«Разведчик лунных берегов»

Глава 16. Лунные сенсации

Прощание с «Леванией»

Температура на поверхности Луны все повышалась, и бороться с космической жарой было все труднее. Астронавты решили возвращаться на орбитальную станцию «КЭЦ-2017». Они выбрали ровное место, часть горы, поднимающей под уклоном в 10–20 градусов. На ней поставили ракету, заперлись в ней и привели в действие стартовый двигатель.

— Прощай, Луна! — воскликнул Норденшельд, посматривая в окно. Командир Иванов был чрезвычайно сосредоточен. А Фиалковская даже прослезилась и размазывала прощальную влагу по щекам, покрытым защитным кремом.

Сначала катились по горе, потом стартовали с поверхности и помчались в эфирном пространстве кругом Луны.

Включили маршевый двигатель. Набрав скорость спутника Луны, луноход-ракета за пару часов совершила полный оборот.

В иллюминаторах астронавты сначала видели обратную сторону Луны: море Москвы, кратеры Гагарин, Цандер, Королев, огромное космическое око — кратер Циолковский со зрачком — горкой посредине. Потом открылась видимая с Земли половина Луны. Отчетливо- прекрасно были видимы моря, заливы, болота и озера — как бы в телескоп, приближающий в тысячу раз.

Луна была громадна, занимала треть небесного круга и казалась выгнутой, как круглая чаша. Отчасти она напоминала Землю на расстоянии тысячи верст от ее поверхности.

Была, однако, и разница. Луна казалась мертвее, однообразнее вследствие отсутствия газовой дымки атмосферы, облаков, воды и снегов, растительности.

В иллюминатор видна была и родимая Земля. Она имела вид Луны, только с диаметром в 2 градуса, т. е. вчетверо больше, чем у Солнца.

Покружившись несколько часов кругом Луны, Иванов снова запустил маршевый двигатель и луный модуль помчался к базе — орбитальной станции «Мир — 2017».

Когда в расчетное время уже должна была показаться большая ракета с оранжереей, астронавты стали вглядываться в зрительные трубы и не находили свой космический островок. Все трое даже пришли в отчаяние.

Выручил многогранник из особо прозрачного посеребренного кварцевого стекла, способный отбрасывать солнечный свет на тысячи верст. На орбитальной базе наблюдатели с восторгом обнаружили его блеск. Космонавтам на лунный модуль послали ответные сигналы лазерным лучом. По нему Иванов сориентировался и включил двигатели ориентации. Через пару часов земного времени Фиалковская первой разглядела в звездной пустоте орбитальную станцию-базу, оранжерея которой за время лунных странствий еще более укрупнилась.

Космическая телеграмма Земле

Свидание было радостное. По возвращении Иванов и его экспедиционеры заявили категорически, что должны прежде всего подкрепиться и отдохнуть после перелетных треволнений. А через несколько часов все трое давали на пресс-конференции подробный отчет о своих приключениях. О технических подробностях экспедиции рассказывал командир Иванов. Норденшельд доложил результаты обмеров лунных участков, находящихся в собственности земных богачей, красавице Марии Фиалковской поручили показ и комментирование собранной коллекции минералов и драгоценных камней. В особенный восторг все участники конференции пришли, когда увидели огромные алмазы чудной игры.

Для Земли члены лунной группы составили телеграмму о приключениях на Луне. Вот ее текст:

«Мы вполне благополучны и счастливы. Находимся на борту базы «КЭЦ», движущейся по орбите Земли. Трое из нас успели побывать на Луне, сделать круголунное путешествие и собрать образчики лунных горных пород.

Не видимое до 1959 года землянами полушарие Луны, которое древний философ Плутарх называл «Елисейскими полями», а Кеплер «Привольвой», ничем существенно не отличается от видимого. Сила притяжения на обратной стороне такая же, как и на видимой с Земли стороне Луны. Единственное там море по площади менее изученных классической астрономией. Атмосферы и воды — нет. День и ночь в 30 раз длиннее, чем на Земле, ночью холод доходит до минус 250 градусов, а днем жара — до 100–150 градусов тепла.

