Разведчик лунных берегов

Вячеслав Бучарский

«Разведчик лунных берегов»

Содержание

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Аннотация

Время действия в приключенческой повести К. Э. Циолковского «Вне Земли» – 2017 год. Фантаст с берегов Оки из 1917 года озаботился взглянуть поверх эпох времени, заглянуть через столетие из всего почти ХХ века и начальных десятков лет века ХХI.

Вполне может быть, что в 2017 году о Ленине, Октябре и Гагарине даже в России мало кто вспомнит. Но пророчества калужского основоположника теории межпланетных сообщений будут сбываться в предсказанные им времена и сроки.

В повести известного русского писателя из Калуги Вячеслава Бучарского художественно отражена история изучения Луны, а также научный и писательский вклад Константина Циолковского в исследование мировых пространств космическими кораблями.

 

Глава 6. Сельский электрозавод

«Русский свет» 

При громадном стечении публики и в присутствии 80-тысячного войска, а также многочисленных иностранных гостей, под торжественные звуки маршей 26 духовых оркестров 2 мая 1878 года в Париже открылась Всемирная выставка. И хотя президент Французской республики Мак-Магон в своей речи оговорился: вместо слов «выставка открыта» он сказал «открытие выставлено», президент тем самым как бы заранее обозначил сияние главного представленного публике открытия. 

Главным претендентом на высшую награду считался огромный аэростат французского инженера Жиффари, способный одновременно поднимать 30-40 человек на высоту 600 метров. Однако не он явился «гвоздем» выставки. 

Электродуговая свеча русского физика-изобретателя П. Н. Яблочкова стала общепризнанной сенсацией. Каждый посетитель стремился побывать в павильоне России,  чтобы своими глазами увидеть новое освещение. Изобретатель, синеокий красавец-мужчина сорока лет, высокий и пряморослый, с русыми кудрями по плечи, гусарскими усами и обильной бородищей, охотно отвечал на все вопросы, демонстрировал  свечи и необходимую для устройства освещения аппаратуру. Тем самым банкрот из России, «контрактник» французской фирмы утверждал честь и достоинство русского инженера, прославлял талантливость народа, сыном которого всегда себя считал. Имя Яблочкова замелькало по страницам газет и журналов, стало известным всему миру. Парижская выставка способствовала тому, что свеча Яблочкова была признана величайшим для своего времени изобретением. С 1878 года развитие электротехники пошло стремительными темпами.

Профессор физики Петербургского университета Ф. Ф. Петрушевский, у которого учеником был  дворянский сын с берегов Верхневолжья П. М. Голубицкий, «засек» свечу Яблочкова еще на Лондонской выставке физических приборов осенью 1876 года. Вскоре после того физик Петрушевский и химик Менделеев стали учредителями  Русского физико-химического общества. На первом же заседании естествоиспытателей из северной столицы – Петербурга – Петрушевский, ученик основоположника электромагнетизма  Ленца, сделал сообщение о замечательном изобретении русского электроинженера Яблочкова, «продавшегося» французским фирмачам. 

…В конце 1878 года Павел Яблочков вырвался из Парижа в Россию, наделав много финансовых ошибок и потеряв право на эксплуатацию собственного изобретения. В Петербурге на Обводном канале Яблочков вместе с компаньонами братьями Петрушевскими основал электротехнический завод. Благодаря этому «русский свет» начал понемногу озарять и Россию.

На берегах Оки

В 1874 году мировой судья Голубицкий из Корчевского уезда Тверской губернии получил в наследство сельцо Почуево,  деревеньки Сутормино и Бояково — все в Тарусском уезде Калужской губернии. 

Земли при Почуево было 273 десятины, да еще имелось во Владимирской губернии 440 десятин болот. Землевладелец  Голубицкий там держал сторожа и все ждал, когда болота осушатся, да так и не дождался.

