«Циолковский вне Земли»

 

Метельным февральским вечером 1892 года небольшой обоз с лубяным возком во главе и с кузовком с домашним скарбом следом остановился у северной городской заставы. В возке окоченелыми статуями теснились люди. В Калугу прибыл назначенный сюда учителем геометрии и арифметики в уездное училище Константин Эдуардович Циолковский с беременной женой Варварой Евграфовной и детьми младшего гимназического возраста. В домике рядом с Георгиевским, что за верхом, храмом встретила новых жильцов сама приветливая домовладелица госпожа Тимошина, которая проводила в квартиру и напоила горячим чаем. Так начался для будущего корабельщика космоплавания самый плодотворный в творческом отношении, полный жизненных перипетий и сложностей «калужский период».

 

Исполнительный и добросовестный Константин Эдуардович каждый день ходил на службу в Калужское уездной училище, расположенное в старом двухэтажном здании на улице Воскресенской. Рослый и основательный горожанин из дворян, в вицмундире и в очках, из-под которых строго смотрели вдумчивые серые, под широкими надкрылиями век выразительные глаза, он преподавал ученикам третьего класса основы геометрии, а во втором — начала теории чисел, то есть арифметику.

 

Маршрут пешеходства на службу с первых дней сложился непоколебимо. Вначале, помахивая тростью, бывший боровский учитель в крылатке с застежками в виде львиных профилей шагал по Георгиевской улице в Завершье, оставляя за спиной величественную, рдяного покраса архитектуру пятиглавого храма с возвышенной шатровой колокольней. Далее через Чертов мостик над истоком Березуйки, затем приовражными переулками он выходил на утопавшую в садах Воскресенскую улицу. Обратно же Циолковский удлинял свой пеший путь: заходил в магазины, расположенные в Гостиных рядах, особенно на «толкучку», где нередко разыскивал нужные для опытов материалы. Потом через Каменный мост над пропастью Березуевского оврага неторопливо возвращался в Завершье, к многодетному семейству в собственном домике мещанки Тимошиной на Георгиевской улице.

 

Семья стала обживаться на новой квартире. Правда, хозяйка не пускала детей в сад, и они вместе с соседскими детьми вынуждены были играть в ограде Георгиевской церкви. Но это не очень огорчало гимназистов Любашу и Игнатия, младших Сашу и Ванечку, а грудничку Леонтию все равно было, где его пеленали: на берегах синеоблачной Протвы, либо Оки синеокой.

 

Иногда Циолковских навещали старые друзья-боровчане, прежде них перебравшиеся в губернский центр: учитель Еремеев с супругой Варварой Алексеевной, холостяк доктор Ергольский, педагог Казанский с женой Леонилой Ивановной.

 

Фламмарион и Жюль Верн

 

В девяностые годы позапрошлого века купец Сытин основал издание книг для народа и популярный журнал «Вокруг света». В 1893 году в бесплатных приложениях № 10 и № 11 была опубликована фантастическая повесть «На Луне» автора из Боровска К. Э. Циолковского. Безвестный учитель геометрии и арифметики описывал в повести приключения двух педагогов, лирического героя и его друга физика, неизвестно каким образом оказавшихся на неведомой планете.

 

Высказанные в повести мысли самого автора, Константина Эдуардовича Циолковского, о космических полетах, продиктованные высшей гуманной целью, не понравилось рецензенту столичной газеты «Неделя».

 

Этот москвич с «широким» кругозором разразился ироничными шуточками в адрес в то время уже калужского автора: «Лавры Фламмариона не дают спать г. Циолковскому. В подражание французскому ученому г. Циолковский также пишет фантазии на научные темы... Но брошюра г. Циолковского написана туманно и сбивчиво, лишена всякой поэзии; что касается научных данных, крайне не точна».

 

Придерживаясь скептической точки зрения, рецензент не понял ни задачи калужского учителя математики, ни его творческого метода популяризации — через описательную форму фантастических явлений доказать реальность мыслей о возможности освоения космического пространства при помощи особых космических снарядов.

