«Циолковский вне Земли»

 

В книге «Дорога в космос» Первый космонавт планеты Юрий Гагарин с поразительной скромностью и глубоким пониманием истин космизма рассказал о своем пути к «Гагаринскому старту» — пусковой установке на космодроме «Байконур».

 

«...Когда стало исчезать влияние гравитации, я почувствовал себя превосходно. Все вдруг стало делать легче. И руки, и ноги, и все тело стали будто совсем не моими. Они ничего не весили. Не сидишь, не лежишь, а как бы висишь в кабине. Все незакрепленные предметы тоже парят, и наблюдаешь их словно во сне. И планшет, и карандаш, и блокнот... А капли жидкости, пролившиеся из шланга, приняли форму шариков; они свободно перемещались в пространстве и, коснувшись стенки кабины, прилипали к ней, будто роса на цветке.

 

Невесомость не сказывается на работоспособности человека. Все время я работал: следил за оборудованием корабля, наблюдал через иллюминаторы, вел записи в бортовом журнале. Я писал, находясь в скафандре, не снимая гермоперчаток, обыкновенным графитным карандашом. Писалось легко, и фразы одна за другой ложились на бумагу бортового журнала. На минуту забыв, где и в каком положении нахожусь, положил карандаш рядом с собой, и он тут же уплыл от меня. Я не стал ловить его и обо всем увиденном громко говорил, а магнитофон записывал сказанное на узенькую скользящую ленту. Я продолжал поддерживать радиосвязь с Землей по нескольким каналам в телефонных и телеграфных режимах.

 

«Заря» (позывной С.П.Королева) поинтересовалась, что я вижу внизу. И я рассказал, что наша планета выглядит примерно так же, как при полете на реактивном самолете на больших высотах. Отчетливо вырисовываются горные хребты, крупные реки, большие лесные массивы, пятна островов, береговая кромка морей.

 

...За мной из Москвы прилетел специальный самолет Ил-18. На подлете к столице нашей Родины к нему пристроился почетный эскорт истребителей. Это были красавцы «миги», на которых в свое время летал и я. Они прижались к нашему воздушному кораблю настолько близко, что я отчетливо видел лица летчиков. Они широко улыбались, и я улыбался им. Я посмотрел вниз и ахнул. Улицы Москвы были запружены потоками народа. Со всех концов столицы живые человеческие реки, над которыми, как паруса, надувались алые знамена, стекались к стенам Кремля.

 

Самолет низко прошел над главными магистралями города и направился на Внуковский аэродром. Там тоже была масса встречающих...

 

Точно в заданное время Ил-18 приземлился и начал выруливать к центральному зданию аэропорта. Я надел парадную офицерскую шинель с новенькими майорскими погонами, привычно оглядел свое отражение в иллюминаторе самолета и, когда машина остановилась, через раскрытую дверь по трапу спустился вниз. Еще из самолета я увидел вдали трибуну, переполненную людьми и окруженную горами цветов. К ней от самолета пролегала ярко-красная ковровая дорожка.

 

Надо было идти, и идти одному. И я пошел. Никогда, даже там, в космическом корабле, я не волновался так, как в эту минуту. Дорожка была длинная-предлинная. И пока я шел по ней, смог взять себя в руки. Под объективами телевизионных глаз, кинокамер и фотоаппаратов иду вперед. Знаю: все глядят на меня. И вдруг чувствую то, чего никто не заметил, — развязался шнурок ботинка. Вот сейчас наступлю на него и при всем честном народе растянусь на красном ковре. То-то будет конфузу и смеху—в космосе не упал, а на ровной земле свалился...

 

...Еще в космосе я решил обязательно побывать в старинном русском городе Калуге — колыбели теории межзвездных полетов. И случай этот быстро представился — калужане пригласили на закладку нового музея своего знаменитого земляка К. Э. Циолковского. С волнением подъезжал я с аэродрома к раскинувшемуся на взгорье городу, утопавшему в свежей зелени садов, только что омытых шумным грозовым ливнем.

 

Первым делом вместе с товарищами мы побывали на могиле ученого, украшенной обелиском, на постаменте которого солнце золотило пророческие слова: «Человечество не останется вечно на земле, но, в погоне за светом и пространством, сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет все околосолнечное пространство». Когда-то в Саратове я окончил этой фразой К. Э. Циолковского свой доклад о межпланетных сообщениях. Как тесно прошлое переплетается с настоящим!

