Разведчик лунных берегов

Вячеслав Бучарский

«Разведчик лунных берегов»

Содержание

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Аннотация

Время действия в приключенческой повести К. Э. Циолковского «Вне Земли» – 2017 год. Фантаст с берегов Оки из 1917 года озаботился взглянуть поверх эпох времени, заглянуть через столетие из всего почти ХХ века и начальных десятков лет века ХХI.

Вполне может быть, что в 2017 году о Ленине, Октябре и Гагарине даже в России мало кто вспомнит. Но пророчества калужского основоположника теории межпланетных сообщений будут сбываться в предсказанные им времена и сроки.

В повести известного русского писателя из Калуги Вячеслава Бучарского художественно отражена история изучения Луны, а также научный и писательский вклад Константина Циолковского в исследование мировых пространств космическими кораблями.

 

Глава 4. Русские космисты

Наблюдатель Венеры

Гордость русской науки Михаил Васильевич Ломоносов родился 8 ноября 1711 года в крестьянской семье в деревне Мишанинской Архангельской губернии. Отец его Василий Дорофеевич был опытным рыбаком. На самодельном катере - галиоте «Чайка» он вместе с сыном совершал смелые рейды по Двине в Белое море и в Северный Ледовитый океан.

В 12 лет Михаил Ломоносов самостоятельно научился читать. К 15 годам он «писал безошибочно против современного ему правописания».

Зимой 1730 года 19-летний юноша на свой страх и риск отправился пешком (вслед за обозом с мороженой рыбой) в Москву учиться. Твердый характер и закаленная рыбацким промыслом воля помогли крестьянскому парню вынести лишения и насмешки. Он добился своего: поступил в Славяно-греко-латинскую академию. В конце 1735 года Ломоносов в числе 12 лучших учеников был послан продолжать образование в Германию.

К тому времени юношей овладела великая идея: чем больше он познает, тем больше принесет пользы своей Родине, прозябавшей в неграмотной неопрятности и рабском невежестве. Поэтому 6 лет за границей Ломоносов учился так упорно, так въедливо, что даже видавшие виды немецкие профессора поражались жадности к знаниям этого русского парня.

По возвращении в Россию Ломоносов был принят адъюнктом в Академию наук, образованную Петром I. С 1745 года он уже| профессор — первый русский ученый среди академиков-ииостранцев, приглашенных в Российскую Академию наук.

Правитель Академической канцелярии Иоганн Шумахер возглавлял «немецкую» партию, задачей которой было создание всевозможных препятствий для русских на пути к науке. Свою ж личную цель хитрый эльзасец видел в том, чтобы как можно дольше удерживать влияние в Российской Академии наук. Самым главным врагом этой «партии» стал крестьянский сын Михаила Ломоносов. Для борьбы с ним Шумахер избрал в качестве оружия интригу, которой владел блестяще. Ведь именно с ее помощью он сделал себе карьеру — от писаря канцелярии до фактического главы Академии наук.

После трагической гибели Георга Рихмана, друга Ломоносова, ставшего жертвой опытов с атмосферным электричеством, Шумахер добился, чтобы заведование первой в России астрономической обсерваторией было поручено не Ломоносову, а немцу Эпинусу.

В 1761 году ожидалось прохождение Венеры на фоне солнечного диска — явление редкостное и чрезвычайно важное для изучения движения планет. Однако Эпинус не только не организовал наблюдения за Венерой, но и никого не допускал в обсерваторию. Ломоносов решил наблюдать за прохождением Венеры из своей квартиры.

Располагая небольшой подзорной трубой, которая к тому же страдала сильным хроматизмом (изображение получалось нечетким, теряясь в многоцветном ореоле), Ломоносов наблюдал покрытие Венерой Солнца сквозь негусто закопченное стекло. И все-таки, несмотря на примитивность средств наблюдения, 26 мая 1761 года он совершил замечательное астрономическое открытие — установил существование атмосферы у Венеры. «При выступлении Венеры из солнца,— писал Ломоносов в отчете о наблюдениях,— когда передний ее край стал приближаться к солнечному краю и был около десятой доли Венерина диаметра, тогда появился на краю солнца пупырь, который тем явственней учинился, чем ближе Венера к выступлению приходила...» 