 Сельцо Почуево располагалось в 2-х верстах от города Тарусы, на правом берегу реки Песочны, впадающей в Оку. Ныне эти места, когда-то полюбившиеся юной дачнице и поэтессе Марине Цветаевой, краеведы-романтики называют «Долиной грез». Земля там  серая, в некоторых местах то песчаная, то глинистая и каменистая. Лес был строевой и дровяной, дубовый и осиновый. Сейчас в нем много березового подлеска.

В селе Почуево еще при крепостном праве были сооружены господское строение — деревянный одноэтажный дом, крытый тесом под гвоздь, каретный сарай, конюшня, амбар для хлеба, скотный двор, две людские избы и два погреба, крытых соломой. 

В октябре 1875 года  Голубицкий перебрался на постоянное жительство в Тарусский уезд. 

В сельце Почуево было еще одно крытое тесом под гвоздь   строение. Там новый хозяин Павел Николаевич завел собственный «бизнес» - установил электрическое дело и столярное оборудование, организовал первую в России мастерскую по производству электрофорных машин. По меркам того времени и по продукции получилось  малое предприятие -  сельский  электрозавод. 

Тарусское Земское собрание утвердило избрание сельского предпринимателя Голубицкого на должность участкового мирового  судьи  по Тарусскому округу. 

10 января 1879 г. он был переизбран в этой должности на второе трехлетие. 

Женился Павел Михайлович 29 октября 1879 года на дочери корчевского дворянина, княгине Евгении Ивановне Хавской. Таинство брака было совершено в церкви 4-го Гренадерского Несвирского полка. Кудрявая блондинка с бирюзовыми глазками Евгения Ивановна унаследовала от отца, преподавателя словесности в Тверской гимназии и историка русского театра, любовь к сцене, а от матушки – артистическое дарование. Молодая красавица-княгиня вполне сознавала свою яркую женственность и принимала активное участие в спектаклях дачного самодеятельного театра в Тарусе. 

…Русско-турецкая война доказала огромные выгоды телефонной связи в боевых условиях, но в ту пору в России не нашлось боевого генерала прогрессивной ориентации, чтобы подключить государственные средства к решению новой технической задачи. И Россия в области телефонной связи оказалась в хвосте, несмотря на талантливые прорывные работы отечественных изобретателей. А вот физика Голубицкого весьма волновали проблемы, связанные с использованием электромагнитов для передачи акустических колебаний.

Электрофорные машины

В зиму 1878-1879 годов предприниматель из Тарусы  П. М. Голубицкий по газетам следил за каждым шагом великого изобретателя, Яблочкова, общался в Москве, где имел лавку по торговле электрооборудованием  с членами Общества любителей естествознания, археологии и этнографии (ОЛЕАиЭ). Физический отдел Общества во главе с профессором физики А. Г. Столетовым основался при Политехническом музее, по соседству с  ТОО «Голубицкий».. 

Примерно в то же самое время в Петербурге, в конспиративной квартире на Невском проспекте народоволец Николай Кибальчич устроил завод по производству динамита для покушения на Александра 11.

…Изобретательский путь судьи из Тарусы Голубицкого начинался, как и у большинства русских творцов-одиночек, с подражания. Между опытами с электрофорной машиной он экспериментировал со столбом из металлических кружочков Вольта и электромагнитами Фарадея, повторял конструкции телеграфных аппаратов Якоби.

Электрофорная машина, действующая на основе возбуждения электрических зарядов сухим трением, была изобретена итальянцем Алессандро Вольта в 1775 году. Это был гладкий эбонитовый диск  и деревянный кружок, оклеенный фольгой и снабженный изолирующей ручкой. Натирая мехом эбонитовый диск, Вольта сообщал ему отрицательный заряд; затем опускал на него металлизированный фольгой электрод, на котором через влияние появлялись заряды двух знаков. 