 

Свою материалистическую точку зрения Циолковский противопоставил мистической и мизантропической точке зрения Фламмариона как магистра-астролога и мага, хотя тот был еще и просвещенным астрономом.

 

Фламмарион, замечательный французский естествоиспытатель и астроном-публицист, родился на 15 лет раньше Циолковского во Франции, в городе Монтиньи-ле-Руа, в небогатой семье. В год рождения Циолковского юный самоучка-астроном закончил работу над рукописью научного сочинения «Всемирная космогония», которая так и не была опубликована, но дала проростки позднейшим всемирно известным сочинениям увлеченного юноши. А через год шестнадцатилетний Камиль был избран президентом созданной по его инициативе «Академии юных» и прочитал на первом заседании таких же как он, страстных самоучек астрономии научный доклад на тему «Чудеса природы». 

 

В 1872 году, когда пятнадцатилетний Костя Циолковский приехал незванным гостем с берегов Камы учиться в Москву, тридцатилетний Фламмарион издал труд «История неба».

 

В год написания Циолковским в Боровске фантастической повести «На Луне» Фламмарион был избран в 1887 году президентом Астрономического общества Франции. В 1889 году французский популяризатор науки опубликовал фантастический роман «Урания», а в год переезда Циолковских в Калугу в Париже вышел из печати научный трактат Фламмариона «Планета Марс и условия обитания». В 1893 году было опубликовано получившее широчайшую известность мистическое сочинение французского астронома-любителя «Гибель миров».

 

...Московский профессор Н. И. Моисеев посмотрел на фантастическую повесть «На Луне» калужского учителя геометрии одобрительным взглядом. В своем предисловии к его научно-популярным очеркам Моисеев советовал читателям быть осторожным: не все принимать за истину в описании ряда фантастических явлений, хотя «рассказ автора прост и читается не без интереса» и считал, что в отдельных случаях читатель «не найдет ничего, не соответствующего действительности».

 

Калужские храмы

 

Возникнув как пограничная крепость, Калуга росла и развивалась вокруг своих церквей, которые с древности занимали господствующие высоты в городе. Церкви скрепляли город, с их помощью приезжий легко находил дорогу, ими замыкались многие улицы. Весьма живописными в губернском центре были некоторые древние улицы, достигающие оврагов и продолжающиеся по другую сторону, поднимаясь в гору. Особенность старинного склада калужской архитектуры в том состояла, что, находясь в срединных улицах города можно было с перекрестков видеть по три храма.

 

Большая часть и ныне существующих калужских церквей была построена в конце XVII — первой половине XVIII веков. По описи тех времен в Калуге было около трех десятков храмов, из которых Троицкий собор, храмы Алексия Митрополита и Николая Чудотворца находились в крепости, а остальные на посаде.

 

Храмы «на песку» Георгиевский и Одигитриевский — встали навеки в Завершье и дали названия слободским улицам Георгиевской и Одигитриевской. Циолковские, поселившись в домике напротив Георгиевской церкви, из-за гражданского кодекса для квартирантского статуса стали прихожанами храма на Одигитриевской, снижавшейся от «верха» к Оке параллельно с Коровинским спуском.

 

Накануне Октябрьской 1917 года революции в Калуге действовало 47 храмов — 29 приходских, 12 домовых, 2 военного ведомства и 4 монастырских.

 

Домовые храмы прекратили свое существование в 1918 году согласно принятому в октябре того переворотного года постановлению Калужского губисполкома. С 20-х годов 20 века постепенно стали закрываться приходские храмы. Много церквей было закрыто к началу 30-х годов, в том числе и величественный Храм Иоанна Предтечи, в котором в 1929 году отпели Героя труда РККА генерала артиллерии Леонида Васильевича Чижевского. К началу Великой Отечественной войны в городе осталось всего два действующих храма: Георгиевский за верхом собор и храм в честь святителя Николая на Козинской улице.

 

На сегодняшний день из 29 приходских храмов, действовавших в Калуге, сохранились два десятка, из них 12 восстановлены для совершения служб и ритуальных действований.