 

Мы возложили венок из живых цветов на дорогую могилу и долгим молчанием почтили память великого провидца. В это время в небе возникла радуга и повисла над городом, словно венок.

 

Почти весь день мы провели в Калуге, где многое связано с именем К. Э. Циолковского. Там его домик-музей; памятник ученому из бронзы и нержавеющей стали, воздвигнутый в сквере Мира; улица К. Э. Циолковского; школа, в которой он более двух десятков лет преподавал точные науки и где обучала детей русскому языку и литературе его внучка — Марина Вениаминовна Самбурова.

 

Я повидался с ней и с ее братом Алексеем Костиным — местным журналистом. Они многое рассказали о своем деде, его жизни, его привычках. И образ гениального ученого стал для меня еще более понятным и близким.

 

Я был глубоко тронут, когда на митинге, собравшемся на площади имени В. И. Ленина, меня вместе с К. Э. Циолковским назвали почетным гражданином города Калуги. Много еще впереди смелых полетов в космос, и все наши космонавты будут приезжать в этот близкий их сердцу город, воздавая должное тому, кто первым из людей в своих дерзких планах и чертежах проложил нам путь к звездам«.

 

Аэродром в Орешково

 

В июне 1961 года Первый космонавт планеты Ю.А. Гагарин спустя два месяца после исторического полета исполнил мечту — побывал в городе Калуге — колыбели русской космонавтики. Следом за ним — через пару недель — в город своей юности, поэтической молодости и научного взлета приехал после тридцатилетней разлуки Александр Чижевский.

 

...От аэродрома в пригородном Воротынске до областного центра Гагарин ехал в открытой машине. Улицы Калуги оказались приятно вымытыми самой природой в честь почетного гостя. А калужане устилали цветами дорогу перед отважным покорителем космоса. В городе будоражливым ветром реял праздничный настрой. Юрий Гагарин плыл в торжественном автокабриолете по улицам, как сквозь живой коридор.

 

В Калуге Юрий Алексеевич прежде всего проехал по достопримечательным местам, связанным с жизнью Константина Эдуардовича Циолковского.

 

С венком живых цветов в руках Гагарин направляется к центру старинного парка, где установлен обелиск на могиле К.Э. Циолковского. Конечно. им не довелось встречаться в жизни. Когда Калуга прощалась с великим межпланетчиком, будущему первопроходцу космоса было всего полтора года.

 

Юрий Гагарин в окружении сопровождающих прошел по дорожкам старинного парка, возложил цветы на могилу ученого, в минутном молчании — рука под козырек — постоял у обелиска. Может, вновь пережил в одно мгновение все сто восемь минут своего полета? Во всяком случае журналистам Гагарин частенько говорил, что в книге «Вне Земли» Константин Эдуардович четко описал мир безопорного космического пространства.

 

Место для закладки Государственного музея истории космонавтики имени К.Э. Циолковского было выбрано на окраине Загородного парка, над крутым склоном речки Яченки. Сюда Циолковский много раз приезжал на своем велосипеде посидеть, помолчать, посмотреть на зеленые яченские огороды с высоты птичьего полета. Отсюда открывался прекрасный вид на самое главное калужское богатство — масштабный и строгий бор.

 

Первого космонавта Земли попросили заложить первый кирпич в будущее здание музея.

 

Юрий достал из кармана золотистый пятак с колосистым Гербом СССР, умело щелканул его ногтем большого пальца, уверенно словил налету. Продемонстрировал с задорной улыбкой плотно окружившим его людям, а потом положил монету под первый кирпич. По народной загадке: заложишь денежку — постройка века переживет!

 

Потом он принял из рук взволнованного будущего директора Дворца космоса А. Т. Скрипкина новехонький, с зеркальной лопаткой мастерок и простецки сказал:

 

— Что же, поехали!

 

И начал сноровисто укладывать один за другим обожженные, кумачового цвета кирпичи.