Замечательный русский новатор, изобретатель и писатель Андрей Болотов в конце 18 века в своей сельской лаборатории в Дворяниново, имении в Тульской губернии, провел и описал множество экспериментов с электрофорными машинами собственной конструкции. Помещик-новатор с берегов Оки использовал народный инструмент – прялку, в которой закреплял вместо веретена костяной шар. А натирал его во вращении собственными ладонями. Заряды снимались металлическим шариком, приклеенным к щепочке, и переносились в конденсатор – так называемую лейденскую банку.

  Тарусский изобретатель Голубицкий вспоминал: «Когда я, будучи в деревне, целыми днями возился с опытами над сделанной мною электрической машиной, ко мне зашел в гости помещик,— практический хороший хозяин.

—  Что вы делаете?

—  Да посмотрите, какие искры дает машина.

—  А для чего вы ее сделали?

—  Это же совсем новой конструкции машина.

—  Так что ж вам-то? Добудете деньги? Большие?

—  Нет, это научная работа.

И сколько я ни старался оправдать перед добродушным помещиком свои занятия, все это не привело ни к чему.

Уходя, добрый помещик мне отечески посоветовал: «Лучше бы вы за рабочими смотрели, как у вас пашут, чем возиться со своими искрами, пожалуй, еще пожар сделаете».

Скажу кстати, хотя добрый помещик был совершенно прав относительно моей электрической машины, которая, как оказалось впоследствии, не представляла особого интереса, однако ж, если бы люди никогда не занимались подобными «пустяками», то у нас не было бы ни пароходов, ни железных дорог, ни телеграфа, ни других изобретений, которыми облагодетельствовано человечество».

Две идеи

В начале 1879 года Павел Михайлович был переизбран на второй срок мировым судьей на своем участке Тарусского уезда. Мелких уголовных и гражданских дел по 5-му участку набиралось не так уж много, и мировой судья имел возможность выезжать по коммерческим  делам в Москву.

Одна из таких поездок весной 1879 года была связана с его участием в заседании физического отдела ОЛЕАиЭ, посвященном рассмотрению и критической оценке существующих микрофонов и телефонов.

Количество вариантов их конструкций стремительно увеличивалось. Помимо американца Эдисона и англичанина Юза предложили свои разработки несколько французских изобретателей, электрики из Германии, Австро-Венгрии. Судья из Тарусы к тому времени уже много сил потратил на исследование таких вариаций и его сообщение на заседании физического отдела было выслушано с большим интересом. 

Телефонная связь быстро развивалась в передовых странах Европы и в США. А. Россия опять отставала. 

К тому же в 1879 году случился неурожай, грозивший голодом. В народе усиливалось недовольство властью, увеличивалось количество правонарушений. Крестьяне ждали передела земли по справедливости, однако министр внутренних дел Маков заявил, что нового передела не будет.

26 августа 1879 года народовольцы на своем съезде в Липецке вынесли смертный приговор царю-освободителю Александру II.

…Крестьянина Олонецкой губернии Батышкова в октябре 1879 года в Петербурге приняли на работу в Зимний дворец. Этот красивый и крепкий парень был известен как искусный столяр и лакировщик. Работал он усердно и весьма опрятно. Нравился начальству и дворцовой челяди добродушием и скромностью, забавлял неловкостью по части воровства.

В условиях особого режима наблюдения Батышков (в действительности это был известный народоволец Степан Халтурин) вопреки общему стремлению что-то украсть из дворца сумел натаскать под видом сахара в свою комнатушку под царской столовой почти 50 килограммов изготовленного Кибальчичем динамита. Взрывчатку лакировщик дворцовой мебели хранил под подушкой; от ядовитых испарений динамита Халтурин испытывал страшные головные боли.

5 февраля 1880 года в Зимнем дворце раздался сильный взрыв, разрушивший помещение главного караула под царской столовой, в которой в тот день намечалось пиршество с участием государя.

Но Бог помиловал в тот раз императора Александра Второго.