Обыкновенных растений — с корнями, неподвижных, не найдено. Но живой мир как будто бы есть. Лунных обитателей можно принимать или за движущиеся кустарники, или за животных вроде прямостоячих ежей с хлорофиллом в иглах. Нам показалось, что они способны питаться неорганической пищей.

Луна покрыта бесчисленными трещинами всяких размеров. В их глубине температура постоянная, в экваториальных областях она доходит до плюс 25 градусов Цельсия. Лунные животно-растения (мы их называли «кустоежиками») скрываются и спасаются в них от жара и холода. Собрать образчики живого мира не удалось...

Не встречали на пути разумных сооружений: зданий, машин, мостов.

На обратной стороне Луны никогда не бывает видна Земля; там чудные ночи благодаря бесчисленному множеству видимых разноцветных звезд.

Звезды видны и при Солнце и при месяце-Земле.

Луна есть мир, совершенно неподходящий для жизни человека вследствие отсутствия воды, воздуха, а главное — вследствие громадной разности температур дня и ночи, доходящей до 400 градусов по Цельсию.

Мир неорганический богат минералами, драгоценными камнями, легкими неокисленными металлами и их сплавами, которые найдены в глубине ущелий. Горы, возвышенности и низменности состоят из гранитов, сиенитов, базальтов, вообще из вулканических пород, известных Земле.

Тяжелых и драгоценных металлов нашли немного; алмазных россыпей такое обилие, что Земля может опасаться падения цен на бриллианты.

Вулканической деятельности не замечено. Горные обвалы нередки. Болиды, ударяющиеся о поверхность Луны, производят массу ослепительного света и целый фейерверк искр.

Есть заря, зависящая от освещения местностей отраженным многократно светом горных вершин«.

...Телеграмма эта на Земле принята была восторженно; многие пожалели о том, что Луна не может быть обитаема людьми. Приуныли и владельцы драгоценных камней, даже составили «Общество против реактивных приборов». Другая часть богатых людей, напротив, направили значительную часть своих капиталов на производство реактивных приборов, в надежде на торговлю алмазами и другими лунными товарами.

Небогатые красавицы лукаво поглядывали на гламурных львиц. Сообщение об алмазах и драгоценных камнях произвело сенсацию между олигархами всех стран. Цены на драгоценности заметно понизились.

В общем, у людей это первое посещение чуждой планеты породило великое воодушевление, смелость и надежды. Все же Луна может быть полезна для человечества!..

Честь космиста

В начале 1918 года в Калужской губернии утвердилась Советская власть. Циолковский встретил революцию трудящихся с большими надеждами. Как мыслитель, он имел социалистическую ориентацию. То есть признавал, что переустройство гражданской и экономической разрухи в бывшей Российской империи, потерпевшей поражение в Первой мировой войне, необходимо и возможно только в условиях мобилизационного социализма. Узнав об организации в Москве Социалистической Академии общественных наук, ученый послал туда автобиографию и предложил вниманию Ученого совета план будущей монографии «Социалистическое устройство человечества». Калужский учитель надеялся, что его мысли могут повлиять на новых законодателей при подготовке разумных социальных законов.

В августе 1918 года Социалистическая Академия приняла предложения известного ученого-космиста из Калуги и протоколом № 6 от 5 августа 1918 года К. Э. Циолковского признали членом-корреспондентом Академии с назначением ему ежемесячного содержания в 300 рублей.

Циолковский поблагодарил за избрание и просил дать ему возможность работать в Калуге, где он в спокойной обстановке будет более полезен академии. «Точильный камень не может резать, но сам навастривает все режущие инструменты. Может быть, и мне суждено сыграть эту роль между людьми», — писал он.

Новая губернская власть, профсоюзного типа Ассоциация натуралистов и Калужское «Общество по изучению природы и местного края» — КОИПМК — оказывали посильную поддержку известному естествоиспытателю.

