«Библиография Поочья»

Влад Числов: «Молоко дают коровы!» (12 сентября 2018)

В первом номере  ежемесячного литературно-художественного и общественно-политического журнала ЦК ВЛКСМ  «Молодая гвардия» за 1980 год -  редколлегия сообщила  о лауреатах Премии МГ  за 1979 год…  Главным редактором журнала в ту пору был Анатолий Иванов, а среди членов  редколлегии значились  столь же популярные у советских читателей  прозаики и поэты – Владимир Солоухин,  Валерий Ганичев, Василий Фёдоров,  Владимир Фирсов,  Борис Олейник,  Вячеслав  Шугаев…  Среди лауреатов  Премии МГ-1979  был назван молодой приокский писатель-космист, член СП СССР,  связист из Калуги Вячеслав Бучарский…   Он был отмечен наградой за повесть о молодых строителях  Богучанской ГЭС на Ангаре «Возвращение «Ласточки», которую напечатали в третьем номере «Молодой гвардии» в 1979 году.

Молодая гвардия №7 (1979), Вячеслав Бучарский, рассказ «Звёздный вечер»

…В ту пору я,  Влад Числов, тоже был связистом АТС-2 в Калуге… Мне  ещё тогда запал,  что называется, в душу  рассказ Вячеслава Бучарского,  коллеги  по кабельному делу,  «Звёздный вечер»,  который опубликовали  в седьмом номере моего любимого комсомольского журнала «Молодая гвардия»  за 1979 год. Финал этого небольшого произведения  художественной литературы – ну прямо точь-в-точь сцена из моей студенческой когда-то жизни!..  Я тоже узнал тогда, что молоко дают коровы!.. 

*  *  *

В коровнике было тепло, пахуче, сумеречно.  Голые лампочки, висевшие на параллельных проводах под потолком,  светили скупо. Стены  и бревенчатые перекрытия  над головой  были чисто выбелены известью, а на доярках  белели халаты.  Коровы стояли в два ряда, разделённые проходом  и  узкой канавкой,  в которой были утоплены цепь и скребки транспортёра. Костистые  ёмкие  телеса  коров  были неподвижны.  Каждая из доярок  сидела  на маленькой скамеечке,  забравшись почти под корову;  из сосков,  похожих на распаренные толстые пальцы,  дзыкали,  прошивая пену  в  ведре,  струи молока…  Женщины  что-то говорили коровам  – ворчливо или добродушно, совсем  по-семейному,  и разговоры у них  выходили долгими,  связными,  хотя коровы  невозмутимо помалкивали,  лишь позванивали цепями,  которыми были привязаны…    Над каждым стойлом  на куске фанеры были записаны мелом  имя, возраст, вес  и какие-то непонятные Сергею цифры.  Имена у коров  были нежно-детские: Зорька, Марта, Звёздочка…

Люба,  которой  Сергей поручил разыскать заведующую фермой, вернулась  вместе с  пожилой женщиной  в  белом халате  и грубых кирзовых сапогах.  Звали заведующую  Марией Фёдоровной.  Она была такого же, как и Люба, малого роста, такая же темноглазая, курносая, шустрая.  До того обе оказались похожи, что Сергей подумал,  уж не мать ли она  Любы.

С  полным ведром молока  подошла смуглолицая,  похожая на казашку,  немолодая доярка.

- Тимофеевна, вон  в те две фляги  сливай, - распорядилась заведующая фермой.  – В одну тридцать,  в другую двадцать. Это  для студентов…  Они каждый вечер теперь будут приезжать.

- Надо тридцать – сделам.  Надо двадцать – опять сделам! Широкоскулое лицо доярки  сияло добродушием.  Откровенно оглядев Сергея  и Любу,  казашка прибавила:  - Пейте,  детки, молоко,  будете здоровы! – И басовито захохотала.

Когда  фляги были наполнены  и Сергей собрался отнести их  к телеге,  снова явилась Мария Федоровна.  Она принесла две пол-литровые банки,  на стенках  которых мелким жемчугом  блестели капли воды…   Подозвала одну из доярок  и распорядилась:

- Анюта, налей-ка  молодым парного!