 

Вереница машин остановилась на площади Мира. В центре ее — памятник Основоположнику работы скульптора А. Файдыш-Крандиевского. На его открытие в сентябре 1957 года, незадолго до старта на космодроме Байконур, приезжал бесфамильно Главный конструктор секретнейшего ОКБ в Подлипках С.П. Королев

 

На высоком постаменте бронзовая фигура калужского учителя физики, изобретателя и литератора в старомодном плаще-крылатке. Монументальный взгляд устремлен в ясное небо над главной калужской магистралью — улицей Кирова. В небо всю жизнь была устремлена дерзновенная мысль и точка зрения ученого-самоучки и мастеровитого жестянщика. Первый гражданин Вселенной от лица всего человечества бросил вызов околосолнечному пространству. Мало кто знал тогда, что за спиной скульптурной фигуры взметнулась стилизованная модель первой советской баллистической ракеты Р-1, которая в свою очередь была модификацией ракеты Фау-2 немецкого нациста и космиста Вернера фон Брауна.

 

Юрий Алексеевич с почтительным уважением осмотрел памятник, со знанием дела похвалил его выразительное композиционное решение.

 

Кортеж черных автолайнеров в иссеченных дождем пятнах пыли направился к площади Ленина. Эта самая большая в городе площадь с бывшим названием Старый торг не смогла вместить в тот день всех желавших увидеть и услышать космонавта. Примыкавшие к ней со стороны реки и со стороны Гостиного двора улицы тоже были плотно забиты ликующими калужанами.

 

В потной спрессованности тел ближе к трибуне калужские журналисты, в том числе высокие профессионалы, мастера пера Владимир Кобликов, Игорь Шедвиговский, Василий Шапкин, удачливый фоторепортер Николай Павлов.

 

Начался митинг. За первым секретарем обкома КПСС в белой капроновой шляпе Постоваловым выступает без головного убора слесарь-изобретатель электромеханического завода Аманьшин, собиравший фототелеграфные приборы для приема изображений обратной стороны Луны. Его сменяет пышногрудая и скуластая доярка колхоза «Красный Октябрь» Перемышльского района Макарова, у которой коровы на выпасе в пойме Оки отдавали по ведру молока ежедневно. Июньский жар над площадью разрывали усиленные фонящей звукотехникой взволнованные голоса.

 

Высокий полетный тенорок Гагарина, накачанный обмотками звуковых трансформаторов, широко носился над тысячами людских голов, эхом откатывал от зданий.

 

— Мне почетно быть в городе, где жил и творил основоположник теории межпланетных сообщений Константин Эдуардович. Бюрократы власти не хотели признавать труды глуховатого педагога-физика, купцы смеялись над его космическими гипотезами. А Циолковский смотрел далеко вперед. Нет, не из пушки на Луну полетит человек, а на ракете, на той ракете, прототип которой рассчитал Константин Эдуардович Циолковский.

 

Гагаринское время

 

В конце декабря 1961 года ударница коммунистического труда, ясноокая комсомолка-почтальонка 2-го почтового отделения Калуги принесла в дом № 30 по улице Степана Разина твердый и торжественный конверт с письмом из Москвы на имя известного калужского литератора Самойловича С. И.

 

Первый космонавт планеты сообщал в письме:

 

«Уважаемый Сергей Иванович! Сердечно благодарю Вас за теплое письмо и сборник статей „Спутник“, где опубликованы биографические сведения о Константине Эдуардовиче Циолковском. Желаю Вам доброго здоровья и дальнейших успехов в вашей деятельности. С искренним приветом, Ю. Гагарин. 18 декабря 1961 года. Г. Москва».

 

Автограф гагаринский был точь-в-точь таким же, как и те, что оставил Юрий Алексеевич многим калужанам на память 13 июня 1961 года.

 

Сергей Иванович Самойлович (1891 — 1974 гг.) занимает видное место в ряду известных биографов Константина Эдуардовича Циолковского.

 

За полувековой калужский период своей жизни Самойлович сумел проявить себя талантливым педагогом и активным литератором, пытливый ум которого и высокая разносторонняя образованность позволили ему стать одним из первооткрывателей первого исторического упоминания Калуги в летописи. Он был автором множества печатных работ по краеведению, топонимике, геральдике, а также страстным борцом за правдивое отражение образа Циолковского в литературе и искусстве. Настойчиво и неутомимо исследовал Сергей Иванович жизнь и деятельность основоположника теоретической космонавтики и собрал огромное количество документальных материалов. На такой солидной базе он написал множество эссе и литературно-художественных очерков о Циолковском.