В 1920 году в издании КОИПМК была отпечатена в калужской типографии напротив Троицкого собора отдельной книгой тиражом в 200 экземпляров научно-фантастическая повесть «Вне Земли», которую Циолковский начал писать еще в 1896 году. Несмотря на малотиражность, эта пророческая книга вскоре стала известна в Европе и с разрешения калужанина-автора была издана в Вене на немецком языке.

Продолжая заниматься исследованиями в области межпланетных сообщений, в 1921 году Циолковский начал писать работу «Распространение человека в космосе». В этой рукописи, оставшейся незаконченной, космический философ рассматривал различные возможности и способы получения межпланетным кораблем космических скоростей.

В ноябре 1921 года был утвержден Протокол № 776 заседания малого Совнаркома, в котором отдельным пунктом значилось: " В виду особых заслуг изобретателя, специалиста по авиации К. Э. Циолковского в области научной разработки вопросов авиации, назначить К. Э. Циолковскому пожизненную пенсию в размере 500.000 р. в месяц с распространением на этот оклад всех последующих повышений тарифных ставок«. В числе утверждающих была и подпись Председателя Совнаркома В. И. Ульянова (Ленина).

Генуэзская конференция

1918 г. Мировая бойня, вспыхнувшая в 1914 г., заставила искать новые средства для борьбы с противником. Поэтому не случайно в 1918 г. кайзеровский офицер Рудольф Небель, пилотируя самолет-истребитель, запустил с него по объектам противника две построенные им небольшие ракеты.

Рудольф Небель (1894-1978) — один из пионеров ракетной техники. Родился в Германии. В 1919 году окончил Высшую техническую школу в Мюнхене. В годы Первой мировой войны был военным летчиком. Запускал пороховые ракеты с самолета.

Поражение Германии в мировой войне затормозило развитие новых видов немецкого оружия. Согласно V разделу Версальского мирного договора артиллерия будущей Германии могла иметь не более 204 полевых орудий калибра 77 мм с комплектом снарядов к каждому не более 1000 и 84 полевые гаубицы калибра 105 мм с боекомплектом не более 800 снарядов. Но лазейку в любом договоре при желании все же можно найти. И она нашлась — ведь производство, хранение и применение ракет (а они в договоре не были оговорены как боеприпасы) не были категорически запрещены.

1920 г. В бывшей русской столице Петрограде работала большая группа людей, ставшая со временем цветом советской науки,— академиками и профессорами. А. Ф. Вальтер, В. Н. Кондратьев, Н. Н. Семенов, Ю. Б. Харитон и многие другие начинали свою научную деятельность в Петрограде под руководством академика Абрама Федоровича Иоффе. Учениками Иоффе были многие впоследствии знаменитые пионеры ядерной физики — И. В. Курчатов, Л. А. Арцимович, А. И. Алиханян, А. И. Алиханов.

Неугомонного пенсионера из Калуги Циолковского, несмотря на голодуху и «мышиную» бедность, интересовало все новое. И чутье не изменило ему: проблемами увеличения тяги реактивных двигателей и скорости ракетного полета заинтересовались физики.

Бережно хранил Константин Эдуардович заметку, появившуюся в газетах в январе 1920 года. Она сообщала, что в Петрограде организуется Комиссия по изучению атома с приданным ей вычислительным бюро. «Уже теперь,— читал Циолковский,— когда граница еще закрыта, русские ученые должны как можно дальше продвинуться к решению поставленной задачи. Слишком важно для России, чтобы на Западе знали, что творческие силы страны не исчезли, несмотря на разруху, вызванную войной, на голод, холод, блокаду...»

Любая информация о том, что, несмотря на тяжелейшие условия тех далеких лет, наука в России не стояла на месте, была для Циолковского, да, разумеется, не только для Циолковского, могучим источником поддержания моральных сил. За трудностями разрухи вследствие поражения царской России в мировой войне, передовым ученым виделся яркий свет прекрасного будущего. Они понимали — во имя этого будущего надо работать во что бы то ни стало.