…У молодожена и сельского хозяина Голубицкого роились замыслы новых вариантов электроискровых машин, его будоражили перспективы сочетания  электрической силы и промышленной эффективности труда, а также не давал покоя мировой успех тезки — Павла Яблочкова. Он был захвачен деловой перепиской с французскими фирмами относительно средств  электросвязи.

В судьбе Голубицкого соединились две идеи. По долгу происхождения он был государственным бюрократом, призванным служить для соблюдения законов в сырой и бедной российской действительности. По духу он был творческой личностью и метафизиком, искателем новых подходов в разрешении определенного типа физических противоречий. 

Высиживать долгие часы в помещении мирового суда, в то время как в мастерской мучились незавершенностью начатые приборы и подготовленные эксперименты, становилось невыносимо. Ему уже было тридцать пять. Молодость промчалась, а зрелые годы уносились еще быстротечнее. Нужно было спешить за успехом, заявить о себе, что-то придумать на благо человечества, приблизить для пропадающих в нужде и невежественности соотечественников светлое время технической цивилизации, вооруженной электричеством, озаренной электродугой, проникнутой электрической связью.

В феврале 1880 года мировой судья Голубицкий подал прошение об увольнении с должности, чем удивил весь уезд и всполошил до приступов истерики молодую супругу.

 Это произошло в ту пору, когда Россия была охвачена полицейским сыском и гонениями, вызванными очередным покушением революционеров на жизнь самодержца. «Подтягивание гаек» в системе самодержавия началось немедленно. В связи с этим верноподанные тарусские чиновники стали намекать Голубицкому, что он покидает службу в тяжелую для государства пору. Жена-княгиня  Евгения Ивановна металась в рессорной бричке по Тарусе бледная, как мел, с немигающими бирюзовыми очами в густо мохнатых ресницах.  Павел Михайлович утешал ее в рыданиях, но оставался  непреклонным. В такой принципиальной ориентации Голубицкий Павел Михайлович вполне мог бы стать прототипом уездного героя из чеховской драмы Николая Алексеевича Иванова, непременного члена по крестьянским делам присутствия.

Стремление жить для благородных проектов не покидало Голубицкого. При такой ориентации он вполне мог бы явиться примером для уездного героя из чеховской драмы Иванова Николая Алексеевича, непременного члена по крестьянским делам присутствия. Физик и уездный электрозаводчик Павел Михайлович  Голубицкий  в феврале 1880 года решительно оставил нехлопотную и достаточно «хлеб¬ную» должность в уездном суде Тарусы. 

Рязанские рукописи

В канцелярии Рязанской гимназии экстерну-самоучке Константину Циолковскому выдали диплом учителя геометрии и арифметики, а также направление в Боровск, в уездное начальное училище на должность учителя математики. Еще раньше, составляя геометрические чертежи Вселеннной, Константин совершил удивительное и отчасти даже смешное открытие, что он, субъект познания и проектирования мироздания, представляет собой  колонию бессмертных атомов и тем самым причастен к великой гармонии вселенной. Такие приращения количества духовных начал давали молодому человеку новое качество ощущения самого себя. Константин проникся уверенностью в свершении изменения характера. Теперь ему, двадцатидвухлетнему хлопцу, с мощным организмом и привлекательным внешним обликом, хотелось просто жить, учить детей, кататься на коньках, читать книжки и... ухаживать за девушками.

После Рождества в начале 1880 года в отличном настроении   собираясь   в  путь-приключение в Боровск, геометр Константин представлял  собой  довольно  веселую  колонию  атомов. Он озорничал и смеялся, как мальчишка, примеряя вицмундир, который заказал ему отец, отставной лесовод Эдуард Игнатьевич, для новой службы. И шутейно сопротивляясь, запихивал в дорожный чемодан-корзину несметное количество шерстяных чулок, которые   связала   ему тетушка Екатерина Ивановна Юмашева.