 

Педоколлеги

 

Однажды зашли с визитом к Циолковскому два учителя — словесник А. А-в и преподаватель Закона Божьего Б. Б-ф, коллеги по начальному училищу на Воскресенской улице. Пришли в домишко на Георгиевской улице посмотреть на рекламируемые в московской прессе модели аэростатов и поговорить о научной фантастике. Оба оказались изощренными в иронии литературными критиками.

 

Учитель А-в:

 

— Что же это вы, батенька, лететь на Луну собрались?.. Вослед за Жюлем, понимаете, по фамилии Верным? Однако даже в переводе на русскую речь француз излагает гораздо затейливее...

 

Преподаватель Б-ф:

 

— Вот дьячку из Георгиевского храма Семиверстову и товарищ сыскался! Да ведь дьякон-то, можно сказать, духоплаватель, прости Господи, духовные крылья ладит. А ваши-то безбожные физик с геометром каким, извините, макароном-с до Луны добрались?..

 

...Стоит ли осуждать славный и тихий город Калугу и его вице-губернатора, и директора Реального училища, и попечителя учебного округа и педоколлег г.г. А. А-ва и Б. Б-фа, открыто смеявшихся над «московским» автором! Разве могли в те времена эти почтенные россияне представить себе, что через шесть с небольшим десятилетий именно в России запустят автоматическую станцию к Луне, которая пришлет на Землю снимки поверхности таинственной обратной стороны Луны? Причем «фотки» будут сделаны с помощью созданной в Калуге фототелеграфной аппаратуры. А в дальнейшем самый красивый на обратной стороне Луны, в Привольве, кратер с горкой, похожий на человеческое око, назовут именем Константина Эдуардовича Циолковского.

 

...Летом 1893 года в сборнике Нижегородского кружка любителей физики и астрономии была напечатана статья Циолковского «Тяготение, как источник мировой энергии».

 

Откликов опять-таки не было, кроме письма из Нижнего Новгорода от председателя кружка С. В. Щербакова, который благодарил за статью и сообщал, что нижегородский кружок ждет, когда господин Циолковский вышлет установленные для членов кружка членские взносы.

 

Вот такое ответное письмо послал Циолковский в Нижний Новгород:

 

«Мое материальное положение ужасное, и поэтому членского взноса я сделать не могу. Прошу покорнейше, если можно, не исключать меня из числа ваших членов. Как только представится возможность, я не премину сделать взнос».

 

Духовные крылья

 

Летом 1893 года умер младший сын Циолковского Леонтий Константинович, задушенный новомодной болезнью детей — коклюшем. Причина же болезни была старорусская: антисанитарная затхлость темной тесноты жилища. Осенью того же года родилась после четверых подряд мальчиков вторая дочь — Мария Константиновна.

 

Переехали в другой дом почти по соседству на той же Георгиевской улице. Домовладелицей была супруга священника Одигитриевской церкви Сперанского. В новом доме, расположенном впритык к Георгиевскому храму, съемная жилплощадь была чуть просторнее, а хозяйка более набожной и менее сквалыжной в сравнении с прежней домовладелицей Тимошиной.

 

В маленьком трехоконном домике против Георгиевской церкви одна комната была разделена не доходившей до потолка тонкой перегородкой, оклеенной светлыми обоями. Константин Эдуардович занимал эту — большую — часть съемного жилища. Там около окна стояли стол, два стула, у стены кровать; во второй половине жила семья.

 

Зимой учитель Циолковский выходил из дому в теплой шапке, в стареньком зимнем пальто с потертым барашковым воротником, с палкой в руках.

 

На улице сверкал снег. За оградой Георгиевской церкви, напротив его дома, на голых черных деревьях кричали галки. Окрестные мальчишки играли возле церкви в снежки. Любочка и Игнатий катались с горки на санках. Возле ветхого сарайчика рылись в снегу шумливые куры. Их квохтанье даже доносилось до глуховатого учителя геометрии. Циолковский улыбался, вспоминая пословицу: «Не слушай, где куры кудахчут, а слушай, где Богу молятся!»