 

Как председатель секции научных работников С. И. Самойлович неоднократно встречался с Циолковским в 1930 — 1935 гг. Сергей Иванович был секретарем юбилейной комиссии по празднованию 75-летия Циолковского, одним из редакторов академического сборника «Константин Циолковский. 1857 — 1932». Он дважды сопровождал ученого в Москву — на юбилейное заседание и церемонию вручения Константину Эдуардовичу ордена Трудового Красного Знамени.

 

Главным итогом многолетних трудов и исканий Сергея Ивановича стала его книга «Гражданин Вселенной», изданная а 1969 году. На фронтипсисе этого первого опыта научно-художественного издания Государственного музея истории космонавтики в Калуге воспроизведено факсимиле письма Ю. А. Гагарина С. И. Самойловичу от 12 декабря 1961 года.

 

Однако в свой первый приезд в Калугу Юрию Алексеевичу так и не довелось посетить мемориальный Дом-музей К. Э. Циолковского. А побывать в нем было его давнишней мечтой. И вот 24 мая 1964 года Гагарин с женой Валентиной Ивановной он специально приезжал в Калугу и почти половину дня провел в Доме-музее ученого.

 

...«6 августа 1961 года в 9 часов по московскому времени в Советском Союзе был произведен запуск на орбиту Земли космического корабля „Восток-2“, пилотируемого гражданином Советского Союза летчиком-космонавтом майором Германом Степановичем Титовым».

 

В редакции газеты «Известия» в Москве состоялась пресс-конференция Космонавта-2 Г. С. Титова. На ней присутствовал журналист из калужской областной газеты «Знамя» В. И. Шапкин.

 

Г. С. Титов сказал тогда: «С высоты сегодняшних достижений наивными и прозаическими кажутся задания, которые давались первопроходцам космоса. Передо мной, например, были поставлены задания — попробовать поесть в космосе, попробовать поспать на орбите».

 

В книге «Голубая моя планета» Г. С. Титов признается: «Мы зачитывались в свободные часы научно-фантастическими повестями и, пожалуй, наибольшее удовольствие получили от книги К. Э. Циолковского „Вне Земли“. Удивительная книга! Константин Эдуардович как никто представлял себе мир, который открывается человеку, поднявшемуся в космос».

 

Орбитальные пилоты

 

В 1961 — 1963 годах в нашей бывшей стране были запущены 6 пилотируемых кораблей «Восток». Вслед за Ю. А. Гагариным отправился в 25-часовой полет, составивший 17 витков вокруг Земли, Герман Степанович Титов.

 

Космонавт-3 Андриан Григорьевич Николаев на корабле «Восток-3» пробыл в космосе почти 4 суток.

 

Одновременно другой корабль — «Восток-4» — пилотировал Павел Романович Попович. Оба космонавта имели между собой устойчивую радиосвязь. Это был первый групповой полет двух космических кораблей.

 

В следующем космическом эксперименте также участвовали 2 корабля: «Восток-5», пилотируемый Валерием Федоровичем Быковским, и «Восток-6» с первой в мире женщиной-космонавтом Валентиной Владимировной Терешковой. 

 

Следующий корабль — «Восход» — вышел в космос уже с 3 космонавтами на борту — командиром корабля Владимиром Михайловичем Комаровым, научным сотрудником Константином Петровичем Феоктистовым и врачом Борисом Борисовичем Егоровым. Этот корабль стал первым многоместным.

 

...Вспомним, как все это было. Первые орбитальные полеты людей, первые их впечатления.

 

Голубой автобус привозил космонавта и его дублера на космодром. Их провожали товарищи по отряду, конструкторы, врачи. И обязательно все вместе они пели по дороге на космодром:

 

Я верю, друзья, караваны ракет

 

Помчат нас вперед от звезды до звезды.

 

На пыльных тропинках далеких планет

 

Останутся наши следы!

 

Прощание с друзьями, рапорт председателю Государственной комиссии — и расставание дублеров. Дублер снимал скафандр, оставаясь на Земле, а космонавт поднимался в кабине лифта к своему кораблю. Последний землянин, с которым он прощался, помогал космонавту забраться в кабину и задраивал за ним люк. Пока проходили все предстартовые операции, космонавт оставался наедине с самим собой. У него было время собраться с мыслями, еще раз подготовить себя к полету. Шла первая, часовая готовность. В этот последний земной час друзья включали в кабину корабля самые любимые песни космонавта.

