаждой познания мира. Николай Коперник, Джордано Бруно, Иоганн Кеплер, Галилео Галилей, Исаак Ньютон, Михаил Ломоносов, Константин Циолковский, Альберт Эйнштейн — имена предвестников космической эры, гению которых человечество обязано тем, что Земля стала берегом Вселенной.

Галерею портретов великих подвижников естествознания открывает горельеф Николая Коперника… «Родился великий польский «небознатец», -  рассказывается в книге «Притяжение космоса», - в городе Торуне,  в семье торговца медью в 1473 году…   Отец – медник  умер,  когда Николаю было 10 лет;  воспитывать мальчика взялся его дядя по линии матери,  который впоследствии стал епископом Вармии (провинции Польши).  Богатство и душевное расположение Луки Ватченроде позволили Копернику получить прекрасное образование сначала на родине, в Краковском университете, затем в университетах Италии.

Двинувший Землю» Николай Коперник  в лунном сиянии на башне Фромборкского монастыря в Эльблонге.

В Польшу Коперник вернулся уже священником. Вскоре его избрали каноником Фромборгского монастыря.

…Весной 1531 года, во время масленицы,  каноник Коперник прибыл по делам службы в  Эльблонг.  На паперти церкви святого Николая был разыгран фарс, о котором тотчас заговорил весь город…   Главным действующим лицом комедии явился плут-астролог по имени Коперник.  В шутовских стихах  скоморох пропел,  как «волчком вертится,  вертится, вертится  земля».  Ему стала подыгрывать вся собравшаяся перед папертью толпа. Хмельные зрители вколачивали в землю колья и хватались за них с таким старанием,  будто действительно  могли  сорваться  и  улететь  с  бешено вращающегося плоскоземья.

Закончилось ярмарочное представление, - рассказывал в 1976 году  Вячеслав Бучарский,  автор книги «Притяжение космоса», - хором скоморохов, которые воздали  хвалу  господу   Богу за то,  что он создал  землю неподвижной вопреки причудам Коперника, «спятившего с ума от прочитанных книг».

… Героем блога «Звёздный мастер», который писатель-космист, ветеран Советской литературы, - ведёт на сайте «bucharsky.ru»,-  выступает инженер провинциального планетария Владислав Ивановский. О его новогодних приключениях в  роли Деда Мороза рассказывается в главах интернет-повести. Отрывок из неё с разрешения автора я назвал «Ревизор и коперниканец»…

Вячеслав Бучарский.

Ревизор  и  коперниканец

Город отсыпался после праздничной ночи. Троллейбусы притормаживали  у безлюдных остановок  и, хлопнув  для порядка дверями, пустые, катили  дальше. Пасмурным  зарождалось  в Калуге первое утро нового 1973 года…  Снег тяжело свисал с крыш, мокро плотнел под колесами и хрупал  под ногами редких прохожих.

«Зимы пошли неудалые, — складывалось  в мыслях Зубакова. — Сперва,  значит, навалит снегу по самую завязку. Потом всё раскиселится... А дальше — чугунный гололёд, когда по «родине космизьмы»  ни пройти, ни проехать!..   Ладно, ладно, что это я... А то бляха-муха  какая  ещё под колеса залетит!..»

Оплетённую разноцветными проводками баранку  уверенно  сжимали  руки в жёлтых замшевых перчатках.  Кипарисово-зелёный  «Москвич» ловко обгонял «Жигули» и «Волги», смело обходил колымаги троллейбусов. Скосив взгляд на часы, Вадим Петрович страдальчески прищурил карие глаза. Слишком мало пришлось поспать. Затянулось полуночное застолье в кафе потребкооперации — ощущал тяжесть в веках, предплечьях и даже в пальцах рук. «Не дай, Господи,  сучка  какая вывернется из-за угла! — предчувствовал ревизор  Облпотребсоюза  Зубаков.— Бляха какая-нибудь... муха!»

Скоро зелёный «Москвич» был уже  на окраине города.  Зубаков подрулил к панельной пятиэтажке  с проржавелым плакатом  Госстраха на торцевой стене и  затормозил  возле  крайнего подъезда,  где топтался на снегу  рослый,  чуть сутуловатый молодой «интеллектуал» в кроличьей шапке.

«Эге!..  Вот это бычец!» — Зубаков иронически скривил под усами наждачно-сухие  губы, всматриваясь  в широкое,  по-молодому румяное,  но весьма озабоченное лицо парняги  в демисезонном пальтеце.  Больше всего не понравилась  Зубакову  шапка — рыхлая, с клочковато  обдёрганным козырьком,  серая. Да не просто  серая,  а с  какой-то тоскливой желтизной…  Есть такая порода кроликов — с табачным  оттенком  меха. Наверное, самая живучая. Кролики-дворняжки...

Зубаков вышел из машины и, протягивая руку,  бодро, с  простецкой улыбкой спросил:

— Это вы — Ивановский?

Мужчина — ему было  под тридцать — кивнул  и  невесело улыбнулся. Он был выше Зубакова  почти на голову,  широкоплеч,  но осанку портила  легкая сутулость и неспортивная  пригнутость  в  коленях.  Верхние веки косо прикрывались  складками кожи — именно  потому взгляд  звёздного мастера Ивановского  казался грустно-рассеянным.

— А  что это вы, Владислав Васильевич, такой ответственный?.. С Новым годом, уважаемый Дед Мороз, с новым счастьем!

