«Ока культуры»

Игра Оки с Угрой (1 февраля 2015)

Подъезжали к Калуге по железной дороге. Уже отстояли десять минут на Воротынском полустанке. Приближались к стальной гордости — мосту над Угрой.

Догадка высоты влекла гимназиста. Высокий, с острыми плечами мальчик старшего возраста выскочил из купе. Добежав до каюты проводника, он азартно стал умолять кряжистого подстарка с пиковыми усами.

— Господин кондуктор, извольте отпереть дверь вагона!.. Страсть как нужно выглянуть! Нестерпимо желаю посмотреть на пояс Богородицы! Я про Угру с высоты, вид с моста. Уже вот-вот проедем по нему!

Проводник, у которого из-под рассупоненного кителя виднелась поднебесная косоворотка с множеством бусин-пуговок, с мудрой печалью смотрел на шестнадцатилетнего подростка в форменной тужурке с казёнными металлическими застёжками.

— Правилами движения категорически запрещается, господин гимназист...

Шура Чижевский потно раскраснелся, с детской капризностью сморщил лицо. Махнул досадливо рукой и рванул из проводникового закута... Рядом была дверь туалетной кабины. Оказалось не занято. В прозрачном кувшине на умывальнике дрожала мелкой рябью поверхность полушария воды... Шура кинулся к окну, приспустил на возможную треть раму. Было достаточно, чтобы просунуть голову. Задевая оттопыренными ушами переплёт, высунулся и стал смотреть с вагонной высоты на откос и полосу отчуждения. На мост ещё не въехали. Впереди состава из широкой, как самовар, трубы локомотива клубилась растушёвка пахучего дыма. Наверное, кочегар поддавал совковой лопатой антрацитного крошева. Вместе с дымом из жерла машины вылетала раскалённая пыль. Малая крупица угля влетела в глаз Шуре.

На рисунке автора текста изображён юный поэт Александр Чижевский. Портрет матери Надежды Александровны Невиандт, умершей через год после рождения сына, был для него источником поэтического вдохновения. Александру матушка рисовалась в образе богини памяти и титаниды Мнемозины.

В купе в середине вагона первого класса визави, по обе стороны приоконного столика, сидели Чижевские: Леонид Васильевич — в военном мундире полковника артиллерии — седоусый, с зеркальной выбритостью щёк и невыспавшимися, в дряблых мешочках глазами и, напоротив, сестра его Ольга Васильевна Лесли-Чижевская — в дорожной модной шляпке с блекло-жёлтой лентой, — свежая, почти без морщин, румяная, с быстрыми янтарными очами... Крёстная мать Шуры стала промокать уголком ароматного платка алый кармашек левого века племянника — и быстро поймала углинку. Шура покраснел от радости, полюбовался всё ещё красивой в пятьдесят лет матушкой, поцеловал её ловкие длинные кисти рук. И потянулся через купейный столик к окну проводить взглядом ажурные стальные устои моста, склёпанные из прокатных профилей. Железнодорожный, один из крупнейших в Европе мост был провешен по облицованным диким камнем устоям неподалёку от места впадения Угры в Оку.

— Угра... игра. Ока... очей. Очей... угрюмых, — азартно бежали где-то в надглазье, в лирическом краю шуриного высоколобия магически влекущие речные названия. — Угрюм... река. Игра... Угры. Игра с Окой!

— Как таинственно и привольно думать, что град Калуга лежит при совпадении речных имён. Доваряжские названия искони великорусских рек,— обратился Шура к крёстной, искренней любительнице искусств и понимательнице поэзии. — Игра Угры с Окой! Это даже планетарно: игра рек. Гений и планета. Игра с Окой!

— Калуга расположена на Среднерусской возвышенности в тридцати верстах от устья Угры, — уточнил отец Шуры, баллистик и специалист военной оптики.

— Названия Оки и Угры финно-угорские, — с педагогической уверенностью прибавила Ольга Васильевна. — Долами этих рек протекали полторы тысячи лет тому назад финно-угорские племена из Сибири на север Европы. Они и оставили названия рек и речные слова: устье, дно, брег.

— Но в долинах Оки и Угры простираются значительнейшие страницы российской истории, — в голосе полковника Чижевского отчетлив был чувствительный трепет. — Стояние русских и татар противу друг друга на берегах угорских — торжество военного духа русского народа и слом мусульманской гордыни хана Ахмата.

...Любимейшее место отдыха горожан — Городской сад был за Присутственными местами и дивными каменностройными арками строениям Духовной семинарии. Троицкий кафедральный собор гордо восставал над зрелыми клёнами и липами по правую руку от входной аркады. В центре сада была музыкальная раковина. Левее, ближе к семинарии, шатром раскинулся деревянный и узорчатый Летний театр.

Догадка высоты опять влекла Шуру вперед по главной аллее. Утолчённая красным кирпичом, она тянулась почти полкилометра и заканчивалась асфальтовой площадкой на высоком берегу. В саду имелись асфальтовая площадка для игр детей, ресторан «Кукушка», построенный в русском стиле. Отсюда открывался высокий вид на три стороны света, на Оку и на много вёрст вдаль. Первыми попадали в поле зрения сёла за рекой — Ромодановское и Покровское.