Не случайно первые сообщения об интересе советcких физиков к тайнам атома поступили именно из Петрограда. Здесь располагались учреждения Академии наук, впоследствии перебазировавшиеся в большинстве своем в Москву.

В 1920 году профессор Роберт Годдард из штата Массачусетс опубликовал в трудах Смитсонианского института небольшую брошюру «Метод достижения крайних высот».

В этой работе теоретик Годдард в начале 20-х годов развивал ту же мысль, что и в 1903 году изобретатель-практик Циолковский. Американский ученый предлагал воспользоваться ракетой для исследования верхних слоев атмосферы.

Нельзя не указать на сходство мыслей ученых, нельзя не подчеркнуть, что, подобно исследованию Циолковского, опубликованному в 1903 году в журнале «Научное обозрение», работа Годдарда прошла почти незамеченной.

Циолковский в 1924 году послал Годдарду 10 экземпляров своей брошюры «Ракета в космическое пространство», но Годдард никогда не упоминал имени Циолковского.

1922 г. Константин Эдуардович вырезал из калужской газеты «Коммуна» корреспонденцию о международной конференции в Генуе в апреле 1922 года, где устанавливались дипломатические отношения с капиталистическими странами.

«— Что может дать Генуэзская конференция русским ученым? » — спрашивали журналисты.

— Усиление общения с мировой наукой,— ответил корреспондентам академик П. П. Лазарев.— Последние четыре года научные работники России были отрезаны от Западной Европы и Америки. Зарубежная литература попадала к ним эпизодически, случайно«.

И действительно, вскоре после Генуэзской конференции в России стало известно об опытах Эрнста Резерфорда, бомбардировавшего в июне 1919 года альфа-частицами азот и превратившего его в кислород.

1923 г. Иначе сложилась судьба книги Германа Оберта «Ракета в мировое пространство». Изданная в 1923 году в Мюнхене, эта книга, как отмечал известный немецкий историк ракетостроения Вилли Лей, «по какой-то непонятной причине распространилась очень широко».

Циолковский узнал о ней осенью 1923 года из небольшой заметки в «Известиях», озаглавленной «Неужели это не утопия?». Такое не раз приходилось переживать старому ученому: о его работах ни слова.

В защиту приоритета Циолковского выступила Ассоциация натуралистов. «Известия» напечатали ее протест. Председатель ассоциации А. П. Модестов, ссылаясь на работу Циолковского 1903 года «Исследование мировых пространств реактивными приборами», в которой самоучка из Калуги во многом опередил других ученых, писал: «Печатая эти справки, президиум Всероссийской ассоциации натуралистов имеет целью восстановление приоритета т. Циолковского в разработке вопроса о реактивном приборе (ракете) для внеатмосферных и межпланетных пространств».

«Птица» в черной крылатке

Плащ с застежкой в виде двух львиных голов до сих пор хранится в Доме-музее ученого в Калуге. Вскоре после смерти Циолковского одна из центральных советских газет заявила по поводу прозвища ученого- самоучки «Птица»: «Происхождение прозвища об’яснялось не столько авиационными опытами Константина Эдуардовича, сколько его старомодной, развевающейся по ветру крылаткой».

Современники вспоминали: «Одевался Циолковский всегда просто, но очень опрятно. Русская белая рубаха и черные в серую полоску штаны, шляпа и черный плащ с позолоченными застежками в виде львиных голов составляли его летнюю одежду. Зимой к ней добавлялся черный или серый пиджак, драповое пальто с меховым воротником, шапка-ушанка, кашне, галоши. Вот весь его скромный гардероб» (Чижевский 1995, с. 67).

«Когда шумная и пестрая ватага учеников спешила к партам, чтобы точно по звонку начать трудовой день, шли привычной дорогой и учителя. Опираясь на палку, в плаще-крылатке с застежками в виде львиных голов шагал Циолковский. Показывая на него, старшеклассники шептали друг другу: — Это тот, что написал про путешествие на Луну...» (Арлазоров 1963, с. 117-118).