«Пупырь», по гениальной догадке Михаила Васильевича, был ничем иным, как следствием преломления солнечных лучей в верхних слоях существующей вокруг Венеры атмосферы. Отчет об этом открытии был опубликован в том же 1761 году на русском и немецком языках. Однако европейские ученые не придали значения этой публикации: по вине того же Шумахера, который уговорил французского астронома Пингре дать отрицательный отзыв об открытии Ломоносова. Лишь 30 лет спустя существование атмосферы у Венеры было вторично установлено английским ученым Гершелем.

Михаил Васильевич мечтал о дальнейшем, более детальном изучении Венеры. Предполагая, что там существуют горы и моря, он даже заготовил список названий для них. Горы он собирался назвать именами героев античных мифов, а морям дать названия земных, морей. И в первую очередь мечтал прославить на Венере  родное Белое море...

Наряду с открытием атмосферы у Венеры заслугой первого российского небознатца явилась попытка изучения природы полярных сияний и физическая теория комет. Ломоносова не смутил авторитет  Ньютона, утверждавшего, что кометные хвосты представляют собой пары, истекающие из атмосферы кометы под действием солнечных лучей. Опыт, накопленный русскими учеными в результате большого количества экспериментов с атмосферным электричеством, привел к мысли, что «комет бледного сияния и хвостов причина недовольно еще изведана, которую я без сомнения в электрической силе полагаю... сие явление с северным сиянием сродно». Свою оригинальную физическую теорию комет он изложил в «Слове о явлениях воздушных, от електрической силы происходящих», с которым в ноябре 1753 года выступил на публичном собрании в Академии наук.

В ту пору европейские астрономы считали Солнце твердым телом. Говорили даже о фантастических жителях Солнца, которые населяют солнечные пятна — твердую темную поверхность светила. Русский гений высказал о природе Солнца глубоко правильные суждения, на столетие опередившие время:

Там огненны валы стремятся 
И не находят берегов, 
Там вихри пламенны крутятся 
Борющись множество веков; 
Там камни, как вода, кипят, 
Горящи там дожди шумят.

Особый интерес у Ломоносова вызывали астронавигационные приборы и телескопы. Сын моря, он хорошо понимал, сколь необходимы рыбакам и мореплавателям точные измерительные инструменты, позволяющие определить координаты находящегося в открытом море корабля, и создал целый ряд простых и надежных приборов для измерения угловых высот звезд. Ломоносову принадлежит идея создания «ночезрительной» трубы и принципиально новых конструкций телескопов в количестве более десятка.

Ломоносов был первым человеком в России, который читал публичные лекции по физике и астрономии на русском языке, способствуя тем самым распространению научных знаний в массах. Популяризаторская деятельность ученого не может не вызывать восхищения. Он способствовал или, попросту говоря, усиленно хлопотал о том, чтобы вопреки церковному запрету появилось второе издание переведенной Кантемиром книги французского ученого Фонтенеля, в которой излагалась система мира Коперника. Сам Ломоносов перевел на русский язык книгу Христиана Вольфа «Физика»; он уделял большое внимание разработке русской научно-технической терминологии, стремясь, чтобы язык науки был максимально близким к живому разговорному языку.

В марте 1758 года Ломоносов был поставлен во главе Географического Департамента Академии наук. Громадная территория России к тому времени оставалась почти сплошь белым пятном. Опытный астроном, Ломоносов понимал, что развитие картографического дела невозможно без регулярных наблюдений из опорных пунктов, которые должны быть расположены по всей стране.

За месяц до смерти Михаил Васильевич закончил составление «Примерной инструкции морским командующим офицерам, отправляющимся к изысканию пути на восток Северным Сибирским океаном».

Этот документ, призывавший русских мореплавателей проложить кратчайший путь к Дальнему Востоку по Северному Ледовитому океану, заканчивался такими напутственными словами: «Мужеству и бодрости человеческого духа последний еще предел не поставлен, и много может еще преодолеть и открыть осторожная их смелость и благородная непоколебимость сердца».

