«Разведчик лунных берегов»

Глава 9. Эффекты шестикратности

Физические опыты

После игр под сенью садовых кленов и лиственниц перешли на подворье через проход с калиткой между конюшней и курятником. Из окошка в глинобитной стене слышалось фырканье и копытный перестук ломовой лошади. А в курятнике хлопал крыльями и звонко кукарекал петух.

В Боровске учитель геометрии снимал для жизни семейства и собственно научных занятий и опытов квартиру в верхнем этаже полукаменного дома овощевода-чесночника Баранова. Вот и на Луне дом-база оказался очень похожим: двухступенчатый, низ каменный, а верх был связанный из сосновых бревен, со светелкой и с пятью окнами, с кружевными наличниками по фасаду, под кровлей из осинового лемеха.

В лабораторной комнате на стене возле книжного шкафа висело охотничье кремниевое ружьё. Сняв его, Константин открыл полку для пороха. Заглянул в гладкий ствол. Потом достал из маленького шкафа порох и пули.

— Я насыплю пороху на подоконник, — сказал он физику. — А ты, пока солнце высоко, сыпь пороху и наведи фокус зажигательного стекла... Ага, вишь ты, огонь пыхнул, взрыв бахнул, хотя и бесшумный.

Вышли с ружьем на широкое крыльцо базы. Физик предложил Константину, у которого глаза блестели охотничьей страстью:

— Можешь выстрелить. Не забудь только надеть пистон. Удар курка заменит узел лучей от линзы.

Бородач Павел, потомственный охотник, тоже загорелся азартом экспериментирования.

— Сначала давай установим ружье вертикально, чтобы пулю после взрыва отыскать поблизости, — сказал он, вытирая зажигательную линзу об рукав пальто.

Вспышка, слабый звук, легкое сотрясение почвы.

— Где же пыж? — воскликнул геометр Константин. — Он должен быть тут, поблизости, хотя и не станет дымить!

— Пыж улетел вместе с пулей и вряд ли отстанет от нее, — решил физик. — На Земле атмосфера мешает пыжу поспевать за свинцом, а на этой планете все по Галилею: пух падает и вверх летит аки камень, с тою же стремительностью.

— Чудеса: после выстрела прошло три минуты, а пули нет? — удивлялся геометр.

— Подождем еще пару минут. Должна же она, согласно закону всемирной физики, вернуться! — отвечал Павел.

Действительно, через указанный приблизительно срок испытатели ощутили легкое сотрясение почвы и увидели прыгающий невдалеке пыж.

— Где же заряд? Ведь не пакли клок сотрясение произвел! — удивлялся Константин, сжимая кулаки и сдавливая ими друг друга.

— От удара пуля, вероятно, накалилась да расплавилась, а мелкие дрызги, может быть, полетели на все четыре стороны лунного пространства!

Поискав кругом, исследователи в самом деле нашли несколько мельчайших дробинок из пропавшего снаряда.

— Как долго летела пуля!.. На какую же высоту она должна подняться? — спросил учитель математики.

— Да верст на семьдесят, — оценил сельский физик из Тарусы. — Эту высоту создают малая тяжесть и отсутствие воздушного сопротивления.

В кабинете на длинном лабораторном столе рядом с книжным шкафом возвышалась подобная стеклянному дворцу электрофорная машина с блестящими шариками из чугуна. Рядом, как лачуга бедняка, располагалось шведское магнето с разбегавшимися тропинками-проводами. Тут же были сушильные салазки для световых изображений на дагерротипных пластинах. Нашлись на столе ящик с блестящими шариками и узкая коробочка с цыплячьими перышками. На лиственничном, выскобленном до янтарной светимости подоконнике незашторенного окна были разбросаны электропровода.

Физик Павел предложил геометру Константину:

— Ты бери перышки цыплячьи, а я возьму несколько шариков. Устроим-ка старику Галилею проверку: будем целиться шариком и комочком из перьев вон в тот камень красного гранита...