…Январь выдался в том году студеный. Константин сидел в санях, закутавшись в полушубок и подвязав наушники, которые он сам пришил к своей шапке. Иногда выскакивал из саней и бежал с ними рядом, чтобы согреться. Сани лихо неслись по накатанной дороге, а все кругом — и поля, и леса, и деревушки, и церкви в селах — все было покрыто сверкающим на солнце, как бриллиантовая пыль,  снегом.

Как и предполагалось, в долгом  пути по крепкоснежной русской зиме не обошлось без приключений.

Главным сокровищем в плетеной из лозы багажной корзине учителя геометрии была серая, аккуратно завязанная тесемками папка, где были чертежи, формулы, астрономические записи. Еще там спрессовались на дне  книги «Математические начала натуральной философии» Ньютона и «Основы химии» Менделеева и пухлая папка с рукотворной писаниной.

Константин снял с правой руки шерстяную варежку, достал заветную папку, развязал стынущими пальцами тесемки. В собрании листов писчей бумаги были записи пером и карандашные наброски, в том числе  робкий  очерк «Вопрос о вечном блаженстве» и полудетские картинки – схемы межпланетного корабля с пирамидками ядер и двигателем, скорострельной пушкой – ядрометом.

Тряслись, ныряли по ухабам сани. Константин завязал папку, закрыл глаза. Гипноз мечтаний!.. Ему мерещились люди в кованых из серебристого железа скафандрах с кислородными резервуарами за плечами. Они вышли через особенное крыльцо из межпланетного корабля, чтобы заниматься исследованиями  в безвоздушном, без земного притяжения пространстве. Исследователи безопорно плавали в черной, как сапожная вакса, бездне. В истоке пространства висело синеватое солнце и немигающе смотрели спектральные звезды.

…Веки слипаются… Сон сладко обволакивает, приглушает ощущения.

…Проснулся Константин от резкого толчка. Ухаб! Что это? Кругом снежное море. Он в лодке без парусов. Впереди, как копна, туловище ямщика. Правая рука Константина без варежки, окоченело скрючилась… Как же он заснул? Ах-ах, папку  ведь расшнуровывал, смотрел наброски перышком и карандашом… Но где рукопись? С чуткостью слепца он шарил в санях теплой левой рукой… Наверное, вывалилась на ухабе.

- Потерял, папка! – во все горло заверещал Константин. Ямщик дремно поворотился, оглянулся.

- Остановитесь, надо. Прошу вас! Бумаги  уронил… 

Не дождавшись остановки, даже не надев на озябшую руку варежку, Константин на ходу выпрыгнул из возка, и побежал по блескучему следу полозьев назад. Ямщик нехотя остановил лошадей, закурил вонючую махорку.

Только через полчаса растяпа-пассажир показался на заднем пути – с серой папкой, прижатой к груди.  

…Город Боровск показался ему игрушечным, даже пряничным. Высился на подступах Пафнутьев монастырь с выбеленными изморозью обрывами стен. Синими столбами тянулись над крышами дымы из труб. Звездно клубились маковки церквушек. В добротных полушубках и валенках, туго повязанные платками, бабы с полными ведрами шли навстречу. Краснощекие и горластые ученики местного уездного училища играли в снежки.

—  Куда везти? — спросил возница. — В номера?

—  В номера, — сказал Циолковский, еще ни единой души в городе  не знавший.

 «Номера» оказались приземистым двухэтажным домом с широким въездом во двор. Циолковскому отвели комнату в два окна. Трещали дрова в печке. Скрипели половицы под ногами. Из окон была видна рыночная площадь. Снег на ней лежал желто-серый — от соломы и конского навоза. 