Он умер в расцвете творческих сил, 54 лет от роду, 4 апреля 1765 года. Огромный вклад Ломоносова в развитие естествознания и особенно  астрономии дает полное право называть его первым русским исследователем космического пространства. Как завещание великого ученого и пламенного патриота своей страны воспринимают потомки его строки:

О вы, которых ожидает 
Отечество от недр своих, 
И видеть таковых желает, 
Каких зовет от стран чужих, 
О ваши дни благословенны! 
Дерзайте ныне ободренны 
Раченьем вашим показать, 
Что может собственных Платонов 
И быстрых разумом Невтонов 
Российская земля рождать...

Письма из Петербурга 4837 года  

Потомок Рюриковичей князь Одоевский Владимир Федорович (1803 –1863) – великий русский мыслитель и писатель с мировым именем.

Он родился в Москве, воспитывался в пансионе Московского университета, в студенческую пору был активным полемистом в кружке «архивных юношей» - как назвал Пушкин молодых интеллектуалов из числа русской чиновной аристократии, вместе с легендарным декабристом Кюхельбеккером в 1824 году затеял издание первого русского литературно-философского альманаха «Мнемозина», названного именем  музы памяти и ностальгии из окружения бога Аполлона.

В зрелые годы Одоевский жил в Петербурге, служил в Комитете иностранной цензуры, был директором Публичной библиотеки и Румянцевского музея, издавал журнал «Отечественные записки», в котором опубликовал множество литературных произведений и философских эссе. Повести и рассказы Одоевского – фундамент романтического направления в русской литературе. Его романы – ироническая фантастика и блистательная публицистика.

Прообразом внутреннего, сердечного знания для прозаика и публициста Одоевского была лирическая поэзия, в первую очередь пушкинская. В ней ему виделась власть «ума небесного» и «поэтического инстинкта». 

Искусство возвышает инстинкт и вводит ум в сердце. В творческом акте поэт, по убеждению Одоевского, может всякую тварь Божию изнутри понять, почувствовать и с ней породниться. Ему явлена самая сердцевина, сокровенность вещей и явлений, «душа мира», он дышит с природой «одной жизнью». И в этой душевной сопричастности всему мирозданию лирический гений поэта не только властвует над природою, но и творит ее по своему образу и подобию.

Одоевский провозгласил в своей философской лирике тезис о необходимости синтеза философии, сухощавой, расчленяющей объекты  дщери разума, и поэзии, где бьется живое, трепетное начало инстинкта, в качестве основы цельного,претворяющего мир знания.  

Оригинальность «русского Фауста» - так назвали Одоевского современники - в том, что эта идея «цельного знания» направлена не против дифференциации наук вообще, а против овнешненного знания, против рациональности современной науки, когда ученый  схватывает и исчисляет лишь первую оболочку мира, не погружаясь в глубины, не затрагивая сущности бытия, явлений и чудес.

…Утопическая гипотеза о человеке-творце, преобразователе Вселенной, о человеке — хозяине мира художественно реализована Одоевским в неоконченном романе-утопии «4338 год». Роман построен в форме писем путешествующего по России китайского студента Ипполита Цунгиева к своему другу Лингину. 

Сквозь тонкую иронию текста писем предстает планета Земля 4334 года от рождества Христова — полностью преобразованная и окультуренная. 

Люди добились неслыханных успехов в области регуляции атмосферы и климата. Побеждена вечная мерзлота: система теплохранилищ, протянутая по всему северному полушарию, гонит теплый воздух с юга на север. Даже вулканы на Камчатке употреблены «как постоянные горны для нагревания» полуострова. 

Открыт химический синтез пищи, что позволило отказаться от пожирания чужой жизни. 

Люди летают по воздуху на аэростатах и гальваностатах — воздушных шарах. 