Легчайший волан, который метнул геометр, не встречал никакого сопротивления — воздушного или газового. Но, словно бы увлекаемый сильным вихрем, даже немного опередил чугунный шарик, брошенный физиком.

Планерка

В третий по-земному день исследователи проспав часов восемь, снова собрались на прогулку.

Геометр Павел рассказал другу-физику сон, который пригрезился сразу после засыпания. Будто бы явился в комнату немецкий геометр и астролог Иоганн Кеплер, аспирант Карлова университета в Праге с толстой книги под мышкой. Это был тот самый том, что обнаружили пришельцы в книжном шкафу рядом с тренажером.

Кеплер был невысокого росту, щуплый, с впалыми щеками и длинными густыми бровями, сходившимися как орлиные крылья, к переносью длинного и костистого носа. Он был без парика, в небогатом камзоле с чугунными пуговицами и в сборчатом накрахмаленном воротнике — брыжах, которые являли собой как бы меха гармоники из белой бумаги, обернутые вокруг длинной худой шеи геометра. Литературным и вполне современным слогом русской речи немецкий астролог рассказал. как в молодые годы. Будучи аспирантом профессора Тихо Браге в Карловом университете он купил и взахлеб прочитал две замечательбные древние книги сочинение Плутарха «О видимом диски Луны» и «Икароменипп» Лукиана.

В 1593 году, еще будучи студентом, Иоганн Кеплер начал писать фантастический рассказ для популяризации коперниковой астрономия. Молодого автора воодушевляла идея относительного движения небесных тел. Наблюдатель на Луне так же не замечает ее движения, как и земной наблюдатель, которому кажется неподвижной его планета.

Через несколько лет Кеплеру попадается книга Плутарха «Об облике Луны», и он в дальнейшем переводит текст с греческого на латинский язык, пытаясь воспроизвести проблемы, имевшиеся в дошедшем до того времени экземпляре сочинения.

Летом 1609 г., еще до того как Галилей направил на Луну свой телескоп, Кеплер написал на основе своего юношеского сочинения рассказ о путешествии человека на Луну — одно из первых произведений того жанра, который мы называем научной фантастикой.

Кеплер не забывает о своей работе и позже. В 1621 году он снова возвратился к своему рассказу, дополняя его в течение многих лет комментариями, в несколько раз превышающими основной текст по объему.

В повествовании художественный вымысел и фантастика причудливо переплетаются с действительными событиями. Рассказ ведется от первого лица. Лирический герой из Исландии по имени Дуракотус загорелся желанием написать о некоторых необыкновенных событиях, пережитых в юные годы. Подтолкнула героя к жизнеописанию весть о смерти колдуньи Фиолксильды, его матушки.

Она познакомила сына с одним из демонов. Старый горбун с седой бородой по пояс рассказал о своих путешествиях па Луну, которую он называл Леванией (у древних семитских народов Lebana — Луна).

Демон Витольдус сообщил, что расстоянии от Земли до Левании примерно 60 земных радиусов.

Путешествие на Леванию возможно только во время затмения: передвигаясь в конусе тени, отбрасываемой Землей, демонам удается спастись от космических факторов, в первую очередь от палящих лучей Солнца.

Иногда демоны берут с собой и людей, но для человека такое путешествие очень трудно и опасно для жизни.

Первое ощущение от полета человеком переносится с трудом, потому что космический путешественник искривляется и выворачивается наизнанку, как бы выстреленный из пушки. Поэтому нужно предварительно усыпить его зельями и удобно расположить, чтобы удар ускорения распределился равномерно по всему телу. Затем появляются новые трудности жизнеобеспечения: ужасный холод и проблема дыхания.

Когда наступает положенное время, телесная масса сама движется к назначенному месту. Но такое самопроизвольное движение не очень полезно, так как происходит слишком медленно. Поэтому демоны подгоняют тела усилием воли и затем обгоняют, чтобы перемещаемый не ушибся при очень сильном толчке о Луну...