...В Москве в 1923 году зашумел в прессе космический бум. Циолковский, понимая несостоятельность сообщений прессы, писал из Калуги в Ленинград Перельману:

«Все работающие над культурой — мои друзья, в том числе и Оберт с Годдардом. Но все же полет на Луну, хотя и без людей, пока вещь технически неосуществимая.

Во-первых, многие важные вопросы о ракете даже не затронуты теоретически. Чертеж же Оберта годится только для иллюстрации фантастических рассказов. Ракета же Годдарда так примитивна, что не только не попадает на Луну, но и не поднимется и на 500 верст.

Если желаете, мои мнения о работах Оберта и Годдарда можете сделать известными.

Ранее не писал, потому что не хотел мешать энтузиазму, который принес свои плоды делу...»

Авторским ответом самого основоположника космонавтики была тоненькая брошюрка «Ракета в космическом пространстве», изданная в 1924 году в Калуге. Земляк Константина Эдуардовича, тогда молодой научный сотрудник, А. Л. Чижевский написал на немецком языке предисловие.

Два чувства боролись в душе Константина Эдуардовича друг с другом: было приятно, что к лунной проблеме вновь привлечено внимание, что увеличилось число поборников межпланетного сообщения, но одновременно напоминало о себе и уязвленное самолюбие.

Циолковский опубликовал работу двадцатилетней давности. И тем не менее зарубежные ученые восприняли ее с большим интересом. "Вашим трудом здесь многие заинтересовались, и посыпались запросы«,— так писал Циолковскому один из его германских корреспондентов, после того как журнал «ZFM» сообщил о выходе брошюры «Ракета в космическом пространстве». Интерес немецких ученых понятен: начиналась новая эпоха в истории ракеты. И не случайно советский журнал «Техника и жизнь» писал, что в связи с работами Циолковского, Оберта и Годдарда «межпланетные сообщения из области фантазии переходят, наконец, на реальную почву, этот перелом отразился, конечно, и в СССР...»

Разумеется, Циолковский знал о начале великого перелома. Среди газетных вырезок, сделанных Константином Эдуардовичем, сохранилась опубликованная в «Правде» статья М. Лапирова-Скобло «Путешествие в межпланетные пространства».

В Москве, в Политехническом музее профессор физики Лапиров-Скобло прочел лекцию о перспективах полета на Луну и более дальних межпланетных путешествиях.

Внизу афиши, сообщавшей об этой лекции, мелкими буквами было напечатано: «Весь сбор с доклада идет в лабораторный фонд Общества межпланетных сообщений».

«Уважаемый Константин Эдуардович! — писал на следующий день член этого общества инженер и летчик Лейтейзен.— Наш вчерашний вечер, посвященный межпланетным путешествиям, прошел с чрезвычайным успехом. Билеты были распроданы задолго до начала лекции, и администрация музея была вынуждена вызвать наряд милиции, чтобы удержать ломившуюся публику. Имевшаяся у нас литература (преимущественно Перельман) была распродана моментально: очень досадно, что мы не имели Ваших работ...»

Вероятно, лекция Лапирова-Скобло произвела на собравшихся большое впечатление. Как вспоминает Г. М. Крамаров, после нее в общество записалось около 200 человек.

В 1924 году узнал Константин Эдуардович и о новом отношении к межпланетным полетам за рубежами нашей страны.

Текст афиши, расклеенной осенью 1924 года, приглашал москвичей в большую аудиторию Физического института Первого МГУ, как тогда назывался университет, на диспут с ошеломляющим названием «Полет на другие миры».

Конные милиционеры тщетно пытались сдержать напор жаждущих прорваться в зал. Диспут пришлось дважды повторять, чтобы хоть мало-мальски удовлетворить интерес москвичей к загадкам космоса.