 

Наконец, старт. Космонавт уже не видел огненного вихря, из которого возносилась его ракета. Но ему было дано пережить, почувствовать и увидеть то, чего не знают люди, кроме нескольких десятков летчиков-космонавтов. Вот что они рассказывали о своих полетах:

 

Ю. А. Гагарин: «При взлете я услышал свист и нарастающий гул, почувствовал, как задрожал корабль, оторвался и начал набирать скорость. Шум и вибрация давали о себе знать».

 

В. В. Терешкова: «Музыка старта начинается в басовом ключе. Глухой гул напоминает отдаленные раскаты грома. Ракета вздрогнула. Гул нарастает, появляются все более высокие, звенящие ноты».

 

Г. С. Титов: «После старта скорость ракеты быстро растет, растут и перегрузки. Летчикам, особенно истребителям, приходится испытывать их в полете. При маневрах самолета кажется, будто кто-то с огромной силой прижимает тебя к сидению. И все же космонавту труднее. Труднее не потому, что перегрузки в полете на космическом корабле более значительные. Они действуют в течение более длительного промежутка времени».

 

В. Ф. Быковский: «Перегрузки меня не удивили. Скажу прямо: хотя они были и не слабые, но полегче, чем на центрифуге... Тяжесть понемногу исчезала, и вдруг разом с моих плеч упала вся многопудовая ноша... Ощущение такое, что тебя будто помяли, а потом мигом расправили, обласкали, освежили живой водой. Во всем теле — приятное облегчение. Самому хочется лететь — как будто крылья появились за плечами».

 

В. В. Терешкова: «Вот отделился головной обтекатель корабля. В глаза больно ударили яркие солнечные лучи. Я прильнула ко „Взору“ и далеко-далеко внизу увидела Землю».

 

Ю. А. Гагарин: «Самым красивым зрелищем был горизонт — крашенная всеми цветами радуги полоса, разделяющая Землю в свете солнечных лучей от черного неба. Была заметна выпуклость, округлость Земли. Казалось, что вся она опоясана ореолом нежно-голубого цвета, который через бирюзовый, синий, фиолетовый переходит к иссиня-черному».

 

К. П. Феоктистов: «Это было настолько увлекательное зрелище, что мы не сразу заставили себя очнуться от восторгов и приступить к работе. Однако каждый из нас отдавал себе отчет в том, что его послали отнюдь не любоваться восхитительными панорамами, а вдумчиво и внимательно исследовать окружающее».

 

Г. С. Титов: "В иллюминатор светит солнце. В кабине светло, празднично, но любоваться некогда — меня уже запрашивает Земля. Начинается работа космонавта... Заданий было много, но с особым волнением я испытывал ручное управление ориентацией корабля.

 

Вначале взялся за ручку управления осторожно, затем энергичнее. Корабль послушно менял ориентацию, плавно переходил из одного положения в другое, и мне казалось, стоит только, как говорят летчики, "взять ручку на себя"— и он понесется к другим планетам. Чувство это ни с чем не сравнимо«.

 

В. В. Терешкова: «После отделения последней ступени переход к невесомости очень плавный, поэтому резких отклонений не было».

 

А. Г. Николаев: «В свободном состоянии, не касаясь корабля ни руками, ни ногами, висишь в кабине. Если дать легким движением закрутку телу — вращаешься, как юла. Если надо передвинуться — чуть оттолкнулся пальцами и поплыл. В отвязанном состоянии я работал, поддерживал связь, принимал пищу, пил воду. Все движения были координированными».

 

П. Р. Попович: «На светлой стороне Земли горизонт более нежный, голубой. Я уверен, что наша родная Земля издали (с Луны, например) будет казаться голубым шаром».

 

В. В. Терешкова: «Менее, чем за час день сменился ночной темнотой. Эта смена произошла мгновенно. Сиял свет, а через секунду наступила тьма».

 

П. Р. Попович: «Корабль входит в тень. Земля принимает сначала светло-синий цвет, а затем все темнее, темнее — и ночь! А солнце еще светит минуты полторы-две и затем скрывается.

 

Темно. Лишь наш вечный спутник Луна озаряет Землю слабым светом. Кстати, где облачности нет, Земля имеет темный цвет и отличается от неба тем, что нет звезд».

 

В. В. Терешкова: «Луны не видела, но Земля, освещенная ее сиянием и покрытая облаками, похожими на серые валуны, виднелась отчетливо».