Прибыв на Луну (на поверхность Левании), «космонавт» должен остерегаться как жарких лучей Солнца, накаляющего ее поверхность в течение лунного дня, так и ужасного холода в период лунной ночи. Эти же проблемы беспокоят и лунных аборигенов, в существовании которых, автор повести «Сон» Кеплер нисколько не сомневался. Местным жителям приходится прятаться в лунных ущельях и пещерах. Поверхность Луны, по мнению Кеплера, настолько неровна, что лунные горы не только относительно, но и абсолютно выше земных. И эти строки писались до того, как Галилей в первый раз направил свой телескоп на небо!

Геометр и физик позавтракали в кухне на первом этаже лунной базы и после того вышли на прогулку. Солнце поднялось выше и пекло изрядно, а почва, прогревшись, уже не обдавала холодом. Пора было принять меры предосторожности, так как пришельцы не сомневались, что еще до полудня оба превратятся в хорошо пропеченное жаркое.

Обсуждали дальнейшую программу пребывания на незнакомой планете. Планы выдвигались разные.

— Несколько дней можно прожить на подворье, в погребе, — предлагал Павел, — но нельзя ручаться, что к лунному вечеру, то есть часов через двести пятьдесят, жара не проникнет через толщу грунта, ведь погреб недостаточно глубок. Кроме того, осточертел уже этот дом со светелкой, но без элементарных удобств. Ни ванны с горячей водой, ни клозета с унитазом... Ты извини, однако скучно уже!

— Да, с водой в этом мире плоховато, — согласился Константин. —Однако терпеть скуку и неудобства в лунном доме предпочтительнее, чем спасаться от солнечного жара. Корчась в погребе. Может быть, в нашем положении, стоит поискать ущелье поглубже? Заберемся туда и проведем в приятной прохладе остаток лунодня и часть лунной ночи. Это гораздо веселее и поэтичнее. А то — погреб!.. Загонит же человека нужда в такое место!..

Прошло еще несколько часов, в продолжение которых исследователи успели поесть, отдохнуть и поговорить еще о гимнастике на Луне и о том, какие чудеса могли бы произвести здесь земные акробаты.

Впрочем, дальше медлить уже было нельзя: жара стояла адская. За порогом базы в освещенных местах каменная почва накаливалась до того, что пришлось подвязать под сапоги довольно толстые деревянные дощечки. Захватили зонтики, провизию в закупоренных ящиках и бочках; на плечи накинули шубы, которые могли пригодиться и при излишнем тепле, и при излишнем холоде.

При шестикратно уменьшенной тяжести корзины с грузами вовсе и не давили на плечи. Второпях они роняли стеклянную и глиняную посуду. Глина разбивалась на мелкие черепки, а стекло оставалось целехоньким — так слаба была тяжесть.

Вспомнили о лошади в конюшне. Выпустили ее на подворье, хотели запрячь в телегу. Однако несчастная ломовая кобылка гнедой масти как-то вырвалась из рук и сначала помчалась быстрее пыжа из ружья, кувыркаясь и ушибаясь, затем, не сообразив силы инерции и не успев обогнуть встретившуюся на пути каменную глыбу, разрушилась об нее в куски и клочья.

Набежали мухи. Насекомые эти не могли летать в безвоздушном пространстве надземной стороны Луны, а только высоко и далеко прыгали, по крайней мере, на пол-аршина. Мясо и кровь гнедухи сначала замерзли, а потом высохли.

... Итак, захватив все необходимое, с огромными плетеными корзинами на плечах, закрыв двери, окна и ставни дома, чтобы он меньше прокалился и пострадал от высокой температуры, заставив щитами из осиновых досок витражи светелки, исследователи отправились поискать подходящее ущелье или пещеру.