Со смотровой площадки виднелся плашкоутный мост, пароходная пристань, шоссе, изгибчивой лентой уходящее ввысь, роскошный сосновый бор, прекрасный сад Коншина в Ромоданове. В ясный день вдали в голубой дымке хорошо был виден поезд по Московско-Киевской дороге спешивший с Угры в направлении Тихоновой пустыни. Вместе с догадкой высоты вспомнилась фантазийная игра, захватившая гимназиста Чижевского, когда проезжали высокий мост над стечением вод. «Угрюм... Угра. Угра... Егорий. Игра ...Святого Георгия с Окой».

— А где же Угра, впадающая в Оку? — спросил Шура у квартирмейстера Михаила Георгиевича.

— Сейчас обозначим, Александр Леонидович, — почтительно откликнулся капитан Веснин. — Изволите видеть храм Рождества Богородицы на противоположном берегу в Ромоданове? Так вот прочеркните мыслительный азимут относительно церкви, как раз через звонницу. И получите направление на невидимый отсюда железнодорожный стальной мост через Угру. Один из самых значительных в Европе. Вот там и есть место слияния Угры, называемой в народе Поясом Богородицы, с Окой-матушкой.

— Игра Егория с Окой — задорно воскликнул Шура. Ему нравилось высокое положение смотровой площадки и почти что глобусная ширь видимого заречья... Планетная ширь. Воздухоплавательный, как у Жюля Верна, обзор.

...В Калугу 16-летний Шура Чижевский приехал уже с тетрадкой собственных стихов. Заставая сына за лирическим сочинительством, отец Леонид Васильевич говорил: «Хорошо, конечно, голубчик, что ты сочиняешь стихи, но имей в виду, что стихи без мысли что вода водичка, а новые мысли приходят в голову только образованным людям». Известный калужский краевед А. В. Манакин в книге «Калуга в жизни А. Л. Чижевского» рассказывает о становлении «тинэйджера» Шурика гражданином Оки и патриотом Отечества.

«В августе 1914 года начинается 1 мировая война, отец и его брат Аркадий Васильевич, профессиональные военачальники, а также другие родственники из дворянского сословия уходят на фронт. В поэзию Александра Чижевского вторгается новая тема — тема патриотизма. Стихотворения юноши печатаются в городской газете «Калужский курьер»... В 1915 году в Калужской городской типографии Шимановского был отпечатан сборник стихотворений А. Чижевского в основном лирического содержания. Кто-то из критиков отозвался о них как о слабых, подражательных. Доля правды в этих словах была. Действительно, читая некоторые из них, вспоминаешь то Пушкина, то Лермонтова, то Кольцова. Но написаны-то они прекрасно!»

«В изобразительном искусстве, — рассказывает А.В. Манакин, — считается нормой для студийца копировать картины великих мастеров. В этом копировании познаётся уровень таланта молодых художников. И в том нет ничего зазорного. Юный Чижевский заимствовал только форму великих поэтов, а чувства и мысли-то были его!.. Однако горячий и самолюбивый юноша сжёг остатки тиража своей первой книги!»

...В 1919 году рождается новый сборник его стихов «Тетрадь стихотворений». Доброжелательными отзывами откликнулись на этот сборник В. Брюсов, А. Толстой, М. Волошин, Вяч. Иванов.

«Алексей Николаевич Толстой, — сообщает А. В. Манакин, — великий русский писатель, начинавший как поэт, отмечал: «Никто из современных нам поэтов не передаёт лучше Вас тончайших настроений, вызванных явлениями природы. Со времени Тютчева в этой области большой пробел. Ваши произведения должны заполнить его».

«Тема космоса, — пишет далее калужский краевед, — пронизывает калужские стихотворения Чижевского «Галилей», «О беспредельном этом мире», «Солнце», «На волнах эфира», «Где Солнце прозрачно сияет» и многие другие космические сонеты».

... На рубеже двух исторических эпох (1917—1918) в опубликованном в Калуге трактате «Академия поэзии» Александр Чижевский много и точно размышлял о месте и роли культуры и литературы в жизни российского общества.

«Ужасы последних лет тяготеют над нами, как страшный кошмар. Непроходимые дебри невежества и тьмы заставляют задуматься над грядущим нашей страны. Какие меры надо предпринять? Какие дела совершить?..»

По мнению автора трактата в этом сможет помочь искусство. Не коммерция с бизнесом, а высокая светская культура сможет очистить народ.... Именно поэзия «в состоянии вызвать самые всеобъемлющие и полные значения чувства, воспитать душу человека».

Знаменитый советский поэт Валерий Брюсов похвально отозвался о проекте «Академия поэзии» Александра Чижевского из Калуги, но отметил, что реализовать его в ближайшее время будет невозможно. «Но пройдёт ещё 13 лет, — пишет в своей книге А. В. Манакин, — и в Москве откроется Литературный институт имени А. М. Горького, который будет готовить не только прозаиков, драматургов, критиков, но и поэтов».