Отобедав  в трактире, Константин вернулся в стылую комнату, где за отсталыми обоями явно шуршали постоянные постояльцы-клопы. И тут вскоре явился совсем неожиданный гость, похожий на оперного солиста. Он представился смотрителем училища и коллежским советником Кедровым Викентием Михайловичем. Наскоро поведав об училище и жизни в глубинном уезде Калужской губернии, словесник Кедров повел нового преподавателя геометрии и арифметики Циолковского к себе домой ужинать, познакомил с супругой и уже девичьего возраста  дочерями, расспрашивал про батюшку и матушку и далекую от Боровска Рязань. Даже уговорил принципиально непьющего Константина  «принять на грудь» стопку водки — «с мороза». 

И хотя гость  сначала ужасно стеснялся девушек, отвечал невпопад и ни на кого не глядел, а молча сидел, уставившись через очки в свою тарелку, но хозяин был так хлебосолен, а девушки так милы и домашние закуски такие вкусные, что часа через полтора молодой учитель незаметно для себя, вдруг разговорился, и не просто разговорился, а его прямо-таки понесло, и он с репетиторской важностью стал докладывать смешливым двойняшкам  про то, что три года назад планета Марс приблизилась к Земле на самое короткое расстояние, и тогда астрономы заметили, что у Марса есть две луны, а на поверхности планеты проведены каналы, будто бы построенные марсианами. Новый учитель геометрии выразил уверенность, что и на других планетах есть жизнь и что недалеко то время, когда люди будут запросто ездить в гости к марсианам, а марсиане будут приезжать на Землю.

Веселый геометр

Ученики сразу полюбили Циолковского. Во-первых, оказалось, что геометрия и арифметика самые интересные предметы в школе; во-вторых, он почти никого не наказывал и очень редко ставил плохие отметки; в-третьих, все взрослые считали его чудаком, а он и вправду был чудак: катался с мальчишками на коньках, играл с ними в снежки и мастерил на берегу небывалые самоходные сани с колесом.

Своим весельем, энергией, жадным любопытством к знаниям он заражал не только детей. Солидный человек, известный всему городу доктор Земблинов, однажды увидев на реке Циолковского, мчавшегося с ватагой мальчишек на коньках за парусом, тоже надел коньки и помчался вдогонку за учителем. А потом говорил:

- Знаете,  в  этой  забаве  что-то  есть.  И  вообще  этот чудак учитель мне понравился: такая независимость в нашем сонном царстве, где все больше всего считаются с тем, что скажут другие...

А сын купеческий Николай Глухов, серьезный верзила с синими глазами и румянцем на щеках, решил в складчину с новым учителем выписывать из Москвы книги и журналы, потому что счастье человека не в деньгах, а в знаниях.

К ним присоединился и словесник Кедров. Как-то вечером он, потирая лысеющую голову, пропел арию жене:

—  Довольно терзаний азарта! Никаких больше карт отныне, никаких попоек праздности! Я устремляюсь к радости познаний! 

На следующий день, увидев Циолковского в училище, Викентий Михайлович  попросил:

—  Возьмите, Константин Эдуардович, и меня в пай, чтобы книги и журналы  выписывать из Москвы. Не хочу, видите ли,  отставать от прогресса!

Без книг и Циолковский жить не мог. Книг было мало. Но каждая книжная страница, каждая журнальная строчка, каждый уже известный почти наизусть параграф учебника по физике, механике, химии, астрономии вызывали целую лавину размышлений, сомнений, предположений, догадок. И руки сами тянулись к карандашу, а тот к бумаге: рассчитать, проверить, опровергнуть, подтвердить, записать просто так, для памяти.

Думать обо всем было интересно. Интереснее, чем кататься на коньках и даже чем строить машины. 

Жизнь в новом городе оказалась прекрасна. Константин еще никогда не чувствовал себя столь собранным, здоровым, спокойным, и веселым. Гармония той колонии  атомов,  которая носила имя Константина Циолковского, живущего в маленьком скучном городишке Боровске, отлично сливалась с великолепной гармонией вселенной. 

Было странно вспоминать об отчаянии, которое он переживал еще так недавно, когда возвращался из Москвы в Вятку. Сила отчаяния того периода была, пожалуй, равна силе радости этих дней... А как измерить?