В пути их поражали резкие перемены температуры: места, давно освещенные Солнцем, обдавали жаром — как из раскаленной печи. Геометр и физик делали марш-броски, чтобы скорее миновать пекла. Освежались и отдыхали где-нибудь в тени, бросаемой большим камнем или скалой.

Однако подолгу рассиживаться не приходилось, холод в тени быстро напоминал о шубах, упакованных в корзинах. Да и укромные места за каменными глыбами были ненадежны: двигавшаяся под Солнцем поверхность планеты прогревалась и в местах тени и холода.

Разведчики знали это и искали ущелье, где Солнце хотя и будет светить, но недолго и, стало быть, не успеет накалить камни. К тому же ущелье должно быть глубоким, ведь чем сильнее будет припекать Солнце, тем ниже нужно спускаться.

Приют в ущелье

В распадке между зубчатыми грядами отыскали разлом со стенами, почти отвесными. Видно было только начало стен — оно казалось чернее ваксы и представлялось бездонным. Атлеты обошли теснину и нашли туда пологий спуск, ведший, как им показалось, в самый ад.

После нескольких благополучных шагов тьма сгустилась, и впереди ничего не было видно; идти далее казалось ужасным, да и рискованным... Исследователи вспомнили, что захватили электрическую лампу: свечи же и факелы на поверхности Луны невозможны...

Засиял свет и моментально осветил ущелье сажен в двадцать глубиной; спуск был удобным. Ущелье оказалось довольно тесным. Геометр Константин вспомнил французского фантазера Жюля Верна и его шахту-пушку под названием «Колумбиада». Вырытая в штате Флорида в Соединенных Штатах пушка шарахнула кораблем-снарядом в адрес Луны.

Густую черноту стен физик Павел объяснил тем, что во-первых, оно лежит в тени и лучи от освещенных окрестностей и высоких лунных гор не проникают туда; во-вторых, ущелье не освещается сверху рассеянным атмосферным светом, поскольку воздушной шубы у Луны, как оказалось, в самом деле не было.

По мере того как спускались по каменным глыбам, хватаясь за пыльно-шлаковые стены, температура в лунной «Колумбиаде» понижалась, но менее 15 градусов по Цельсию не было. Выбрали удобное, ровное местечко, на площадке под карнизом. Раскинули шубы — бобровую и енотовую, одеяла из овечьей шерсти, пуховые подушки. В скальном камине оборудовали пищеблок: установили самовар и штабелек из еловых щепок, по камням глиняные горшки расставили — с консервированными запасами плова и гречневой каши с тушонкой.

Но что это? Не наступила ли ночь?.. Заслонив лампу рукой, геометр глядел на клок темного неба и на многочисленные звезды, сиявшие довольно ярко.

Однако физик по своему карманному, в серебряном корпусе, хронометру определил, что времени прошло немного, так что Солнце еще не могло закатиться.

Ах! Неловкое движение Константина — и электрическая лампа со свечой Яблочкова оказалась разбита, хотя каолиновый мостик между электродами продолжал светиться даже сильнее. Будь такое на Земле, мостик сейчас же перегорел бы в воздушном кислороде.

Константин с любопытством дотронулся до прибора Яблочкова; керамическая крошка стряхнулась — и все погрузилось в абсолютный мрак. Физик и геометр не видели друг друга, только на высоте были чуть заметны края ущелья, да длинная узкая полоса черного свода засветилась еще большим количеством звезд.

Не верилось, что день в разгаре. Константин не мог утерпеть, с трудом отыскал запасную лампу «русского света», замкнул электрический ток от элементов Лекланше и пошел вверх... Светлее и теплее... Свет ослепил его; электрическая лампа будто потухла. Да, лунный день и солнце, и тени все там же. Жарко! Скорее назад.