 

К церковным воротам подходил по Георгиевской некрупный, полувекового вида человечек в длиннополой рясе и больших валенках — дьякон Семиверстов. Мальчишки бежали за ним по следу, дразнили, надрывно смеялись.

 

— Когда полетишь? Куда полетишь?

 

— А рясой за кедры не зацепишься?

 

— А Бог тебя не накажет?

 

Семиверстов озирался, будто впервые приехавший в город, спешил к церковным воротам, чтобы поскорее укрыться за ними, грозил мещанским детям кулаком:

 

— Отстаньте, дьяволята!

 

Так вот он какой, этот дьячок Семиверстов. О нем услышал Циолковский, как только приехал в Калугу. Со времени бурсацкой своей юности в Одессе церковный чин интересовался воздухоплаванием, а, поселившись дьяконом в Калуге, уже много лет строил птицеподобную систему. Весь город знал этого разночинного чудака и потешался над ним.

 

— Постойте, — кричал ему вслед Циолковский,— постойте, пожалуйста! Это правда, что вы интересуетесь воздухоплаванием?

 

Дьячок полуобернулся, как бы приготовившись к защите, шмыгнул за ворота, ответил с достоинством:

 

— Духоплаванием я увлечен... А вам-то, господин учитель, что за дело?..

 

Улепетывая от Циолковского, дьячок бормотал:

 

— И кому она мешает, моя птица?.. Что я им такого сделал?

 

— Нет, нет, вы не поняли, — догнал его Циолковский,— я уже давно хотел познакомиться с вами. Я тоже воздухоплаванием интересуюсь. Есть моя книжка — проект аэростата.

 

Но Семиверстов не интересовался аэростатами и ничего не читал, кроме священных книг.

 

Он повел Циолковского в сараюшку позади колокольни, скинул замочек с покосившейся некрашенной дверки. У изножья кровати была железная с трубой через всю комнатку печура, а вблизи изголовья монументальный верстак, на котором высилась птицеподобная система из кедровых реек на винтах и заклепках и с воздетыми подвысь крылами из маховых куриных перьев.

 

Циолковский, волнуясь, ходил вокруг сооружения.

 

— Ну, и как оно поднимется в воздух?

 

— Божьей силой и подымется, — отвечал серьезно Семиверстов,— как ангел.

 

Гость опять обкружил систему из реек и перьев. Сокрушенно помотал крупной, кудлатой и бородатой головой, объяснил, что куриным крыльям не хватает аэродинамики. А потому полететь на них невозможно.

 

Дьячок смотрел с выстраданной терпеливой уверенностью.

 

— А это видно будет, можно или нельзя, — бормотал он, — все твердят, что нельзя, — а ангелы летают...

 

Циолковский расхохотался. Семиверстов защитно вобрал длиннопрядую голову в плечи.

 

— Летают ангелы или нет, это еще бабушка надвое гадала, — говорил Циолковский, — а вот живые птицы действительно летают и только наука может объяснить секрет их подъемной силы. Хотите, я вам книжки по аэродинамике дам почитать?

 

— На кой ляд мне физика? Ангелы не по науке летают! Они в духовном пространстве парят. А ты зачем ко мне пришел? Смеяться надо мной? Учить меня? Я сам духовным наукам обучен. С Божьей помощью в Ришельевском училище в Одессе. Вот, например, что есть храм Божий в духовном пространстве? Я могу повествовать.

 

Циолковскому вспомнились боровские храмы. Калужские против боровских были богаче, но моложе.

 

Условились с Семиверстовым как-нибудь поговорить неспешно о храмах как духовных кораблях.

 

Константин Эдуардович уходил в тяжелой задумчивости. На улице он обернулся, не бегут ли за ним мальчишки, не дразнят ли его, как дьячка? «Так вот они, эти крылья! — думалось Циолковскому. — А может быть, вера Семиверстова в исступление из материальности в духовность — это как одно крыло? Например, гусиное, как у философа Эмпедокла, героя кинической сатиры Лукиана. А будь у него два крыла: гусиное и орлиное, так он и до Луны долетел бы. Как духовный субъект из описаний древнего грека Плутарха или лукиановский Менипп. Вера и знания — два могучих крыла для человеческого сердца и разума.