 

П. Р. Попович: «Нам много раз улыбалась Луна. Нам повезло — было полнолуние, и красавица Луна показала себя во всем блеске. В космосе она выглядит как яркий шар в черной пустоте. Именно шар, а не диск, каким она кажется на Земле... На сверкающей выпуклой поверхности отчетливее, чем с Земли, виднелся рисунок лунного рельефа, напоминающий морозный узор... Свет Луны был сильный. Он освещал все предметы и приборы корабля».

 

Г. С. Титов: «С седьмого по двенадцатый виток полагался сон и отдых. Где-то внизу промелькнула вечерняя Москва. Пожелав спокойной ночи жителям столицы, я поудобнее лег в кресло. Но заснул не сразу. Невесомость продолжала свои шутки. Долго я не мог справиться с руками. Как только начинал дремать, они поднимались и повисали в воздухе. В таком положении спать человеку непривычно, и, чтобы как-нибудь укротить руки, я сунул их под ремни кресла. Уснул. А когда проснулся — руки опять висят в воздухе. Ну и дела!..»

 

В. В. Терешкова: «Мелькнул темно-золотистый кусок пустыни и его тотчас сменили гигантские четырехугольники совхозных полей, зарябили темно-зеленые пятна лесов, как рассыпанная ртуть, замелькали капли озер. Взглянула в другой иллюминатор — там на черном-пречерном бархате неба лежали горсти алмазных, немигающих созвездий».

 

В. Ф. Быковский: «Перед моими глазами была не только Земля. Я смотрел дальше, на созвездия. Они тоже были в сфере моего наблюдения. Далекие миры казались близкими, как только на корабле исчезало Солнце. Крупные, словно горящие костры. Даже не верилось, что они отделены от меня миллиардами километров».

 

П. Р. Попович: «Хорошо наблюдаются континенты. По различным оттенкам, очертаниям можно судить, над каким континентом пролетаешь, где береговая черта. Острова обрамлены таким ореолом, который немного напоминает изумрудный цвет. Все острова видны из космоса хорошо так же, как реки и дороги. Вообще наша планета очень красива. Она голубая, замечательные горизонты открываются, особенно при входе и выходе из тени.

 

Г. С. Титов: «Корабль как бы неспеша изменил направление... Включились тормозные устройства, без стука легли „плававшие“ по кабине киноаппарат, бортовой журнал, карандаш, фотоэкспонометр... От трения о воздух стал нагреваться корпус, вокруг меня клокотало яркое пламя».

 

К. П. Феоктистов: «При входе корабля в атмосферу перед ним возникает слой газа с температурой порядка десяти тысяч градусов. Между тем в кабине температура сохранялась нормальной. Резко увеличились перегрузки. При своем весе в 72 килограмма я определенно ощутил, что вешу в это время более полутонны. Дышать в такие минуты, трудно, разговаривать почти невозможно. Затем перегрузки стали спадать.

 

Корабль завибрировал, словно автомобиль, вылетевший с асфальта на булыжную мостовую».

 

Г. С. Титов: «Я специально не закрыл один из иллюминаторов для того, чтобы можно было наблюдать картину за бортом корабля. Розовое пламя вокруг корабля по мере погружения в атмосферу постепенно сгущается, становится пурпурным, затем багровым. Жаропрочное стекло покрывается желтым налетом, стальная обечайка иллюминатора плавится, и огненные брызги проносятся возле стекол. Захватывающая картина!»

 

В. В. Терешкова: «Почти 16 минут длилось снижение „Востока-6“ с орбиты до той высоты, на которой я катапультировалась. Вот произошел отстрел крышки катапультного люка, а через две секунды автоматически включилась парашютная система».

 

Г. С. Титов: «Скорость аппарата уменьшилась с 28 тысяч км/час до 600–800 км/час... По командам автоматических устройств отстрелился люк кабины и катапульта, подобно тому, как это делается на современных самолетах, вынесла меня в воздушный поток. Раскрылись парашюты, и, осмотревшись, я увидел свою кабину, которая несколько ниже меня приближалась к Земле недалеко от проходившей в этом районе железной дороги».

 

Ю. А. Гагарин: «Восток» спустился в нескольких десятках метров от глубокого оврага, в котором шумели весенние воды. Корабль почернел, обгорел, но именно потому казался мне еще более красивым и родным, чем до полета".