...От нечего делать исследователи спали «во глубине руд», как сурки. Много читали. Электрическая свеча с большим запасом батарей позволяла листать астрономические справочники, а также книги Плутарха, Лукиана, Данте, Коперника, Кеплера, которые разыскали в кедровом книжном шкафу в «Лунном доме».

В ущелье температура не менялась, нора, где прятались пришельцы с Земли, не нагревалась.

Утром четвертого по-земному дня геометр и физик вышли из ущельного убежища, отыскали тенистое местечко и наблюдали кажущееся движение Солнца, звезд, планет и большого над Луной месяца, который, сравнительно с земным месяцем, был то же, что арбуз относительно яблока.

Солнце двигалось почти наравне со звездами и лишь едва заметно от них отставало. Такое и с Земли замечается. Исследователи мирового пространства вспоминали точки зрения Аристотеля, Плутарха, Птолемея, Тихо Браге, византийскую астрологию, сравнивали и убеждались в правоте коперниканского учения.

Луномесяц, то есть родимая планета Земля, стоял совершенно неподвижно и не был виден из ущелья, о чем пришельцы очень тужили. Ведь из темноты шахты они могли бы наблюдать небо как ночью, до которой было еще далеко. Жалели, что сразу не выбрали такой провал, из которого можно было бы видеть и Землю в лунном небе, но теперь уже поздно!..

Приближался полдень; тени перестали укорачиваться; антимесяц имел вид узкого серпа, все более и более бледневшего, по мере приближения к нему Солнца.

Земля среди звезд — арбуз, Солнце — золотое яблоко, только не зашло бы яблоко за арбуз, не случилось бы солнечного затмения!

На Луне оно составляет частое и грандиозное явление. Тень Земли покрывает или всю Луну, или, в большинстве случаев, значительную часть надземной луны. Субвольвы.

Вспоминали приступы солнечных и лунных затмений, которые переживали в земной молодой поре жизни — Павел, 1845 года рождения, — в Петербурге и в уездном городе Корчеве Тверской губернии. Константин, в 1857 году родившийся в селе Ижевском Рязанской губернии, в пору репетиторского бизнеса в Вятке и в Рязани.

В Боровске Калужской губернии, где преподавал математику, геометр мог бы наблюдать солнечное затмение совсем недавно — в августе 1887 года.

...Серп Земли стал еще уже и наряду с солнцем едва заметен... Вот серп антимесяца совсем сделался не виден.

Исследователи вылезли из ущелья и глядели на Солнце через темное стекло...

Вот как будто кто-то с одной стороны светила приплюснул невидимым гигантским пальцем его светящуюся массу. Была видна уже только половина Солнца.

Наконец исчезла последняя его частица, и все погрузилось во мрак хаоса. Набежала огромная тень и прикрыла местность с ущельем.

Но слепота быстро исчезает: пришельцы видели антилуну и множество звезд.

Планетарий Коперника

Это был не земной месяц — серп; лунный месяц имел форму темного круга, охваченного великолепным багровым сиянием, особенно ярким, хотя и бледным с той стороны, где пропал остаток Солнца.

Пришельцы видели цвета зари, которыми еще неделю назад любовались с Земли. И окрестности антилуны были залиты багрянцем, как бы кровью...

Тысячи людей глядели в это же время с Земли невооруженными глазами и через подкопченные стекла на земной месяц, наблюдая полное лунное затмение...

«Родные очи! Видите ли вы нас?..- рыдающим стоном вырвалось из глубины груди геометра Константина.

Пока со слезами на глазах геометр и физик взирали на покинутый мир, красный венок огромного антимесяца — Вольвы — становился равномернее и красивее.

Вот в середине затмения тень Левании, то есть Луны накрыла весь круг Вольвы, то есть Земли. Вот одна сторона его, противоположная той, куда двинулось Солнце, побледнела и посветлела... Вот она делается все блестящее и принимает вид брильянта, вставленного в рдяный перстень...