Более того, спасаясь от перенаселения, они вышли в космос и освоили Луну. Все это стало возможным в результате согласного действия всех ученых, на путях слияния множественности наук в единую науку о человеке и Вселенной. Задача этой науки — достижение счастья всего человечества, разумное и творческое управление силами природы, обращение их на благо человеку.

Приступают понемногу и к регуляции собственного организма, пока только душевно-психической. С помощью гипнотических сеансов достигают предельной искренности, открытости друг другу, в результате чего в обществе почти полностью исчезает лицемерие, притворство. 

Русский космист сороковых годов Одоевский предвосхищает заветную грезу космиста следующего поколения Николая Федорова о том моменте, когда человечество не только сможет регулировать внешнюю природу, но и подчинит себе «вся внутренняя своя», обретет «взаимную прозрачность», когда ничья душа «уже не будет потемками». Предвосхитил Одоевский и мысль Федорова «обратить орудия истребления в орудия спасения», преобразовать армию в «естество-испытательную силу», а военную технику направить на метеорическую регуляцию. 

Войско в романе «4334» используется единственно для экспедиций на Луну, как подчеркивает писатель, особо опасных. А комету, грозящую разрушить Землю, ученые предполагают остановить с помощью военных снарядов.

Однако утопия Одоевского созвучна русскому космизму не только картиной успехов, столь головокружительных (по крайней мере, для его времени) в освоении Земли и прилегающего к ней космического пространства. Но в подтексте романа «4338 год» лейтмотивом вплетается вопрос о конечных целях, принципах и границах регуляции, об основной ее направленности, как нравственной, так и естественнонаучной.

Пафос русского космизма заключается в абсолютной полноте знания и управления, когда вовсе не останется ни вне, ни внутри человека мрака и хаоса, когда во Вселенной, проникнутой сердечной мыслью и высочайшим нравственным чувством, воцарится новый, благой тип бытия, когда «Бог будет всяческая во всем». 

Со свойственной поэтике любомудров изящными «приколами» Одоевский размышляет о зыбкости и относительности человеческих знаний, особенно о прошлом. 

Поставив себе задачу овладеть пространством, люди мало думают о власти над временем. Улучшение средств хранения информации не исчерпывает эту задачу. Ведь и стеклянные рукописи, не подвластные тлению, неизбежно погибнут, растопленные кометой.  Гениальная интуиция космиста Н. Ф. Федорова привела его разум к мысли о равнозначащем единстве победы над пространством и победы над временем! Об этом задумывался и Одоевский, названный современниками «русским Фаустом». Природа, брошенная развиваться сама по себе, считал «предтеча» космиста  Федорова, «вдруг явится человеку с новыми, неожиданными им силами, пересилит его и погребет под развалинами его старого, обветшалого здания!» 

В 1844-м Одоевский в романе «Русские ночи» помещает главку «Последнее самоубийство». В ней предстает как бы оборотная сторона того «господства над природой», что столь восторженно и пламенно описано в длинных посланиях китайского студента. 

Природная среда уже не может справиться с растущими аппетитами человеческого рода, к тому же чрезвычайно размножившегося. И вот искусственная деятельность человека оборачивается против него самого. Сливаются границы городов, истощаются ресурсы, вычерпаны каналы и реки, не хватает пропитания, эпидемии косят людей. На пороге вымирания стремительно деградирует общество, рушатся все нравственные законы. Уделом отчаявшегося человечества становится лишь коллективное самоубийство: «треск распадающегося земного шара» венчает пути технического прогресса.

Свидетели лунного затмения перед Рождеством

В волшебно-фантастической повести «Ночь перед Рождеством» великий русский лирик-фантаст Гоголь описал лунное затмение, наблюдаемое жителями малороссийского хутора Диканьки, что рядом с селом Сорочинцы.

Последний день перед Рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь  наступила. Глянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и   славить Христа. 

Тут через трубу одной хаты  клубами  повалился  дым  и  пошел тучею по небу. И вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле.

А ведьма между тем поднялась так высоко, что одним только черным пятнышком мелькала вверху. Но где ни показывалось пятнышко, там звезды, одна за другою, пропадали на небе. Скоро ведьма набрала их полный рукав.  Три или четыре еще блестели. 