Эта шумиха, взволновавшая московскую (да, пожалуй, не только московскую) интеллигенцию, пришла с Запада.

Прослышав о работах профессора Годдарда, американские газетчики аршинными буквами сообщали, что он якобы намерен послать ракетный снаряд на Луну. Разумеется, известие было вскоре опровергнуто, но оно оказалось зерном, упавшим на почву, обильно удобренную человеческой фантазией. Вот почему с такой энергией рвались на диспут студенты и рабфаковцы.

Еще в начале 1924 года на заседании теоретической секции Московского общества любителей астрономии инженер и изобретатель Ф. А. Цандер сделал доклад о межпланетном корабле и предложил организовать в СССР «Общество изучения межпланетных сообщений».

В апреле 1924 года 25 слушателей Академии Воздушного флота имени Н. Е. Жуковского, где тогда читал курс лекций Цандер, образовали при Военно-научном обществе секцию межпланетных сообщений. На первом же собрании дружно постановили просить Циолковского о научном руководстве. С этого и началась переписка Константина Эдуардовича с ответственным секретарем М. Г. Лейтейзеном.

Общество межпланетных сообщений или, как называли его члены —энтузиасты Союз межпланетчиков, первый в мире, просуществовал, к сожалению недолго, но оставил заметный след в пропаганде идей космонавтики. Возникали новые объединения энтузиастов космических полетов в Москве, Ленинграде, Киеве...

Известный киевский математик почетный академик АН СССР Дмитрий Александрович Граве, в июне 1924 года написал восторженнный отзыв после прочтения книжки К. Э. Циолковского «Ракета в космическое пространство»: «...Единственный способ практического подхода к использованию электромагнитной энергии Солнца намечен русским ученым К. Э. Циолковским при помощи реактивных приборов или межпланетных аппаратов, которые вполне уже разработаны для этих целей и являются реальной действительностью завтрашнего дня».

Конечно, находились у Константина Эдуардовича защитники и в нашей стране. Еще в 1915 году опытный популяризатор Я. И. Перельман выпустил в свет книгу «Межпланетные путешествия». В ней развивались основные положения фундаментальной монографии Циолковского 1903 года. Но вследствие того, что империалистическая война, начавшаяся в 1914 году, вскоре достигла своего апогея — упомянутая книга не получила большого распространения ни внутри страны, ни за ее пределами.

В 1924 году профессор из Петрограда Н. А. Рынин выступил с первой своей лекцией о работах К. Э. Циолковского. К тому же году относится и первая печатная работа Николая Алексеевича Рынина, посвященная космическим исследованиям К. Э. Циолковского.

А. Л. Чижевский рассказывал в письмах в Калугу Циолковскому, что прошлым летом, в середине июля 1923 года в Москве было организовано общество изучения межпланетных путешествий. Он записался в общество и был избран в состав президиума. Межпланетчики — очень милые люди, есть инженеры и профессора. Работать хотят серьезно и уже многие имеют готовые к печати материалы.

Морис Гаврилович Лейтейзен, человек в высшей степени образованный, владевший европейскими языками, был сыном старого большевика. Восьмилетний Морис Лейтейзен жил на даче в Куоккале, где проводил краткий отпуск В. И. Ленин. Самый известный в России марксист-большевик не раз вел вечерами с мальчиком «серьезнейшие разговоры».

Слушатель Военно-воздушной академии М. Г. Лейтейзен был глубоко убежден в реальности заатмосферных полетов и с энтузиазмом принял на себя обязанности секретаря секции.

Из переписки Лейтейзена с Циолковским (по счастью, она сохранилась и до наших дней) мы узнаем, что в ответ на приглашение возглавить секцию Константин Эдуардович послал москвичам свои книги. Лейтейзен сообщает, что книги читаются нарасхват, что секция преобразуется в Общество изучения межпланетных сообщений. Почетными членами этого общества избираются Ф. Э. Дзержинский, К. Э. Циолковский, Я. И. Перельман.