Брильянт превратился в кусочек Солнца — и венец невидим... Ночь переходит в день — и оцепенение пришельцев пропало: прежняя картина предстала перед их глазами... Геометр и физик оживленно дискутировали.

— Да, да, как чудесна повесть-сон Кеплера о приключениях мага Дуракотуса на Луне! — умилялся Константин. — Всю планету-спутник немецкий геометр вослед за греком Плутархом предлагал именовать Леванией. Видимый с Левании образ Земли за вертлявость называл Вольвой. Видимую сторону Луны он находил благодатной из-за постоянной освещенности земным сиянием и называл Субвольвой, то есть «Под Землей Находящейся», — вспоминал Константин. — Лишенную благодатного земного света обратную сторону Кеплер называл Привольвой, от латинского слова «приватизация», захват собственности...

Константин констатировал, что они правильно выбрали тенистое местечко на Луне, чтобы наблюдать родную планету. А Павел вопрошал повелительно: «Каким это образом из тени мы сможем наблюдать за Солнцем?»

Геометр горячился: «Не все тенистые места холодны и не все освещенные места накалены!»

Физик соглашался, что, действительно, температура почвы на Луне, главным образом, зависит от того, сколько времени Солнце нагревало это место. Так что в самом деле возможны парадоксы.

Есть пространства, только несколько часов тому назад освещенные Солнцем и бывшие до того времени в тени. Они, такие места, как правило, там, где есть скалы и крутые горы, бросающие тени. Будучи освещенными, так что с них можно видеть Солнце, они пребывают холодными с точки зрения жизнеобеспечения.

«Прежде чем их отыщешь и дойдешь до них, — уже без иронии ворчал физик, — пропечешься, как поросенок — не спасет и зонтик».

...Пришельцы, заметив множество камней в своем ущельном убежище, ради удобства и отчасти моциона решили кое-какие валуны транспортировать наружу — именно те, которые еще не успели нагреться. Перед входом в нору они застелили каменюгами некоторую открытую со всех сторон площадь и тем защитили свои тела от жары.

Теперь исследователи свободно и в любое время могли вскарабкаться наверх и, восседая в центре каменной груды, комфортно и торжественно наблюдать звездный свод.

" А ежели камни прогреются, — убеждал задумчивого физика оптимист-геометр, — мы натаскаем новых, эвон их тут сколько да еще в окрестностях! И силенок стать не занимать: каменюги-то на этой планетке вшестеро облегченней, чем на Земле-матушке".

Тотчас после затмения пришельцы занялись определением широты местности Луны, на которой они находились. Выходило, что устроились они на экваторе Субвольвы, где то в Океане Бурь.

Снова дом отдыха

Пять земных суток пребывания геометра и физика на Луне отсчитали их биологические хронометры, выверенные по звездному времени; тоже показали и оставшиеся на постоялом дворе ходики — чикуши. Ранним лунным утром бескалендарного дня пришельцы с Земли попали непонятным образом на планету-спутник, Это произошло в сорок восьмом часу от начала лунных суток по солнечному времени.

Это, между прочим, объясняло, почему, впервые выйдя поутру с базы во двор, они нашли почву очень холодной. Лунная поверхность к тому времени не успела еще прогреться, будучи страшно охлаждена предшествующей двухнедельной ночью.

Вернувшись же на базу после отсидки в расселине, атлеты обнаружили, что стены, ставни, наличники и прочие деревянные части дома, а также конюшни и курятника, заметно обуглились под действием жесткого свечения Солнца.

На дворе пришельцы нашли обломки разорванной давлением пара бочки с водой, которую, закупорив, неосторожно, оставили на солнечном припеке. Следов воды, конечно, не было: она улетучилась без остатка.

У крыльца блестели осколки стекла от фонаря, оправа которого была сделана из легкоплавкого металла. Крепь потекла, и стекла полетели вниз.

В доме повреждений было меньше: защитили толстые стены. И в погребе все оказалось целехонько.