Нельзя ли для ответа на этот вопрос использовать математический метод? Есть ощущения приятные, можно сказать, положительные. Неприятные ощущения пусть будут отрицательными. Если ощущение не вызывает ни приятности ни неприятности, то такое ощущение – нулевое. Положительные и отрицательные ощущения могут быть равновеликими, несмотря на их разнородность, подобно тому, как круг и квадрат будут равновелики, если имеют одну площадь...

Учитель геометрии попытался изобразить гамму человеческих чувств. Вот линия. Посредине — нулевая точка. Направо от нее бесконечный ряд возрастающих положительных чисел — это возрастающая сила приятных ощущений. Налево от нуля такой же бесконечный ряд отрицательных чисел — это возрастающая сила неприятных ощущений...

Он и сам не заметил, как втянулся в числовое исследование этого вопроса. При этом он неожиданно и нетрадиционно   подошел к вечному вопросу о счастье. И воодушевился: быть может, именно математика способна решить,  как сделать всех людей счастливыми?...

Лидер русских политехников

21 января 1881 года профессор физики Московского университета А. Г. Столетов был избран председателем физического отделения Общества любителей естествознания. Одновременно он стал и директором отдела прикладной физики Политехнического музея.

Выступая на заседании отделения физических наук Политехнического музея, Столетов говорил:

«Множество самых поразительных открытий и приспособлений появилось в новейшее время; множество специальных периодических изданий почти ежедневно приносят нам вести о новых удивительных успехах прикладной физики. Трудно становится уследить за всем этим; еще труднее среди громадного количества описаний, а отчасти и восхвалений и реклам, отличить истину от неправды, мишурный блеск от серьезной мысли, мимолетный успех от действительно важного изобретения, имеющего будущность». 

К электротехнике, сила и могущество которой стали общеизвестны и бесспорны, устремились толпы авантюристов. Еще бы — эта прикладная наука сулила возможность «делать деньги»! Эксплуатацией богатства, открытого героями техники, занялись дельцы, именующие себя изобретателями, и просто хищники. А также игроки- пенкосниматели всевозможных мастей. Придумывалось, предлагалось и даже патентовалось множество всевозможных пустяковых электрических приборов и аппаратов.

Некий барон изобрел, например, электрические вожжи для лошадей.

Один предприимчивый управляющий дворянской усадьбой заявил, что им изобретен способ передавать с помощью электрического тока по проводам вкус кушаний. Вера во всемогущество электричества была так велика, что это «изобретение» под названием «телегастрограф» всерьез обсуждалось в печати.

И в этом карнавале рыцари долларов, франков, марок, фунтов и червонцев старались забалаболить или, напротив, замолчать память о первооткрывателях, о творцах электротехники.

Русские электрики держались в стороне от капиталистического ажиотажа. Они работали, они обогащали науку все новыми и новыми достижениями.

Много замечательных вкладов в науку об электричестве внесла и продолжала вносить физическая лаборатория Московского университета.

В 1880 году при Русском техническом обществе был организован знаменитый VI отдел — электротехнический, объединивший вокруг себя такие силы, как Яблочков, Лодыгин, Чиколев, Лачинов, Пироцкий, Шпаковский.

Вскоре в Петербурге, в научно-культурном комплексе на Фонтанке под названием Соляной городок была организована первая в мире электрическая выставка.

В том же году в России был создан журнал «Электричество», который явился центром передовой инженерной и научной мысли.

Электротехника, в которую внесли такой огромный вклад русские ученые, стала к началу восьмидесятых годов настолько большой наукой, что уже назрела необходимость в созыве Всемирного конгресса электриков. Летом 1881 года Политехнический музей и Московский университет делегировали Столетова на Международный конгресс электриков, собравшийся на Всемирной выставке в Париже.

Содержание

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
© Вячеслав Бучарский
Дизайн: «25-й кадр»