— И вам того же, — вежливо пробасил  Ивановский,  и  с живым, неожиданно активным  интересом  вгляделся  в глаза  ревизора  Зубакова,  задержал  взгляд на аккуратных усиках.

— Значит, всё в порядке, дорогой! — Вадим Петрович, узколицый, с длинными чёрными бровями вразлёт, и такими же «крылышками» под  длинным носом,  был щуплее и  значительно ниже инженера из планетария. Он как бы воспрянул  от пытливого взгляда неспортивного атлета. Крепко взял его за локоть и встряхнул. — Костюм ваш в машине, подарки тоже.  Список здесь, — он шлёпнул  себя  по карману дубленки. — Пора, стало быть, на арену. Где будем наряжаться?

Ивановский принял туго набитый, но легкий мешок.

— Ну... ко мне можно.

… Поднялись на пятый этаж в  большую  квартиру-общежитие.  Дверь комнатки Владислава оказалась последней  в  длинном коридоре, загроможденном ящиками, детскими велосипедами, корытами. Все в ней:  кровать,  накрытая оранжевым одеялом, шкаф, письменный стол, пара стульев  и самодельный стеллаж с  полусотней разнокалиберных книг — пропиталось  застоялым табачным духом. Первое,  что бросилось в глаза  в этом скромном жилище, — выполненный чеканкой по меди портрет длинноволосого,  с напряженным  взглядом человека. Покрытый лаком, он блестел, как икона.

— Любимая девушка? — поинтересовался  гость.

— Это Николай Коперник!

— Не может быть!— В улыбке чёрные усики широко раздвинулись. - Неужто  тот самый,  про которого поэт  Маяковкин  залиричил:  любить — это с простынь,  бессоницей рваных,  срываться,  ревнуя к Копернику!..  Чия же работа?

— Моя.

— Послушайте, Владей!..  Чегой-то вы  какой-то,  я бы сказал,  непробудно  сонный?

— Почему сонный!..  Всё  в пределах...

— А с моейтачки зрения  вроде  бы глушеный…    Не перебрали накануне года Коперника?

Ивановский  строго уставился на  усики заведующего ревизионным отделом  из Облпотребсоюза.  

— Зима какая-то дурная! — холодно выговорил он. — Вот снова — оттепель...

— С зимой не повезло, кажется,— отвлеченно подтвердил гость.— Однако, ближе к телу!..  То есть, принимай, дедуля, реквизит.

Зубаков вытряхнул из мешка большие валенки, расшитую снежинками из пластмассы синюю шубу, такой же колпак  из ваты  и  еще сверток.  Когда Ивановский развернул газету, там оказались рукавицы, парик,  ватный гарнитур:  усы — борода…   Зубаков дурашливо выговорил:

— Ха-ха-ха... И еще дважды: хи-хи...  Готов поспорить, что ты сейчас подумал: «Надевали бы вы, Вадим Петрович, на себя всю эту «булдофорию»!..  Так что ли, Владей?

— Ну что вы!..   Кстати,  меня  на службе называют Владиславом Васильевичем. Даже ваша супруга Екатерина Сергеевна!..

— Э, брось ты важничать,  дружище  Дед Мороз!..  И перейдем на «ты» ради, как говорится,  консенсуса  и согласованности  акций…  Нам предстоят потоки и пороги... Главное — уложиться в регламент.  Не более трех часов на весь спектакль!

Борода была волнистой, обильной…   Натерев щеки Владислава гримом,  Зубаков набросил  поверх  шубы  нарезку  из шоколадных оберток, водрузил на голову «тяжеловатную»,  с синим «кумполом»  шапку  и отпустил наконец…

Слишком долгой получилась пауза, пока Ивановский не узнавал,  но мирился с собой, неведомым…   За это время Зубаков окончательно потерял к нему уважение.

— Это ни в какие ворота!..— выговорил наконец Владислав…-  Делайте со мной, что хотите, но…   Не могу  я в таком  прикиде  деток…  морочить!

Вадим Петрович презрительно скривился. Закурил сигарету и, озабоченно посмотрев в окно, сказал:

— Меня убеждала жена,  будто вы реальный мужик…    Но ты,  Владей, несешь  чушь и гуашь... Надо одеваться и ехать!..  Иначе проваландаемся  весь  этот краткий день зимнего отдохновения.

Валенки с подшитыми кожей задниками  оказались  великоваты.  Владислав разыскал под кроватью лыжные ботинки и вынул  из них шерстяные носки.  Сунул ногу в один — из носка выпорхнула  стайка крошечных бабочек.

 Глядя на Ивановского,  который  впустую  хлопал ладонями,  стараясь  истребить моль, Зубаков,  топорща чёрные усики,  сказал:

— Вообще-то, Владей, а тебе не пора  обжениться?

— Черт возьми,  да у них здесь гнездо! — проворчал  Владислав, выворачивая носки.— Пойду, выколочу...

Иронически щурясь,  разглаживая  пальцами густые щёточки под длинным носом, ревизор  Облпотребсоюза  разглядывал   корешки книг на стеллаже. Там были книги о Копернике, астрономический атлас, англо-русские словари,  брошюры по философии, радиотехнические справочники.

Вернувшись,  Владислав  обул валенки, притопнул  сперва  одним, потом другим.

— Я уже был женат,— сказал он мужу  Кати-сергевны. — Целых два года прожил с женой. Только носки все равно сам стирал.

— Жен надо воспитывать, — с прокурорской убежденностью  сказал инженеру планетария  кооперативный  ревизор.

— А, слышал я все это не раз,— отмахнулся Ивановский…