Вдруг, с   противной   стороны,   показалось   другое   пятнышко, увеличилось, стало растягиваться, и уже было не пятнышко.

Спереди совершенно немец:   узенькая, беспрестанно вертевшаяся и нюхавшая все, что ни попадалось, мордочка оканчивалась, как и у свиней, кругленьким пятачком, ноги были тонки. Но зато сзади у него висел хвост, острый и длинный.

По козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, можно было догадаться, что он не немец, а просто черт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей. Завтра же, с первыми колоколами к заутрене, побежит он без оглядки, поджавши хвост, в свою берлогу.

Черт крался потихоньку к месяцу и уже протянул было руку схватить его, но вдруг отдернул ее назад, как бы обжегшись, пососал пальцы, заболтал ногою и забежал с другой стороны, и снова отскочил и отдернул руку. Однако ж, несмотря на все неудачи, хитрый черт не оставил своих проказ. Подбежавши, вдруг схватил он обеими руками месяц, кривляясь и дуя, перекидывал его из одной руки в другую, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки; наконец поспешно спрятал в карман и, как будто ни в чем не бывал, побежал далее.

Но какая же была  причина  решиться черту  на  такое  беззаконное дело?  

В досужее от дел время местный кузнец Вокула занимался малеванием и слыл лучшим живописцем во всем околотке. 

Кузнец был богобоязливый человек и писал часто образа святых.  Торжеством его искусства была одна картина, намалеванная на стене сельской церковки, в которой изобразил он святого Петра в день Страшного суда, с ключами в руках, изгонявшего из ада злого духа; испуганный черт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель, а заключенные прежде грешники били и гоняли его кнутами, пеленами и всем чем ни попало.

И с той поры черт поклялся мстить кузнецу. И  для  этого  решился украсть месяц, в той надежде, что старый Чуб ленив и не легок на подъем. А в безлунную темноту вряд ли бы удалось кому стащить его с печки и вызвать из хаты. Кузнец же, который был издавна не в ладах с Чубом, при нем ни за что не отважится идти к дочке, несмотря на свою силу.

Таким-то образом, как только черт стянул с небес и спрятал в карман месяц, вдруг по всему миру сделалось темным темно. 

В Диканьке никто не слышал, как черт украл месяц. Правда, волостной писарь, выходя на четвереньках из шинка, видел, что месяц ни с сего ни с того танцевал на небе, и уверял с божбою в том все село; но миряне качали головами и даже подымали его на смех.

Видели затмение старый козак Чуб и его кум Панас, выходившие из шинка.

Чуб поправил свой пояс, перехватывавший плотно его тулуп, нахлобучил крепче свою шапку, стиснул в руке кнут — страх и грозу докучливых собак; но, взглянув вверх, остановился...

—   Что за дьявол! Смотри! смотри, Панас!..

—   Что? — произнес кум и поднял свою голову также вверх.

—   Как что? месяца нет!

Что за пропасть! В самом деле нет месяца.

—   Надобно же было,— продолжал Чуб, утирая рукавом усы,— какому-то дьяволу, чтоб ему не довелось, собаке, поутру рюмки водки выпить, вмешаться!.. Право, как будто на смех... Нарочно, сидевши в хате, глядел в окно: ночь — чудо! Светло, снег блещет при месяце. Все было видно, как днем. Не успел выйти за дверь — и вот, хоть глаз выколи!

…А ведь это была не просто шутка Николая Васильевича Гоголя в повести “Ночь перед Рождеством”: в ней отразились древнейшие представления человека о том, что Луна находится где-нибудь на верхушке ближайшей ели или за холмом, до которого рукой подать.

Лев Толстой о невесомости

Сочинения французского романиста на протяжении многих лет не выходили из поля зрения Льва Николаевича Толстого. «Романы Жюля Верна превосходны! — сказал он известному физику А. В. Цингеру. — Я их читал совсем взрослым и все-таки помню, они меня восхищали. В построении интригующей, захватывающей фабулы он удивительный мастер. А послушали бы вы, с каким восторгом отзывался о нем Тургенев! Я прямо не помню, чтобы он кем-нибудь так восхищался, как Жюлем Верном».