Рослая, краснощёкая Анюта  наполнила банки и продолжала с любопытством смотреть на гостей.  «Наверное, вправду подумала,  что мы муж и жена», - решил Сергей,  но эта мысль  вовсе не смутила его, так же  как  не смущал откровенный,  но доброжелательный интерес  в глазах колхозницы. Её спокойное  широкое лицо  вызывало ощущение женской состоятельности и  житейской прочности.

Сергей  принял  из рук Анюты  тёплую,  как живое тело,  банку и стал пить…  Молоко  было слегка солоноватым и таким густым,  что обволакивало  рот и горло.  Сергей пил, отрывал губы от банки,  чтобы лучше почувствовать вкус молока,  снова пил.  И опять волнующее чувство смутного припоминания,  узнавания  возникло  в нём.  Это когда же  он,  коренной горожанин,  мог пить такое молоко?..   Но было это, было – всё его существо узнавало и радовалось.

- Ну, гости дорогие, напились? – ласково спросила Мария Фёдоровна.

- Спасибо,  вот так! –  Сергей провёл пальцем по горлу.

- А у нас вчера  Лысуха отелилась…   Хотите на тёлочку посмотреть?

И  повела гостей в конец коровника.  В маленьком,  как детская кровать,  загончике  лежал на  сене чёрный теленок - он поднял продолговатую голову.  Лоб тёлочки был круглым,  как мяч,  но там,  где прорастут со временем  рога,  шерсть курчавилась, как на каракулевой шкурке.  Маленькое белое пятнышко светилось на лбу,  словно  невесть откуда упал солнечный зайчик.

- Ноченька, Ноченька – медовым голосом позвала Мария Фёдоровна.

Тёлочка подобрала под себя складные  палочки-ноги,  попыталась встать. Она сгорбилась, приподнялась – и повалилась на сено.

- Ах ты лапочка!  Ах ты, радость моя! – Люба наклонилась над тёлочкой,  стиснула ладонями  её голову  и поцеловала  прямо  в розовое «зеркальце» - нос.  В выпуклых  чистых глазах Ночки был испуг.  Она слабо мотала головой,  стараясь освободиться.

Сергей протянул  руку  и потрогал  тёплую спину телёнка.  Ощутил твёрдые бугорки  позвонков.

- Отец  у неё совсем чёрный, а мать  палевая, с белым пятном на лбу, - рассказывала Мария Фёдоровна. – Вот и родилась Ночка - чёрная, со звездой.  Ночью я её и принимала…

На решётке лежали  грубые,  в тёмных трещинах  и морщинах  руки заведующей фермой  и рядом с ними -  молодые чистые кисти  Любы  с шиповниковым  маникюром на  пальцах.  А в её остановившихся, расширенных  глазах  была мука зависти.

Не скоро отошли от ясель.  Люба никак не могла оторваться – всё тянулась руками  к юной жизни,  ласкала взглядом,  непроизвольно выпячивала губы  для поцелуя…    И  Сергей  вдруг совершенно отчётливо увидел,  что Люба – это женщина!..   Её резиновые  скрипучие сапоги,  её озорство  и легкомыслие,  её студенчество – всё это было временное.  Значимым, даже  знаковым было то,  что так  неожиданно и явственно выразилось на её простеньком,  с яблочками-скулами лице, - материнская страсть!

Сергею вдруг представилось, как много  жило и соединялось  людей  ради того,  чтобы была на свете  вот эта  девушка  в резиновых, с подвёрнутыми голяшками сапогах.  И в будущем от неё пойдут – непременно должны  пойти - другие,  для  других времён – жизни.

…- И завтра вы вместе приедете? – спросила Мария Фёдоровна.

Люба,  не отрывая взора от  ясель  и тёлочки,  утвердительно кивнула.

Влад Числов, добровольный волонтёр советской литературы.