 

Вспоминались тоскливые глаза Семиверстова и его жалкая безбытность в холостяцкой каморке-мастерской.

 

«Тяготение Земли ослепляет разум, — думал Циолковский. — А слепота озлабляет. Может, и моя вера в аэростат так же слепа, как его вера в ангелов?»

 

Архитектурные корабли

 

Дьякон Семиверстов рассказывал в беседах с Циолковским об архитектурности храмов Божьих.

 

С точки зрения предназначенности храм в православном значении является поистине «ковчегом» спасения для верующих людей. Подобно тому, как Ной спасал себя и свой род в бурных волнах потопа, находясь в корабле-ковчеге, так Церковь, словно корабль, спасает верующих от греховного потопа среди бурных волн житейского моря... Поэтому с древнейших времен православный храм имеет вид корабля, продолговато устроенного и на восток обращенного, от обеих сторон к востоку притворы имеющего. Форма храмов Божьих в виде корабля получила в России наибольшее распространение.

 

Самая древняя форма христианских храмов — продолговатый четырехугольник с выпуклой передней частью, наподобие корабля. С IV века от Рождества Христова стали строить восьмиугольные, крестообразные и даже круглые в основании храмы. Каждая из этих форм имеет свое символическое значение: так, храм наподобие корабля напоминает верующим, что через житейское море только Церковь может привести рабов Божьих в Небесное пристанище.

 

Здания храмов завершались куполом, который символизировал небо, куда должны обращаться все мысли и чаяния верующих.

 

Форма креста особенно наглядно просматривается в таких храмах, как Успенский собор в Кремле. Это пятикупольный храм, как и Георгиевский в Завершье храм в Калуге. Пять куполов символизируют Главу Церкви — Христа и четырех апостолов-евангелистов. Бывают храмы и двенадцатикупольные — в честь 12 апостолов.

 

Купол православного храма заканчивается главою, на которую ставится восьмиконечный православный крест. Нередко внизу креста можно видеть полумесяц. Святоотеческая мудрость поясняет: эта луна знаменует купель, в которой Церковь, крестившаяся во Христе, облекается в Него, в Солнце правды. Полумесяц — это еще и люлька Вифлеемская, принявшая Бога-младенца Христа.

 

Птицеподобный самолет

 

В 1894 году в домике на Георгиевской улице с тремя окнами по фасаду, впритык к храму с ракетоподобной колокольней Константин Эдуардович написал пророческое политехническое сочинение «Аэроплан или птицеподобная (авиационная) летательная машина».

 

В этом научно-техническом очерке Циолковский впервые в мире, задолго до всех других, набросал тот облик аэроплана, который увидели последующие поколения. Он наметил общий рисунок самолета, соотношение размеров машины и крыльев, расположение мотора в голове самолета, конструкцию крыла, утолщенного у основания и утонченного к краю, устройство горизонтального и вертикального рулей, выдвижных колес, автопилота.

 

Это произведение Циолковского явилось первым в мировой литературе, где концепция и конструкция аэроплана выстраивались на аэродинамических принципах и закономерностях. Интуиция и вдохновенные вычисления вознесли калужского математика на высоту пророческих концепций. Он предложил практикам воздухоплавания свободнонесущее крыло толстого профиля и конструкцию несущего крыла из стальных труб цельной вытяжки, пропеллеры тяги с соосным вращением и закрытый фюзеляж обтекаемой, как у птиц, формы.

 

В середине ХХ века высказанные Циолковским предложения стали основой при проектировании самолетов-монопланов.

 

В «Аэроплане...» впервые в мире был предложен и описан гироскопический автопилот с электрическим приводом для руля высоты. Лишь через десятилетия самолеты стали снабжать автопилотами и придавать им очертания, предложенные Циолковским в сочинении, написанном в домике впритык к ограде Георгиевского храма, за которой был курятник дьякона Семиверстова.