 Дневниковая запись — «Читал Верна» (17 ноября 1873 года) — сопровождается полемическими заметками: «Движение без тяготения немыслимо. Движение есть тепло. Тепло без тяготения немыслимо».

Толстой поделился своими сомнениями в одном из писем: «...меня поразило то место, где они (лунные пилоты – В.Б.), вступив в нейтральный пункт между Луной и Землей, находятся вне закона тяжести, но все-таки двигаются. Как они это делают?.. Ни ноги, ни руки, ни крылья, ни поплавки, ни змеиные позвонки не производят движения. Если они двинутся, то только непосредственным действием воли движения, т. е. чудом...»

Толстой  в чудеса не верил. Под свежим впечатлением романа Жюля Верна он обратился к трудам по физике, но нигде не нашел ответа, действительно ли в состоянии невесомости возможны произвольные движения. 

В письме к А. А. Фету Лев Николаевич заметил: «У Верна есть рассказ «Вокруг Луны». Они там находятся в точке, где нет притяжения. Можно ли в этой точке подпрыгнуть? Знающие физики различно отвечали».

По-видимому, великий писатель так и не нашел разгадки мучившей его проблемы. Жизненный опыт человека, привыкшего к конкретному мышлению, противился умозрительной возможности движений в состоянии невесомости по собственной воле, хотя невесомость саму по себе он, как видно, не отрицал.

Научная Луна

В одном из номеров издававшихся в Москве «Известий общества любителей естествознания» за 1872 год был опубликован популярный обзор известных на то время сведений о Луне. Это была одна из немногих работ о Луне на русском языке, из которой читатель Румянцевской библиотеки Константин Циолковский, 16 лет,  мог почерпнуть необходимые сведения для фантастического описания лунной реальности.  В журнале Русского физико-химического общества в 1873 году была напечатана статья профессора Петербургского университета Ф. Ф. Петрушевского «План физического исследования поверхности Луны».

В своей работе известный русский физик высказывал идеи, которые составили содержание лунных исследований на многие десятилетия вперед.

И эту статью Костя Циолковский читал, еще будучи московским квартирантом. Его очень интересовало, из чего, из какого вещества состоит ближайшая соседка Земли, какие породы составляют лунные равнины и горы?

Петрушевский предлагал провести анализ отражаемого лунной поверхностью света и сравнивать эти данные с тем, как отражают свет различные земные породы. Для этого необходимо выполнить наблюдения по фотометрическим способам и технологиям, которые на ту пору были делом новейшим и сугубо научным. Чем больше яркость, тем лучше отражает вещество падающий на него солнечный свет. А это означает, что окраска такого вещества более светлая.

Кстати сказать, совершая пешую прогулку по Луне ХУ века, лирический герой Данте в «Божественной комедии» и его путеводительница Беатриче обсуждали различия в отражающей способности Луны.

В нашей земной практике мы безошибочно на расстоянии – по одной лишь окраске вещества – определяем светлый песчаный берег реки  от темного чернозема соседнего вспаханного поля. 

Поляризацию света можно обнаружить только с помощью особых оптических установок. Физически это явление означает, что в поляризованном свете волновые колебания происходят только в одном направлении. В то время как в неполяризованном свете волновые колебания совершаются в разных направлениях поперек направления движения луча. 

В том же году, когда Петрушевский опубликовал свою работу, астрономы из наблюдений определили, что вещество лунной поверхности поляризует отражаемый свет. Петербургский физик Петрушевский призывал энтузиастов вести исследования горных пород «как такими, каковыми они встречаются на поверхности Земли, то есть покрытыми лишаями, окислами железа и других металлов, так и в природе над различными породами и почвами, водою и снежными вершинами и даже над лесами и лугами». Такой призыв к активному изучению поверхности Земли как космического объекта не мог не взволновать жадного до научных подсказок сына рязанского  лесничего Циолковского.

Дьявол и Мировая Душа

На берегу подмосковного озера Ломпадного, в помещичьей усадьбе крупного судейского чиновника Сорина Петра Николаевича устроена  летняя эстрада. Живущий в поместье племянник административного лица Треплев Константин Гаврилович, безработный молодой писатель,  написал монологи для авангардного моноспектакля и организовал небольшой постановочный коллектив. Главную роль в декадентской пьесе играет самодеятельная актриса, молодая девушка Нина Заречная, в которую страстно влюблен автор, режиссер и постановщик Константин Треплев.

Действие происходит в самом начале 20 века. Премьера устраивается в теплый летний вечер вскоре после заката солнца.

Вместе с дыханием вечерней влажной свежести открывается занавес. Согласно ремарке автора пьесы «Чайка» Чехова Антона Павловича, «открывается вид на озеро: луна над горизонтом, отражение ее в воде; на большом камне сидит Нина Заречная, вся в белом».

Взор огромных романтических очей девушки направлен в глубину вечного пространства. Она произносит монолог размеренно-напряженным, страстно замедленным речитативом. Ее сопрано пронизано горячей, вулканической духовностью.

Нина: «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, —  словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли...  Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа и  эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно».

Нина Заречная умело держит долгую паузу. Жутью веет от беспросветной мглы над глухим болотом, каковым представляется в густых сумерках озеро Ломпадное замечательной среднерусской летней живописности. Нина продолжает: «Тела живых существ исчезли в прахе, и  вечная материя обратила их в камни, в воду, в облака, а души их всех слились в одну. Общая мировая душа — это я... я... Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки. Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь…Я одинока. Раз в сто лет я открываю уста, чтобы говорить, и мой голос звучит в этой пустоте уныло, и никто не слышит...»Средствами сценографии показываются над озером болотные огни. «И вы, бледные огни, не слышите меня…» - продолжает Мировая Душа в исполнении Нины Заречной. «Под утро вас рождает гнилое болото, и вы блуждаете до зари, но без мысли, без воли, без трепетания жизни. Боясь, чтобы в вас не возникла жизнь, отец вечной материи, дьявол, каждое мгновение в вас, как в камнях и в воде, производит обмен атомов, и вы меняетесь непрерывно. Во вселенной остается постоянным и неизменным один лишь дух».

Изнуренная речевой страстью, Нина делает разрешенную Чеховым паузу – недолгую, еще боевую, азартную. 

«Как пленник, - продолжает Мировая Душа, - брошенный в пустой глубокий колодец, я не знаю, где я и что меня ждет. От меня не скрыто лишь, что в упорной, жестокой борьбе с дьяволом, началом материальных сил, мне суждено победить, и после того материя и дух сольются в гармонии прекрасной и наступит царство мировой воли. Но это будет, лишь когда мало-помалу. через длинный-длинный ряд тысячелетий, и луна, и светлый Сириус, и земля обратятся в пыль... А до тех пор ужас, ужас...»  

«Вот приближается мой противник, дьявол. Я вижу  его страшные, багровые глаза, - заявляет Голос Мировой Души, когда на фоне озера показываются две красных точки. Озвучивающая Голос Нина Заречная, молодая прекрасная девушка,   дочь крутого помещика-мракобеса, продолжает: - Он скучает без человека».

Матушка автора-постановщика, начинающего писателя Треплева "заводится" при упоминании дьявола. Она бросает ироническую реплику насчет того,  что присутствующий среди зрителей врач  Дорн снял шляпу перед дьяволом, отцом вечной материи.

Сын известной актрисы Аркадиной взрывается истеричным возмущением: - Пьеса кончена! Довольно!  Занавес! - Треплев даже топает ногой: - Занавес! Виноват! Я выпустил из вида, что писать пьесы и играть на сцене могут только немногие избранные. Я нарушил монополию! Мне... я.... - Молодой талант хочет еще что-то сказать, но согласно ремарке автора пьесы Чехова, машет рукой и уходит из центра сцены и зрительского восприятия влево.

Содержание

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
© Вячеслав Бучарский
Дизайн: «25-й кадр»